Мозаика судеб - Барбара Виктор

Ник отодвинул тарелку в сторону и взял ее руку.

– Неужели ты не можешь заниматься этим же в Нью-Йорке? – Вероятно, – настороженно ответила она. – Но почему?

– Я не могу снабдить тебя ответом, Габи, – просто сказал он. – Некоторые вещи ты сама должна решить для себя.

Но Габриэлу опять охватили сомнения, и она ничего не смогла из себя выдавить, кроме жалких слов.

– Из меня не получилось хорошей жены и нормальной матери, – призналась она и, как бы останавливая слова протеста, готовые вырваться у него, приложила пальцы к его губам. – Я вышла замуж за Пита потому, что надеялась, что он заберет меня из этого итальянского мирка; потому, что он кончил колледж, а я нет, потому, что пошел учиться дальше в юридическую школу и собирался стать профессионалом. Потому, что я не хотела остаться в итоге на той же точке, с которой начала.

– Ты зря укоряешь себя, женятся часто и по более дурацким поводам.

– Я любила его, – защищалась она, как будто Ник в чем-то упрекал ее.

– Ты только выигрываешь от этого в моих глазах, Габи.

– И нельзя винить только его, – продолжила Габриэла, – что я стала другой, когда вышла за него, а где-то с середины нашей совместной жизни я изменилась настолько, что он просто не знал, как со мною справиться. Я преклонялась перед ним, была покорной и благодарной, потому что выбрала его. Моя жизнь остановилась в тринадцать лет, когда с мамой случился удар. И когда появился Пит, у меня родилась надежда, что для меня в жизни еще не все потеряно.

– А что же твой отец?

– Бедный папа, он бродил в тумане много лет. Он никак не мог поверить в то, что случилось с мамой и вообще происходит с семьей. Он до сих пор во всем винит себя. Поэтому, когда Пит вошел в мою жизнь, отцу показалось, что это его заслуга и что он наконец сделал хоть что-то полезное. И вот наступила другая жизнь… Мне оставалось смотреть телевизор, когда супруг пропадал на работе, читать журналы, купленные в супермаркете, и испытывать новые кулинарные рецепты, вырезанные из этих журналов, на Дине. Я же чувствовала, что способна на большее, что я могу принимать решения, и не только насчет того, какие фильмы смотреть по субботам.

Она посмотрела на него, прежде чем продолжить свою спонтанную исповедь.

– Мне было так странно вдруг обнаружить, что я личность, с собственными мнениями и чувствами. Я готова была примириться со всем, кроме того, что разрушило нашу семейную жизнь. Его увлечение женщинами – иногда неделю или месяц, иногда – полчаса, не более.

– Ты бы все равно стала другой – изменял бы тебе Пит или хранил бы верность, – задумчиво сказал Ник. – Ты бы не была счастлива в бездействии.

– Может быть, но я зашла слишком далеко. Пит был против того, чтобы я поступила на работу и наняла кого-то заботиться о доме, а уж тем более чтобы я завела любовника. Он имел право рассчитывать на то, что я безропотно обещала ему при совершении брачного обряда, но сам не собирался выполнять клятв с первого дня женитьбы.

– Знаешь, Габи, мне кажется, ты и на любовника не очень-то обращала внимание. Он нужен был тебе как идея, как символ, а кто он сам по себе – дело второстепенное.

– Конечно, ты прав. Мне просто надо было доказать самой себе, что я тоже способна на измену. Я совершала столько поступков вопреки здравому смыслу, даже собиралась забеременеть от любовника.

– Зачем тебе это было нужно? – спросил Ник.

– Наверное, чтобы заполнить пустоту, которая образовалась во мне.

– Что же такого ужасного в желании иметь ребенка?

– Что ужасного? – откликнулась она с безнадежностью, желая наконец объяснить то, что мучило ее эти годы. – Это страшный грех – пытаться с помощью ребенка заполнить пустоту в своем существовании. Стремление женщины к материнству – это закон природы.

– Кто это сказал?

– Это общеизвестно.

– А почему мужчина тоже хочет ребенка?

Она очень серьезно отнеслась к его вопросу и смолкла, подбирая нужные слова.

– Мужчины хотят повторить себя, обессмертить, хотя вряд ли просчитывают последствия. Но все-таки женщины больше отвечают за своих детей, чем отцы.

– Для независимой женщины ты придерживаешься старомодных взглядов, – мягко улыбнулся он. – Но Дину ты любишь по-настоящему?

Ее лицо исказила гримаса страха.

– Не знаю, – ответила Габриэла. – Мне кажется, что люблю, хотя кто может знать, что такое материнская любовь.

– Я думаю, что тебе пора перестать пережевывать эту жвачку и мучить себя понапрасну. Я не понимаю, в чем ты себя упрекаешь.

– В чем? – словно эхо повторила она, только шепотом. – Но почему я? – Она легко коснулась его рук. – Неужели ты не мог найти кого-нибудь получше? – повторила она. – Кого-нибудь без подобного багажа?

– Получше? И без багажа? – переспросил он, высвобождая руки. – Нет, лучше не было.

– Но ведь у тебя кто-нибудь сейчас есть? – спросила она робко.

– Есть, вернее, была. Пока я не отправился на похороны Пита и встретил там тебя.

Его признание было тем кусочком льда, который остудил жар, бушующий в Габриэле, и позволил привести в порядок свои чувства.

– И ты любил ее? – спросила она, пытаясь узнать хоть что-нибудь о своей невидимой сопернице, но тут же инстинкт подсказал ей, что настаивать на этом опасно.

– У меня были проблемы до встречи с тобой.

– Теперь мне стало гораздо спокойнее, – сказала Габриэла с облегчением. – Тогда и я не чувствую себя такой порочной. А ты мог бы, клянясь, что любишь меня, встречаться с кем-то еще?

– А тебе было бы от этого легче?

У Габриэлы на глаза навернулись слезы, и она даже не стала вытирать их.

– Да, – солгала она.

Подали десерт. Этот разговор разбередил все ее душевные раны. Уже было полдесятого, и в нью-йоркских ресторанах заканчивалось обеденное время, зал наполовину опустел.

– Может, мы все-таки придем к какому-нибудь соглашению? – Ник осмелился нарушить тишину, ставшую невыносимой. Но она уже пришла к решению и взяла дальнейшую инициативу на себя.

– Если Дина согласится, я бы хотела отвезти ее на побережье, чтобы она окончательно поправилась, потом в зависимости от ее решения я отвезу ее в колледж, чтобы она закончила учебный год, или возьму с собой в Париж.

Ей самой ее рассуждения казались логичными, хотя и чуть-чуть пространными.

Ник слушал ее молча и, казалось, со всем соглашался.

– Но это только мои предположения, – спохватилась Габриэла. – Дина может отказаться поехать со мной даже на побережье.

Ник без стеснения придвинулся к ней, потому что зал ресторана уже опустел, и крепко сжал ладонями ее лицо.

– Послушай, малышка, я купил твою историю целиком – с замужеством, с ребенком, с любовником… Ты была негодной женой, скверной матерью и, наверное, ужасной дочерью, и только Господь Бог знает, кем еще. Я во все это поверил, и меня твои эти страшные штучки из прошлого не пугают. Главное, чтобы ты от меня не бегала, а уж я от тебя никуда не убегу. Я сам выбрал свой жребий. Мне не нужна никакая другая женщина, кроме тебя.