Расследователь: Предложение крымского премьера - Андрей Константинов

— Нормально, — сказал Родя. — А если совпадение?

— Может быть, и совпадение… Но все равно я думаю, что нужно ехать в Таращу.

***

— Я тоже соскучился, — сказал Обнорский в трубку. «Жучок» в корпусе телефона исправно передавал слова Андрея на ретранслятор, установленный во дворе дома, в багажнике дряхлого «Москвича», а с него — дальше. — Я тоже соскучился. Но, честное слово, совершенно нет времени и… сплошной аврал у нас. Хватай мешки — вокзал отходит.

— Приходи, — ответила Галина, — отдохнешь.

— С тобой навряд ли, — сказал Обнорский.

— Хам!… Обыкновенный питерский хам.

— Девушка, ведите себя прилично. Во-первых, я сделал тебе скрытый комплимент. Во-вторых, мне надо элементарно выспаться. Завтра я сгоняю в Таращу и сразу по возвращению — к тебе.

— Господи! Опять в Таращу? Ну что тебе в этой Тараще — медом намазано, что ли?

— Да есть пара вопросов к эксперту.

— А ты отправь туда Мыколу или этого… полярного волка. Ты же начальник, в конце-то концов.

— У них тоже полно работы, Галка.

— А толку с вашей работы, Андрей?

— Э-э, не скажи, у нас, кажется, есть существенные сдвиги.

— Все сдвиги у Стужи… Теперь уже и ребенку ясно, почему исчез Георгий и кто стоит за его исчезновением.

Андрей выпустил струйку дыма, посмотрел, как он стелется в свете настольной лампы, меняет свои контуры… Точно так же расплывалась, меняла свой смысл история журналиста Горделадзе. Казалось, что разгадка совсем близко.

Вот-вот из массы разрозненных фактов, мнений, случайных и неслучайных событий, сложится некий рисунок. Логичный и композиционно законченный. Но он все никак не складывался…

— Ребенку, — ответил Андрей, — наверное, ясно. А вот мне пока нет. Я бы даже сказал, что совсем не ясно. А Стужа — он, скорее всего, добросовестно заблуждается. Верит в то, во что очень хочет поверить.

— Ах, Обнорский, Обнорский… во сколько ты вернешься из своей Таращи?

— Не знаю. Как только вернусь — позвоню.

— Давай лучше так — ты не звони, а сразу приезжай. Я буду ждать.

***

Из прессы:

«В Киеве разворачивается и с каждым часом набирает силу мощная антипрезидентская кампания. Заявление лидера СПУ Александра Стужи о прямой причастности президента и других высоких должностных лиц к исчезновению журналиста Горделадзе вызвало серьезный кризис во властных структурах. Многие наблюдатели заговорили о грядущей смене власти. Причина перемен, по словам политиков, кроется не в нарушении принципов демократии, законности и свободы слова… Заявление Стужи свидетельствует о намерении очень мощных финансово-политических сил отстранить от должности нынешнего президента».

"Отвечая на вопросы журналистов депутат Рады Александр Стужа сказал: «Я готов в суде доказать, что записи, обнародованные мной, подлинны, и господин Бунчук инициировал действия своих подчиненных в отношении честного журналиста Горделадзе». «С другой стороны, — отметил далее Александр Стужа, — и администрация президента, и сам президент, будучи заинтересованными в том, чтобы опровергнуть мои якобы инсинуации, должны обратиться к международным организациям или конкретным государствам по поводу технической экспертизы записи и, кстати, по поводу экспертизы тела, найденного в Тараще». Лидер Соцпартии отметил также, что никто из высших должностных лиц не сделал официального заявления, что предъявленные записи — фальшивка".

"Западные эксперты не подтверждают подлинность записей Стужи!

По утверждению Александра Стужи, западные специалисты дали заключение о подлинности записанных разговоров. Однако версия голландской журналистки Катрин де Грис из амстердамской Интернет-газеты «De Volkrant» расходится со словами Стужи. По словам журналистки, получив от Стужи несколько недель назад копию кассеты с записью, она отнесла ее в лабораторию. Вывод специалистов, проводивших анализ: качество пленки слишком низкое для того, чтобы делать какие-либо заключения. Голландские эксперты считают, что в помещении, где производилась запись, слишком много посторонних шумов, а микрофон находится далеко от говорящих. В то же время, со слов журналистки, эксперты заявили, что единственная возможность доказать аутентичность кассет — это «субъективный анализ». Это означает, что «если вы дадите послушать кассету многим людям, которым лично знакома речь президента, и они придут к выводу, что слышат речь президента, то следует считать запись подлинной». Катрин де Грис сообщила, что «отдала кассету знакомым украинцам и они согласились, что человек на кассете — президент Бунчук. Особенно принимая во внимание его лексику».

Каширин просидел над распечатками до трех часов ночи. Не осилил даже четверти материала. Работа с листами, сплошь покрытыми столбцами цифр, утомительна, однообразна и требует концентрации внимания. Родион сидел, обложившись бумагами, разносил звонки по абонентам, датам, входящим-исходящим. К трем часам он выкурил почти пачку сигарет и выпил литр кофе. Кухня, где работал Родион, была наполнена сизым дымом, в голове шумело. «Пора заканчивать», — решил Родя.

***

Обнорскому снова — в который раз уже! — приснился Кука со своей бандурой, Андрей проснулся как от толчка. На потолке дрожал слабый отсвет с улицы, за окном кружился снег. Обнорский сел на диване, посмотрел на часы — без двух минут три. «Вот так, — подумал он, — захочешь выспаться в кои-то веки — так хрен выспишься…» Привет от Куки.

Андрей поискал сигареты, не нашел и вспомнил, что забыл их в кухне. Он встал и босиком пошел в кухню. Из коридора увидел, что в кухне горит свет.

— А ты чего не спишь? — спросил он Каширина. Родя посмотрел на Обнорского шальными глазами и сказал:

— Затуле звонили из Таращи.

Андрей опустился на стул, взял со стола пачку «Кэмел».

— Ну и что в этом необычного? Ей действительно звонил эксперт. И даже не один раз.

— Не только эксперт, — возразил Родя.

— Да, не только. Еще ей звонили из прокуратуры, — ответил, вынимая сигарету, Андрей. — Возможно, из тамошней милиции тоже звонили.

Каширин откинулся на спинку стула, посмотрел воспаленными глазами:

— Ты помнишь, когда обнаружили тело?

— Конечно, второго ноября… А третьего выкопали.

— Затуле звонили семнадцатого сентября и первого ноября. На следующий день после исчезновения Георгия и за день до обнаружения тела.

Обнорский замер с неприкуренной сигаретой. Мерцал огонек зажигалки.

В девять утра Заец получил записи разговоров питерской бригады, сделанные с помощью «ушек». Человек, отвечающий за «прослушку», в письменном отчете сообщил, что с «жучка», установленного в гостиной, толковой информации не получили: звук телевизора и вялый обмен репликами Родного и Шустрого… В общем, ничего существенного, да и качество далеко от идеала — телевизор слышно лучше, чем клиентов.

Телефонных разговоров было пять. Один раз Шустрый звонил в Питер.

Звонок был личного характера, полезной информации не содержал. Дважды по киевским номерам звонил Родной. Пять минут трепался с дамочкой по имени Галина, набивался в гости, но она явно не хотела этого… Ссылалась на обстоятельства, отказала. Второй звонок он совершил некоему Антону. Видимо, журналисту…

Договорился о встрече в Интернет-кафе… Тоже ничего существенного.

А вот звонки Араба весьма Зайца заинтересовали. Первый звонок был в Симферополь, некоему Сергею Васильевичу. Судя по всему, этот Сергей Васильевич был как-то причастен к расследованию, и Заец решил, что обязательно нужно пробить этого симферопольского незнакомца… Не он ли заказчик? В разговоре с Сергеем Васильевичем Араб сказал, что в деле есть существенные подвижки.

Второй звонок Араб сделал Галине. И сказал, что едет в Таращу, к эксперту Боротынцеву.

— В Таращу, — повторил вслед за Арабом Заец, — в Таращу. Что ж, это хорошо… Сам в руки идет. Вот в Тараще-то мы и потолкуем по душам, господин Араб.

Константин Заец выкурил сигарету, обдумывая ситуацию, потом сделал несколько звонков…

— Посмотрим, какие у тебя появились «существенные подвижки» и что ты вообще за гусь, — подвел он итог.

Обнорский гнал машину по знакомой уже трассе в Таращу. Летели навстречу заснеженные поля, низко над горизонтом всходило хилое декабрьское солнце. Негромко звучал джаз из магнитолы, посапывал во сне Каширин. Обнорский думал о том, что означают звонки из Таращи любовнице Георгия Горделадзе. Первый звонок еще можно было объяснить — допустим, ночью с шестнадцатого на семнадцатое сентября Горделадзе увезли (или сам уехал) в Таращу. Оттуда он и позвонил, чтобы успокоить Алену или что-то ей передать…

Возможно такое? Возможно… Но первого ноября, когда Георгий был уже месяц-полтора мертв… Кто и зачем звонил Затуле? Кто и зачем? Звонить могли его похитители или убийцы… Но зачем?