Плата за души (Книга 2) - Сергей Гомонов

Опьяненный вседозволенностью Ахмедов всю дорогу глумился над Ромальцевым, подталкивая его автоматом под ребра и в силу своих способностей и эрудиции философствуя на тему бренности бытия. Влад молчал и только однажды усмехнулся.

- Че ржешь, свинья? - тут же вскинулся Зелимхан.

- Плохая примета - так обращаться со своей свободой... ослепленный повязкой, Ромальцев просто смотрел перед собой, не поворачивая головы.

- Поп...и у меня! - совсем по-русски матюгнулся чеченец, но от Влада на какое-то время отстал, словно пытался сообразить, что хотел сказать своей фразой этот придурок: надо же, подставляться неизвестно ради кого! Были бы там у него родственники или кто еще...

"Для меня, увы, не существует течения времени... Сам не знаю, почему об исходе этой ночи я знал раньше, чем о подготовке к ней... Не подскажешь, в чем тут дело, братец Ал? Что нарушилось на нашей с тобой земле, если даже Время взбунтовалось против тебя и меня? Я не знаю ответа. А ты?"...

СПУСТЯ ДВОЕ СУТОК...

(Мужской голос, вещающий из радиоприемника):

- Город со всех сторон блокирован федеральными войсками, а внутри держат оборону дудаевские боевики. Так же, как и во время январского наступления на Грозный, большинство чеченцев вывезли своих женщин и детей в горные следа. В Гудермесе остались только боевики и местные русские, которым просто некуда деться. Во время штурма Грозного российская авиация и артиллерия в первую очередь убивали не боевиков, а мирных женщин и детей. Наши корреспонденты в это время были в Грозном и могут с уверенностью засвидетельствовать: на одного убитого боевика приходилось не менее десяти мирных жителей, причем большинство из них были русские. Не приходится сомневаться, что на днях аналогичная бойня повторится и в Гудермесе...

Зоя вошла в гримерную и, услышав это, быстро поймала другую волну.

- Катя! - крикнула она парикмахерше. - Не трогай больше мои вещи!

- Да я только послушать новости хотела! - ответила та из умывалки.

- Я не хочу слушать ничего такого на работе!

- Хорошо, больше не буду!

- Вот то-то!

А из динамиков уже звучала ни к чему не обязывающая "Но только не говори мне, что любишь меня!", исполняемая сладеньким голоском эстрадной певицы...

***********************************************************************************

Раннее утро. В городе уже прекратили стрелять, угомонились, но на это никто не обратил внимания: стрельба была непременным атрибутом здешней жизни.

Любовь Игоревна и Танька спали. Не может человек не спать. Так уж от устроен.

Запертые на окнах тяжелые старинные ставни, забаррикадированная тумбой дверь - техминимум по обеспечению чувства хоть какой-то безопасности. Это, конечно, не спасет, если кто-то настойчиво решит взять дом штурмом.

В комнатах было очень холодно, и женщины спали в обнимку, полностью одетыми.

Стрелка часов достигла цифры "двенадцать": они отставали минуты на три-четыре и показывали пять часов утра.

В двери громко постучали. Стук разбудил и, конечно, вызвал панический ужас. Уже давно у Комаровых любой подобный звук вызывал животный страх - даже если это были соседи. Но сейчас... о каких соседях может идти речь?!

- Может, затаимся и не откроем? - спросила шестнадцатилетняя Танюшка.

- Т-с-с-с-с! - Любовь Игоревна испуганно приложила к губам указательный палец.

Но стучавший знал наверняка, что хозяева дома. Правда, теперь он почти совсем тихо скребся в дверь, словно понимал, что обе женщины проснулись после первого же раза, словно угадывал их страх и хотел показать, что явился не со злыми намерениями.

С замирающей душой мать подошла к двери:

- Кто там? - тихо спросила она.

- Это я, откройте! - послышался столь же тихий голос. Только быстрее!

Любовь Игоревна содрогнулась:

- Танюшка! Это Ромка! Иди, помоги!

Они вдвоем отодвинули тяжелую тумбу, убрали засов и открыли замки. В первый момент Любовь Игоревна не сообразила захлопнуть дверь перед носом непрошеного гостя, оказавшегося совсем не Ромой, и незнакомец скользнул в прихожую.

- Закройте! - теперь его голос, не измененный эхом подъезда, был совершенно другим.

Танька шарахнулась в комнату: молодой человек был очень похож на местного, то есть, на чеченца. Любовь Игоревна затряслась. Гость сам запер дверь и повернулся к ней:

- Постарайтесь выслушать меня, времени мало, - попросил он.

Голос его был успокаивающе-приятным, без всякого намека на акцент. На мать он произвел утешительное воздействие:

- Вы кто? - спросила она.

- Меня зовут Саша, - сообщил парень, входя в комнату, где спряталась Таня. - Я был другом Романа Михайловича Комарова.

- Был?.. - машинально, ничего не соображая, переспросила мать.

Саша опустил глаза:

- Мне жаль, но новости у меня для вас плохие... Рома погиб по дороге в Гудермес...

Танька выскочила из-за шкафа и обняла мать. Тут же у обеих хлынули слезы. Молодой человек подождал, стоя посреди комнаты и не сводя с них глаз, затем подошел к столу.

- Теперь вы должны взять самое необходимое: деньги, документы, теплые вещи. Только не спешите, иначе что-нибудь забудете, а у нас уже совсем не остается времени.

Те бессмысленно забегали по комнатам. Насмотревшись на них, Саша нетерпеливо усадил Любовь Игоревну на стул и поймал Танюшку:

- Таня, покажи, где и что у вас лежит и во что это все можно собрать. Я должен вывезти вас в Бахчисарай...

Убитые страшным сообщением, женщины уже и не думали о том, что незнакомец может готовить им ловушку. То есть, конечно, мысль такая у них была, но им было уже все равно. Только бы скорее все закончилось...

Пока Саша собирал вещи в четыре руки с Танькой, Любовь Игоревна еле слышно спросила:

- Как это с ним случилось?

Он остановился и оглянулся, словно для того, чтобы оценить, как все это сказать. Неизвестно, к какому выводу он пришел, но ответ был таким:

- В конце лета он собирался приехать за вами. Его похитили и держали в доме одного из боевиков... - на секунду этот высокий синеглазый брюнет вдруг стал похож на коренастого, всегда чуть полноватого светловолосого Романа: говорил, как он, держался, как он, и даже слегка картавил, как Рома; да и во внешности мелькнуло разительное сходство с погибшим сыном и братом. - Затем... я узнал, что его расстреляли... Может быть, - Саша снова стал прежним, - может быть, за него некому было заплатить выкуп...

- А вы? - прошептала мать. В другое время она не сказала бы этого: такие слова звучали, как обвинение. Но сейчас вырвалось. Невольно.

- Я не знал. Теперь поздно об этом говорить.

Любовь Игоревна вздохнула. Он прав. Даже если бы и знал что бы это изменило?

Саша взглянул сначала на настенные, потом на свои часы и подхватил с грехом пополам собранную сумку:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});