Его новенькая - Наталья Семенова

своим чемоданом.

В аэропорт Лос-Анджелеса мы приезжаем около восьми утра.

Я ищу глазами машину Никлауса на парковке, надеясь, что он приехал сюда раньше нас, но не вижу её. Запрещаю себе беспокоиться, потому что мы договорились встретиться у стойки регистрации, и позволяю сестре обнять себя одной рукой за плечи, чтобы отвести в здание аэропорта.

– Парковка огромная, Анют, или он выехал позже нас, – успокаивающе шепчет мне на ухо Вика.

Я согласно киваю – мы с Никлаусом сами захотели провести ночь в доме на пляже вместо того, чтобы заранее съездить за его паспортом и вещами.

Автоматические двери разъезжаются в стороны перед нами, и сестра зачем-то аккуратно пихает меня вперёд. Я хочу вопросительно обернуться к ней, но слышу чей-то визг, а затем на меня набрасываются две пары рук.

– Думала улизнёшь от нас, как следует, не попрощавшись? – смеётся мне в ухо Лу Келли.

– Я не знала, что она собирается визжать на весь аэропорт, – саркастично замечает Бэлл у другого уха.

– Вы сумасшедшие! – не верю я своим глазам. – Встать в такую рань, чтобы проводить меня!

– Вообще-то, мы рассчитывали на встречу ещё вчера, – отстраняясь, хмыкает Лу. – Но кое-кого не оказалось дома.

– И я сказала им во сколько мы будем в аэропорту, – снова обнимает меня сестра.

– Спасибо, – с чувством выдыхаю я. – Вам всем.

– Идём к стойке регистрации? – перехватив ручку моего чемодана в другую руку спрашивает догнавший нас Роберт.

Мы все дружно киваем и отправляемся вслед за ним.

Никлауса там тоже нет.

Я регистрирую свой электронный билет, и мы всей нашей дружной компанией размещаемся на сидениях не далеко от стойки. Девочки не дают мне беспокоиться больше разумного, отвлекая меня от отсутствия Никлауса разговорами. Через полчаса Роберт решает, что стоит позвонить сыну, и я с разрастающейся тревогой в груди даю ему телефон Ника, который тот попросил меня взять из его комнаты, потому что вчера оставил его там.

– Наверняка, он попал в пробку, – кивнув самой себе, поглаживает меня ладонью по спине Вика.

Я кусаю губы и киваю. Думать о плохом совершенно не хочется, вот только сердце тревожно замирает раз от раза.

А когда объявляют посадку на мой рейс, я готова разрыдаться от боли и отчаяния.

Я не понимаю, что могло случиться, не понимаю, почему Никлауса до сих пор нет…

Но я заставляю себя подняться с места и по очереди обнять всех собравшихся на прощание. Они, не меньше меня, расстроены отсутствием Никлауса, но стараются этого не показывать. Роберт делает ставку на то, что в этом как-то замешана Линда, обещает разобраться во всём. Вика предлагает перенести вылет на завтра. Я отказываюсь. До России и так лететь около шестнадцати часов, а маме помощь нужна уже сейчас.

Я перехватываю у Роба ручку своего чемодана, вручаю ему в обмен телефон Никлауса и прошу:

– Пожалуйста, сообщите мне, как только станет возможным, что с Ним всё хорошо, ладно?

– Конечно, родная, – силясь не заплакать, обещает сестра.

Иногда Никлаус слишком быстро водит машину. И никогда не пристёгивается…

Я встряхиваю кудрями, расправляю плечи, впитываю в себя лица дорогих людей и стремительно направляюсь в сторону коридора посадки на самолёт.

С Никлаусом всё в порядке. Я уверена. Возможно, он просто передумал лететь со мной…

* * *

С приземлением самолёта на родной земле, в аэропорту родного города, я перестаю думать о чём-либо, кроме мамы. Пока мне достаточно лаконичного сообщения от сестры, полученного ещё перед взлётом самолёта, в котором говорилось, что с Никлаусом все в порядке.

Возможно, он действительно застрял в пробке на дороге и не успел на рейс. Возможно, его задержало что-то другое. В любом случае, сейчас его со мной нет, и мне, всё же, предстоит справляться со всем одной.

Нет, я не винила Никлауса. Просто иногда тяжело принимать действительность такой, какая она есть, особенно после того, как нафантазировал о том, какой она могла быть.

Да, шестнадцать часов одинокого перелёта вогнали меня в апатию, из которой мне теперь сложно выбраться.

Я беру такси прямо со стоянки Пулково и еду в мамину квартиру. Мимо проносятся такая знакомая, но безумно далёкая панорама загорода, а затем архитектура самого города. Зябко ежусь под тёплой курткой. Кругом серость и сырость. На душе примерно так же.

Я расплачиваюсь с таксистом, забираю из багажника свой чемодан и долго смотрю на невзрачную железную дверь подъезда. Меня не было здесь каких-то четыре месяца, а кажется, что прошли долгие-долгие годы…

Магнитный замок домофона, как всегда, вывернут, чтобы дверь не запечатывалась. Это делают местные жители, которые не захотели платить за домофон и которым больше не открывают дверь те, кто за него платит.

Я грустно улыбаюсь и захожу в подъезд. Дверь в квартиру под номером 118 уже распахнута, а на её пороге меня ожидает бабушка Лида. Окна её квартиры выходят во двор, она видела моё такси и теперь с удивлением наблюдает за тем, как я поднимаю чемодан по лесенкам.

– Здравствуйте, баба Лида, – заставляю я себя вежливо улыбнуться. – Дадите ключ от маминой квартиры?

Мы с Викой храним запасной ключ у этой женщины ещё со времён того, как сестра съехала от мамы. И я хочу оставить чемодан в квартире, прежде чем отправиться к ней в больницу.

– Ты какими судьбами, дочка? – взволнованно интересуется та. – Случилось аль чего?

Не верю, что она не знает о маме, и слушать чужие охи или причитания о том, что она сама виновата, совершенно не хочется. Потому я снова вежливо улыбаюсь и, протянув руку раскрытой вверх ладонью, прошу:

– Пожалуйста, баб Лид, я очень устала с дороги.

– Как скажешь, дочка, – хмурится бабушка, недовольно поджимая губы, и скрывается на пару секунд за стенкой. – Как скажешь. Чей-то мне больше всех надо? Нетушки.

Она вкладывает ключ в мою ладонь и провожает меня неодобрительным взглядом. Я игнорирую его и лезу свободной рукой в карман рюкзака, в котором хранится газовый баллончик. Я купила его в аэропорту, опасаясь,