Человек войны - Андрей Негривода

...С этого дня, который неизвестно почему стал натуральным пинком под зад, Андрей начал готовиться... Готовиться к возвращению... в Одессу...

Он узнавал кучу всяческих деталей и нюансов. Пытался преодолеть массу разнообразнейших препон. Но упорно, как это было всегда, когда он ставил себе задачу, двигался к цели.

В этой странной борьбе с законодательской казуистикой весна пробежала мимо него незаметно. А к лету у Андрея на руках уже были билеты в Одессу. Туда и обратно. Всего-то на две недельки, с 6 по 21 июля, за которые он должен был успеть очень много. Невероятно много!..

То, что задумал Андрей, осуществить было очень сложно, но... возможно! И именно на это он и рассчитывал!.. Он не хотел «вычеркивать для себя на карте» Израиль – здесь были его дети, Машенька и Максим. Он хотел иметь возможность приехать и повидаться с ними в любое время, но вернуться и жить дальше в Одессе. А для этого...

Для этого всего ничего... Получить разрешение консула на въезд в Украину, а потом за неделю восстановить все документы и получить, уже официально, разрешение на выезд на ПМЖ, чтобы потом, по возвращении, встать наконец-то на этот долбаный консульский учет... Ни фига себе задачка на две недели, когда люди годами ждали разрешения на выезд! Но он не унывал! Он знал, что все получится! Потому что иначе и быть не могло!..

4 июня 2004 г. Израиль

«...С днем рождения, Медведь!..»

...Андрей, как и год назад, стоял у телефона-автомата и прижимал к своему нетерпеливому уху трубку.

...Отгудели энное количество раз телефонные гудки, и трубка отозвалась голосом Медведя:

– У аппарата!

– Гамарджеба, бидже! Гамарджеба, генацвале! – был произнесен старый «пароль».

– А-а-ха-а!!! Гамарджеба, батоно! Гамарджеба, командир! Как дела?

– Норма! Вот, решил, сам не знаю почему, поздравить с днем рождения одного пенсионера, который Медведь!

– Спасибо, Андрюха!

– И сколько же тебе в этот раз «отвесило»? Совсем что-то с памятью дружить перестал.

– Ага! Перестал он! Кому другому расскажи!

– Так сколько? Двадцать три, тридцать три?

– Сорок три, капитан. Старею.

– Бывший капитан.

– Бывших офицеров не бывает!

– Пацаны?

– Все здесь! Тебя слушают!

– Здорово, командир! – «взорвалась» в руках Филина трубка такими знакомыми и родными голосами. – Как там у тебя дела? Когда вернешься? Когда водку вместе пить будем?

– А моя «пайка»?..

– За то не беспокойся – всегда готова!

– Скоро, скоро, пацаны! Уже совсем скоро – через месяц!

– Ур-ра-а! – Телефонный автомат, из которого говорил Андрей, заметно дребезжал от этого ора. – Неужели насовсем вернешься?

– Пока на две недели приезжаю, а там... Жизнь покажет... У меня здесь двое детей, сами знаете.

– Как, кстати, твой Максим? – спросил, радовавшийся, как ребенок, Медведь. – Взрослый уже? Сколько ему сейчас?

– Полтора года. Смешной. А еще сильный, наглый и упрямый.

– Весь в папу!

– Наверное.

– Ну, так че, пить будешь, ком?

– К Нашему тосту успел?

– Только-только налили...

– Хорошо...

– Сколько тебе дать времени за пузырем сбегать? Небось, как в прошлый раз, не готов.

Филин «с треском» отвинтил пробку проверенной «Немировской с перцем» и налил в пластиковый стаканчик:

– Нисколько – я на одни и те же грабли не наступаю. Или забыл меня уже?

– Во! Это я понимаю! Ну что, готов?

– Готов! Кто скажет?

– Ты и скажешь, Андрюха! – прогудел издалека голос Бандеры.

– Ну, тогда... Пьем Нашу, третью – за тех, кто уже не с нами... За наших братьев, за Тюленя, за Змея, за Джина, за Задиру, за спецотряд «Сова» ... За всех павших воинов... За тех, кого мы знали и не знали! И... земля им пухом!

Андрей по старой традиции пролил треть стакана на землю, а остальное содержимое опрокинул в рот.

– Наливаем четвертый тост?

– Уже готово!

– Быстро!.. «Разводящий» небось опять Док?

– Так точно!

– Тогда понятно... Ну что? Подняли?

– Подняли!

– За них, за нас – за весь спецназ!.. – произнес, как молитву, Филин.

– И за?.. – услышал он голос Индейца.

– ...И за косоглазие противника! – закончил говорить старый тост Андрей.

– Пошла, родимая!.. – произнес Медведь.

– Миша! – обратился Филин к Доку, зная, что тот его слышит.

– Я, командир!

– Налей-ка еще одну...

– Частишь!

– Это приказ! – пошутил Андрей.

– Есть!.. Готово!

– Я хочу выпить за именинника, пацаны! За тебя, Игорек! Будь здоров, стареющий «старый» прапорщик запаса! Будь здоров и счастлив, Игорек! И своих сыновей воспитай такими же мужчинами, как ты! Чтобы было кому продолжить твое нелегкое ратное дело. Будь здоров, дорогой ты мой Медведь! И спасибо богу, что ты есть!.. И мы еще споем с тобой, дорогой ты мой братишка, нашу! Поверь мне дорогой мой человечище! Очень скоро споем!.. А пока... Помнишь ту, нашу?

– Которую в последний раз всей группой в Карабахе под Шушой пели?

– Ее!

– Конечно, командир!

– Тогда поехали?

И Андрей тихо запел:

Любо, братцы, любо! Любо, братцы, жить!..

12 июня 2004 г. Израиль...

00.40 ночи...

Самым удивительным было то, что при всех своих заботах Андрей не прекращал писать свои книги. И он уже был готов отвезти в Одессу вторую, которую «мучил» целый год, но все же сумел закончить за месяц до отъезда. Но... теперь это стало его «наркотиком». Он просто уже не мог остановиться! Ему хотелось рассказать о стольком и стольких, что дай бы бог хватило жизни...

И Филин начал писать дальше.

Писать о скитаниях одинокого воина...

...12 июня, ночь...

...«Как же все это начиналось?» – Андрей опять был наедине со своими мыслями.

Его суровое лицо было освещено голубоватым светом компьютерного монитора. Это свечение было единственным в этой, такой большой и такой чужой ему квартире – его полуторагодовалый сын, его Максимка, уже давным-давно смотрел свои цветные, детские сны, смешно сопя в нос и чмокая губами. А «мадамы», как про себя называл их Андрей, в кругу своих очередных гостей допивали, судя по воплям, вторую бутылку «белой», закрывшись от него в «маминых апартаментах» и отгородившись стеной отчуждения. Так продолжалось вот уже четвертый месяц.

Андрей опять был один.

Одинокий «пес войны».

Обретший наконец-то такого долгожданного сына. И «семью» ...

Опять один на один со своими мыслями и воспоминаниями.

«Терпи, солдат! Уже совсем немного осталось. Сам же ведь учил других – солдат сначала бежит, сколько может, а потом – сколько нужно!.. Так что... терпеть! Еще немного. Уже и билет на руках, и все проблемы с документами решил. Еще три недели и все. А все ли?.. 6 июля твой самолет взлетит, унося постаревшего Филина, тебя то бишь, в Одессу. Девять лет. ДЕВЯТЬ!!! Как отсидел по 102-й за то „мочилово“ в 95-м. Одесса! Одесса!!! Домой... Дай-то бог... Чтобы все наконец-то так и случилось. Девять лет! Тебе, Филин, уже почти 37, ну немного поменьше – 36 с половиной. А сколько всего было за эти годы!.. Мама дорогая! Сколько всего произошло! Знать бы тогда, у трапа „Шостаковича“!.. Унижения, работа, как у раба... Та стройка, на которой ты разбился, упав в шахту лифта с 12 метров... на бетон... Спасибо „Витязю“ – выжил. Летел спиной, а „приземлился“ на „четыре точки“, как кот вывернулся в полете. Только морду на бетоне „оставил“ да колено, то, которое еще в Афгане осколком пометили, разбил. В кашу... Операции... 3 месяца в коляске... Инвалидность... Но!.. Встал же! Потом заводы... Работа на пределе... Развод с Аней... Спасибо тебе, господи, что отвел тогда мою руку от нее и двоих ее „друзей“, когда застал их в своем доме... И... Легион... „French Foreign Legion“, или, если по-французски, „Legion Etrangere“ ... И опять служба. Только теперь... Для кого и за что? А чем было еще заняться?! Только теперь... Братство „Диких Гусей“ ... Soldiers of fortune... А какие неожиданные встречи случались! В джунглях Латинской Америки, Африки, в заоблачной выси Гималаев – вспомнить, и то жутко!.. Некогда огромная, сильнейшая держава обнищала в миг, да и выбросила за ненадобностью из своей армии „постаревших“ ее „ветеранов“ под видом сокращения ВС. Да только не подумали „Большие Лампасники“ о том, что этим, тридцатилетним по большей части или немногим более того, мужикам податься-то и некуда! Именно они, рожденные с 62-го по 68-й, надевшие офицерские погоны, и были теми „ремесленниками“ войны, которые не успели получить два просвета на погоны[53] и потому „откушали“ вместе со своими солдатиками все, что предложила им „откушать“ родина в смутное время перестройки. А потом... Потом, не сказав спасибо, отправила на нищенскую пенсию – младший офицерский состав. И не учла того, что они, профессионалы войны, более как стрелять, толком-то и не умеют больше делать ничего. Тарас породил своего сына, а убить не сумел – перестроился, демократизировался. И пошли его сыны, обиженные невниманием и презрением, по миру счастье искать да опыт свой бесценный предлагать. И нашли свое место. „Солдаты удачи“ ... И Филин не стал исключением, чего скрывать-то... И опять с „оптикой“ ... Дай-то бог, чтобы все наконец-то закончилось! Пусть так и случится! Господь – велик! Он не оставит меня. Молю тебя, господи, на тебя уповаю, на милость твою и благодать!..»