Изгнание - Чарльз Паллисер

Миссис Биттлстоун не терпелось рассказать мне свои новости: детектив сержант Уилсон заходил к ней утром:

– Он совершенно очаровательный человек, такой обходительный. Только манера вести разговор у него несколько странная. В какой-то момент мне даже показалось, не подшофе ли он?

– И что же он хотел узнать?

– Боюсь, он был особенно любознателен в отношении вас и того, что он назвал «ночными прогулками»: они ему казались невероятно зловещими. Я заверила сержанта, что в них не было ничего предосудительного. Он спросил, не «докучали» ли вы излишним вниманием дочерям Куэнсов. Я сказала, что, напротив, дело обстояло иначе.

(Вот тебе и сюрприз!)

Я сказал, что, несмотря на всю его приветливость, мистер Уилсон думает, что я автор оскорбительных писем и убийца.

Она ахнула и зажала рот руками.

– Мне надо кое в чем разобраться. Перед тем как я уехал в Кембридж, мисс Витакер-Смит и мистер Давенант Боргойн были близки к тому, чтобы заявить о своей помолвке. Потом помолвка была расстроена. Не можете ли рассказать, что произошло?

Она совершенно покраснела от смущения. Постепенно мне удалось вытянуть из нее историю. Евфимия встретилась с Давенантом Боргойном в доме Мод и вознамерилась увести его у лучшей подруги. В середине октября девушку видели выходящей из его квартиры на Хилл-стрит в десять часов вечера, тогда она рискованно пыталась заставить его жениться на ней, угрожая скандалом. Похоже, что план сработал и он сделал ей предложение.

Старушка замолчала, и мне с большим трудом удалось уговорить ее продолжить.

– Мистер и миссис Витакер-Смит встретились с вашей матушкой и предупредили, что если ваша сестра не отступится, то будет еще более грандиозный скандал.

– Я не понимаю.

– В нем был замешан Персеваль, брат мисс Витакер-Смит.

Плаксивый младший брат Мод. Как только она произнесла эти слова, все встало на свои места. Его уроки пения с моим отцом, участие в кафедральном хоре. Появление там Бартоломео по протекции папы. Все, что я видел и понял в «Дельфине».

Старушка уставилась на меня, не в силах продолжать. Я ей помог:

– Понимаю. Они пригрозили разоблачением моего отца, если сестра не прекратит отношения с мистером Давенантом Боргойном?

Она кивнула, отведя взгляд.

– Но ваша матушка не поверила, что они на такое способны.

– Пренебрегла их угрозой? Спровоцировала на разоблачение отца?

Она слегка кивнула.

Я услышал, как в ушах застучала кровь. Признание мисс Биттлстоун перевернуло все вверх дном. Не выдержав невзгод, свалившихся ей на голову средь ясна неба, моя собственная мать добровольно устроила скандал, уничтоживший отца и погубивший всех нас. И сделала это потому, что хладнокровно решила, будто родители двенадцатилетнего ребенка не захотят подвергнуть его унижению дачей показаний в суде о том безобразии, которое случилось с ним.

В голове возникла фраза из анонимного письма: «вранье этого маленького грязного Пурснифаля». Теперь стала понятна роль Бартоломео. Он сыграл роль сводника, отдав Персеваля во власть моего отца, а потом тянул с него деньги за молчание.

Мама рискнула всем ради того, чтобы Евфимия могла выйти замуж за будущего герцога и миллионера. Что же, герцогство теперь уплыло, но если план увенчается успехом, дочь станет женой богатого человека. Кем бы только она не пожертвовала ради достижения этой цели?

Про диету и кота старушки я не слушал.

Минуты через две я попросил ее продолжить. Она сказала:

– Витакер-Смиты отвели сына к декану, чтобы он все рассказал.

– Папу уволили, – сказал я. – И тогда выяснилось, что он растратил казенные деньги, выплачивая дань шантажисту. Все это привело к сердечному приступу. И затея мамы провалилась, поскольку мистер Давенант Боргойн бросил Евфимию, как только разразился скандал.

Потом мисс Биттлстоун произнесла:

– Есть самая печальная новость за последние две недели. Персеваль на каникулах был дома, и, похоже, в школе ему было очень плохо, над ним жестоко издевались, ведь мальчики узнали, что случилось с ним в Торчестере. В рождественское утро он исчез из дома, и с тех пор его никто не видел.

Какая ужасная история. Возможно, мама слышала об этом в церкви и поэтому сильно расстроилась, когда Бетси сказала, что в тот вечер слышала на болотах плач ребенка.

Я встал и поблагодарил старую леди. Когда я был уже у двери, она остановила меня и с очень расстроенным видом сказала:

– Вот еще что. Слышала кое-что интересное для вас. Это про вашу служанку, про ту, постарше, которая недолго работала у вашей мамы.

– Миссис Ясс?

Она кивнула.

– Уйдя со службы у вашей мамы, она работала в семье недалеко от Саутхемптона. Очень печально, недавно умерла одна из их дочерей. Просто ужасно. – Она колебалась. – Девушка была не замужем. Миссис Ясс была арестована, ее обвинили… обвинили…

Я коснулся ее руки, давая понять, что продолжать не стоит.

У двери я оглянулся, и когда взгляд мой упал на знаменитое кресло с его элегантно изогнутой спинкой и выцветшим, запятнанным сиденьем, я кое-что вспомнил.

– Мисс Биттлстоун, что вы имели в виду, говоря, что моя мама сказала прошлым воскресеньем о том, что я не смогу забрать кресло?

– Мама сказала, что вы не вернетесь из Торчестера до завтрака, потому что пойдете пешком.

Наверное, по моему лицу она поняла, что сказала нечто исключительно важное.

Я был так удивлен, что почти сел в некогда священное кресло, но спустя мгновение сумел произнести:

– Знаю, как вам неприятно его видеть, поэтому заберу злополучный предмет прямо сейчас.

Расстались мы очень тепло, и, уверен, она знала, что больше никогда меня не увидит.

Когда я выходил из дома, полисмен старался спрятаться за деревом неподалеку, и, должно быть, сильно удивился, видя, что я с трудом тащу потрепанное кресло. Я унес его недалеко и забросил в ближайшее болото. Кресло величественно опустилось на поверхность и стало тонуть в грязи, словно невидимые руки потащили его вниз, слегка развернулось и бесследно исчезло.

Я направился на Монумент Хилл и снова залез на дерево. Солнце светило с запада, и мне почти ничего не было видно, кроме голых кирпичных стен и половиц. Диван и ковры оказались плодом моего воспаленного воображения.

Как много я не понимал.

Миссис Ясс. Теперь-то я знал, почему Евфимии надо было так срочно заполучить мужа, для чего предназначались полотенца и тазы, которые я видел, когда неожиданно приехал домой, каким таким откровением угрожала мне мама и которое я побоялся услышать.

Теперь я прошелся по Бэттлфилд. В голову пришла идея бегства. Но если идти на это, то надо сбить Уилсона со следа. Газета мисс Биттлстоун дала мне подсказку.

Проходя по деревне, я зашел в магазин. Миссис Дарнтон сверлила меня глазами из-за прилавка. Я спросил, какие у нее есть газеты.

– Вы отлично знаете, – сказала она и указала на лежавшую рядом пачку «Торчестерского вестника».

– Нет, – сказал я. – Это не то, что мне надо. У вас есть газеты городов к востоку отсюда?

Она подбородком указала на пачку вестников «Рай» и «Ромни». Я взял одну из них и развернул на странице расписаний пароходов, держа газету так, чтобы она могла видеть, куда я смотрю. Там было подтверждение, что «Каледонская Дева» отходит из порта Рай в Гонг-Конг в субботу шестнадцатого.

Миссис Дарнтон посмотрела мне через плечо и злорадно спросила:

– Планируете морское путешествие?

Я обернулся и с самым виноватым и растерянным видом положил газету на место.

– Не хотите ее купить? – спросила она.

– Конечно нет, – сказал я. – Это ужасная газета.

Я вышел из магазина и, удалясь, обернулся. Полисмен зашел в магазин – очевидно, он узнает у миссис Дарнтон про все, что я только что делал и говорил.

* * *

Бедняжка, воображаю, как она в одиночестве прислушивалась к шагам на улице после того, как получила письмо: «Однажды ночью я приду к тебе».

Половина шестого

Войдя в дом, я повстречал в прихожей Бетси и попросил сказать маме, что не голоден и обедать с ними не буду. Она удивленно посмотрела на меня.

Я поднялся сюда.

Теперь мне понятно, что мама держала меня подальше от Торчестера, пока не переехала сюда, не потому, что боялась ранить мои чувства. Она хотела скрыть от меня не злодеяния отца, но свои собственные и моей сестры: попытку заманить в ловушку Давенанта Боргойна самым непристойным способом, а потом избавиться от угроз Витакер-Смитов и в итоге пожертвовать Персевалем.

Все еще размышляю над замечанием мисс Биттлстоун о том, что я не вернусь с бала из Торчестера до полудня. Что я не поеду в дилижансе. Матушка знала, что задумали Евфимия и Лиддиард. И сразу очень многое, чего я не хотел замечать, очень точно разлеглось по полочкам.

Теперь я знаю, когда мама узнала про заговор. Это случилось в ночь накануне бала, когда она сделала слабую попытку предупредить меня – «Уиллоуби желает тебе зла», – а я ее не понял.