Н. Г. Чернышевский. Книга вторая - Георгий Плеханов

Вопрос о народонаселении рассматривается в "Капитале", по-видимому, совершенно мимоходом, в нескольких словах. Современным немецким ученым, которые оценивают достоинство научной мысли по количеству томов, потребовавшихся для ее изложения, кажется даже, что Маркс недостаточно серьезно откосится к этому вопросу. А между тем, что собственно говорит о нем Маркс в "Капитале"? Он говорит, во-первых, что абстрактные законы населения существуют только для животных и растений, да и то лишь до тех пор, пока законы эти не видоизменяются деятельностью человека. Ланге замечает по этому поводу в своей известной книге "Рабочий вопрос", что законы размножения животных и растений тоже не абстрактны, потому что они видоизменяются сообразно более или менее благоприятным для размножения физическим условиям. Но очевидно, что он плохо схватывает мысль Маркса. По Марксу, законы размножения животных и растений "абстрактны" в том смысле, что они зависят только от "естественных условий". Стало быть, возражая автору "Капитала", Ланге лишь подтверждает его мысль. Далее Маркс говорит, что для каждого исторического способа производства существует свой особый закон народонаселения, действие которого ограничивается данной исторической эпохой. Эта мысль, во-первых, совершенно согласна с теми выводами, к которым пришла экономическая наука в эпоху, предшествующую появлению сикофантов вроде Тоунзэнда и Мальтуса. А во-вторых, она блистательно подтверждается современными статистическими исследованиями о народонаселении [200]. Кроме того, Маркс устанавливает свойственный капиталистическому обществу закон населения, который может быть выражен так: развитие производительных сил ведет к образованию и возрастанию относительно излишнего (т. е. не имеющего заработка) населения, запасной армии рабочих, как назвал это население Энгельс еще в сороковых годах. Верен или не верен действительности этот закон? Статистика показывает, что верен. Из истории же политической экономии видно, что уже экономисты XVIII века высказывали более или менее счастливые догадки относительно его существования (просим читателя вспомнить взгляды Стюарта и Герреншванда). Да и не одни экономисты высказывали подобные догадки. Величайший из философов-идеалистов XIX столетия, Гегель, прямо говорит, что в цивилизованных обществах развитие богатства идет рука об руку с развитием бедности [201]. Значит, Маркс не сказал ничего такого, что можно было бы назвать парадоксальным. Значит, он и в этом отношении остается верен лучшим традициям экономической науки. Он лишь дал научное выражение и доказательство тому, о чем догадывались его предшественники. Но если это так, то почему же взгляд его на вопрос о народонаселении вызвал столько недоразумений среди современных экономистов, начиная с более или менее беспристрастного Ланге и кончая очень пристрастным г. Зэтбеером? Потому, что в нем заключается слишком резкое осуждение существующего экономического порядка, а подобное осуждение не может нравиться сторонникам этого порядка и кажется слишком рискованным людям, не совсем еще разубедившимся в его прелестях.

Ввиду всего сказанного, как же можно выразить законы народонаселения в будущем обществе? Пока еще никак. Мы не можем найти закон народонаселения, свойственный еще несуществующему обществу. Всякие попытки сделать это были бы преждевременными, а потому утопическими, не научными. Это мы можем и должны сказать с полной уверенностью. А если на этом основании нам вздумают грозить перенаселением, которое, по мнению мальтусианцев, неизбежно в обществе, не знающем разделения на классы, мы ответим, что, во-первых, уже современное состояние производительных сил чрезвычайно далеко отодвигает для цивилизованных стран физический предел размножения, а во-вторых, если человечеству и придется когда-нибудь бороться с перенаселением, — что крайне мало вероятно, — то ему гораздо удобнее будет бороться с ним, имея дело с рационально организованным производством и всесторонне развитыми производителями, чем при ныне существующем общественном устройстве, основанном на угнетении рабочей массы и на господстве продукта над производителем [202].

V.

В своих "Основах политической экономии" Мальтус удачнее объясняет нам истинный смысл своего закона. "Если бы простая нужда или желание рабочих классов приобрести вещи, необходимые и полезные для жизни, были достаточным побуждением для производства, — говорит он там, — ни одна страна в Европе, или даже во всем свете, не встретила бы других препятствий для роста богатства, кроме своих производительных сил; и уже с давних пор земля кормила бы в 10 раз больше жителей, чем кормит теперь". Но иное дело "нужда" рабочих классов, иное дело так называемый в экономии действительный спрос, а в нем-то и вся сила. "Человек, ничего не имеющий, кроме своего труда (Мальтус хочет сказать — своей рабочей силы), является представителем спроса на продукты лишь постольку, поскольку обладатели этих продуктов нуждаются в его труде (т. е. в его рабочей силе). Спрос же на производительный труд никогда не может иметь места, если стоимость продукта этого труда не будет больше стоимости самого труда (опять-таки рабочей силы)" [203]. Это очень ясно и совершенно справедливо: рабочая сила покупается единственно в видах производства прибавочной стоимости, но это верное замечание придает совсем новый вид закону народонаселения; теперь он гласит уже так: совершенно независимо от своих производительных сил, страна оказывается перенаселенной всякий раз, когда работников в ней больше, чем их нужно господам капиталистам. Работникам, лишенным счастья производить прибавочную стоимость, остается лишь умереть с голоду. Таков "закон природы или, что то же, божий закон". Этот новый "закон" решительно ниспровергает все пресловутое учение Мальтуса о народонаселении. Очень хорошо; примем это к сведению и пойдем дальше. В своем "Опыте" Мальтус советовал рабочим размножаться как можно меньше. Он говорил так, желая свалить с имущих классов ответственность за бедствия пролетариата и по возможности облегчить им тяжесть налога для бедных. В "Основах политической экономии" он взглянул на дело с другой стороны. Он вспомнил, что как там ни рассуждай, а работник есть единственный производитель прибавочной стоимости; и вот он замечает, что, если бы рабочий класс размножался слишком медленно, то это могло бы разорить страну, занимающуюся исключительно торговлей и мануфактурной промышленностью [204]. Это опять совершенно справедливая мысль; ее тоже нужно принять к сведению. Но, к сожалению, она тоже ниспровергает то, что известно под именем Мальтусова учения. Теперь его приходится формулировать уже таким образом: совершенно независимо от состояния своих производительных сил, страна оказывается перенаселенной всякий раз, когда работников в ней больше, чем их требуется для производства прибавочной стоимости. Это очень неудобно и в экономическом, и в политическом отношениях: имущим классам приходится платить неприятный налог в пользу бедных, а неимущие могут обнаружить опасную склонность к учениям "сторонников равенства". И, наоборот, страна оказывается недостаточно населенной всякий раз, когда работников в ней меньше, чем их нужно господам капиталистам. Такое положение дел может привести ее к разорению. Нормальный прирост населения есть тот, который определяется потребностями капитала в рабочей силе. Работники должны иметь это в виду. Если, рождая детей, они не сумеют определить, сколько именно рук понадобится капиталу к тому времени, когда их дети достигнут рабочего возраста, то тем хуже для них. Излишние руки должны будут погибнуть жертвой нищеты; в том же случае, когда рук окажется слишком мало, страна разорится, а от этого опять уменьшится спрос на рабочую силу. Таков "закон природы или, что то же, божий закон".

Мальтус хотел опровергнуть "сторонников равенства" и показать невыгоды общности имуществ. До какой степени могли быть сильны возражения этого человека против коммунизма, можно судить уже по одному тому, что он никогда не в состоянии был выйти из сферы буржуазных экономических понятий. Он пресерьезно говорит об уровне прибыли у дикарей. Он знает, что, напр., в Перу был коммунистический строй. Но этот строй он называет "странным", и этим эпитетом отделывается от дальнейшей его оценки. Подобной узкостью взглядов страдали, как мы знаем, даже лучшие экономисты того времени, но ни у кого не доходила она до таких "странных", можно сказать, комических размеров, как у автора "Опыта о законе народонаселения". Чтобы убедиться в том, достаточно припомнить хотя бы то, как определял он производительное потребление {"Работник, несомненно, потребляет часть своей заработной платы в видах поддержания своего существования, а не как капитал с целью производства (Мальтус хочет сказать: с целью выжимания из другого прибавочной стоимости). Он — производительный потребитель по отношению к лицу, которое дает ему работу, и по отношению к государству, но, строго говоря, не по отношению к самому себе" ("Definitions", стр. 258–259).