Настоящая принцесса и Наследство Колдуна - Александра Егорушкина

Пушистый кот свернулся клубочком на руках у Алины Никитичны и пел ей свою песенку, и слезы на лице у хозяйки высохли.

Лиза с облегчением выдохнула и дрожащими от усталости руками убрала скрипку.

Кот Сема спрыгнул на пол, со вкусом потянулся и благосклонно потерся о Лизины ноги меховым боком.

— Семочка, тебе лучше! — всплеснула руками хозяйка. — Вот так чудо! Ты моя радость!

Потом обернулась к Лизе и сказала: — Ну, девочка, оставь свой телефон, я тебе позвоню, может, куда и пристрою. Прости, забыла, как тебя зовут — Таня или Аня?

Лиза в изнеможении поняла, что сейчас опять придется врать и выкручиваться.

Спас ее телефонный звонок.

Алина Никитична взяла трубку, послушала частивший на том конце провода бойкий голосок, а потом вдруг раздула ноздри и раздельно сказала своим самым грозным грудным контральто:

— Милочка! Так уж и быть, я вашего ведущего заменю. Но! Только при условии, что вы меня анонсируете по-человечески, без фамильярностей, а не какой-нибудь Алькой-попрыгайкой! Кстати, я вам от души советую — смените заставку и название! Да-да! А потому, что это яйца бывают крутые, яйца, а не перцы и не кексы! И нет в русском языке такого глагола — «заценить», есть «оценить»! И не учите меня русскому языку, молодо-зелено!

Лиза схватила скрипку, улучила момент, когда хозяйка отвернулась, и беззвучно шмыгнула в прихожую. Там она оделась и под заинтересованными взглядами котов удалилась, оставив Алину Никитичну учить молодежь уму-разуму.

Хорошо хоть за русский язык можно быть спокойной, чего не скажешь обо всем остальном, устало подумала Лиза.

* * *

… По лестнице Лиза спускалась на ватных ногах, медленно, с трудом, а скрипка, как ей казалось, весила целую тонну. Колотил озноб, дрожали руки, а в голове творился полный сумбур. О чем думать прежде всего? С чего начать? Мысли бурлили, как пузырьки на поверхность кипящего супа.

То выскакивала мысль, что нужно, не мешкая, бежать в Радинглен, поднимать всех, срочно рассказать Филину и Инго правду об Амалии, пока та не устроила еще какую-нибудь пакость.

То становилось нестерпимо жалко погибших радингленцев, пропавших волшебников и даже Конрада с Паулиной.

И все-таки самой непереносимой была мысль про Коракса. От нее делалось трудно дышать, в груди спекался жгучий ком. Коракс помог ей встать, когда она поскользнулась на льду в Ажурии, и еще сказал «Не время падать, Ваше Высочество». Коракс принял на себя удар в Черном замке, чтобы они с Инго уцелели. Сколько она, Лиза, пробыла рядом с дедушкой? Получалось, что всего ничего. Как про него думать, как к нему относиться? Ведь от Паулины Лиза узнала о нем совсем мало, почти что ничего. Был он черным магом или нет? Хорошо бы все-таки не был. Разбираться в черной магии и заниматься черной магией — разные вещи. И еще непонятно, он только вредил Мутабору или все-таки поневоле помогал? Теперь уже спросить некого. Ох, ведь придется рассказать обо всем этом Инго, нельзя же держать его в неведении!

Или не рассказывать? Он из-за мутаборского наследства вон как изводится, а тут еще такая новость!

Про маму думать тоже было больно. Может, конечно, Паулина что и приврала, но все равно получалась вопиющая и непонятная несправедливость: как же Бабушка и Филин могли так поступить с Уной? Ну уж нетушки, подумала Лиза, со мной этот номер не пройдет! Пусть Инго правит, а я из кожи вон вылезу, но поеду в Амберхавен учиться дальше! Инго сам говорил, что от неученого мага одни беды, в том числе и на троне.

А особенно больно и страшно было думать про Бабушку. Лиза с ужасом поняла, что ее не было дома весь день, почти что с самого утра, а сейчас уже совсем поздно и темно! И Бабушка наверняка все это время волновалась — а ей нельзя волноваться, совсем нельзя! Бегом во дворец, бегом!

А еще ведь надо остановить Амалию!

Пригнув голову против ветра, Лиза промчалась по Большому проспекту мимо Гатчинской улицы, даже не повернувшись в сторону родного дома. Нечего сказать, возвращение с победой! Кому какая польза узнать, что у замка есть мозг и сердце, если сам замок еще не изловили?

* * *

Когда в подземном мраке послышался, приближаясь, низкий, тяжелый гул, от которого по каменным сводам и неровному полу гномских подземелий прошла дрожь, Марго напружинилась и приготовилась. Она почему-то ожидала, что перед ней со скрежетом распахнутся огромные ворота, будто раскроется гигантская пасть, а потом ворота лязгнут за ее спиной и…

Но ничего подобного не произошло. Гул нарастал, пробирал до костей, как мороз. От него закладывало уши и ныло сердце, а темнота сгущалась, окутывала, поглощала, и только музыка, которую упорно играл смартфон, пронзала ее невидимым лезвием. Марго покрепче сжала свое единственное оружие и сделала неуверенный шажок — вслепую, куда-то во тьму.

Смартфон завибрировал так, что она его чуть не выронила, и умолк.

Марго ступила на что-то мягкое, кажется, на ковер.

Повисла густая, плотная тишина.

Откуда-то забрезжил пепельный бледный свет.

Марго огляделась.

Она стояла посреди сводчатого коридора без единой двери. Под ногами чередовались шероховатые и гладкие черные плиты. В угольно-черных стенах были прорезаны стрельчатые окна, но за ними, как убедилась Марго, ничего не было — только непроницаемый серый сумрак.

— Ну, принимай гостей. Признал меня? — проговорила Маргарита, пряча смартфон в карман. Она ожидала, что от ее голоса под сводами разбежится хоть какое-нибудь эхо, но все звуки здесь гасли, точно падали в вату. И ботинки отчего-то совсем не цокали по мрамору, а ведь должны были!

Марго не сделала и двух шагов, как непонятная сила подхватила ее и понесла вперед, легко, точно ветер — опавший лист. Но только гораздо бережнее.

Черный замок и впрямь признал в Маргарите возможную хозяйку. Еще бы нет! Ведь она умудрилась не только сочинить, но и сыграть ему точь-в-точь такую музыку, которая могла бы зародиться в мозгу у Мутабора, которую могли бы сыграть его немыслимо гибкие, нечеловеческие пальцы доппельгангера. В этой музыке звучали даже частоты, неслышные для человеческого уха. Зато Черный замок воспринял их, как верный пес — повелительный окрик хозяина, и явился на зов. Он так долго существовал без повелителя, так изголодался по музыке и по хозяйским приказам, что теперь всячески старался предстать перед новой владычицей во всей своей красе. Ветер нес Маргариту точно в гигантских невидимых ладонях, услужливо растворяя двери и раздвигая портьеры, нес медленно и плавно, чтобы у нее не закружилась голова, чтобы она успела рассмотреть, как здесь изысканно, сумрачно и красиво.

Мимо Марго мелькали какие-то ажурные решетки, каменные лестницы, плавными спиралями уходившие то в недосягаемую высоту, то куда-то вниз, и мерно колыхались бархатные занавеси, и тускло поблескивал полированный мрамор, а из стен вырастали черные кованые ветки-светильники, усеянные бледными огнями.

Надо же, подумала Маргарита, напрасно Инго утверждал, будто без хозяина замок совсем не умеет думать! Кое-что он все-таки соображает — вон как заманивает, любуйся, мол, смотри, что ты получаешь, соглашаясь здесь властвовать.

Ладно-ладно, сказала она себе, еще поглядим, кто кого. Заманивай, я все равно не дамся, а пока не буду тебя спугивать раньше времени!

Но вот впереди замаячили двери — створчатые, гигантские, покрытые причудливыми узорами, которые непрерывно шевелились и извивались, как клубок змей, хотя изображали, насколько успела рассмотреть Маргарита, не змей, а путаницу колючих терний. Когда створки беззвучно распахнулись, за ними в полумраке проступил бескрайний зал и черная, уходящая ввысь колоннада, и вдалеке Маргарита отчетливо разглядела странной формы трон, со спинкой, похожей на оплавленную черную свечу, всю в сосульках потекшего воска, и перед троном — качающийся влево-вправо сверкающий маятник. А еще она услышала громкий мерный стук, словно в пустоте зала билось чье-то огромное сердце.

Ветер понес Маргариту прямо к трону — все так же мягко, но очень, очень настойчиво.

Вот он, решающий миг, поняла Марго. Поддашься, сядешь на этот трон — и все, тебе конец, назад пути не будет. Даже если и не превратишься в доппельгангера, все равно замок уверится, что ты принимаешь трон. Надо сопротивляться, чего бы это ни стоило, Она развернулась против ветра и громко, сердито крикнула:

— Ничего мне от тебя не надо!

В тронном зале наступила тишина, которую нарушало только мерное гулкое биение огромного маятника.

— Ничего мне от тебя не надо! — уверенно повторила Марго.

Совсем недавно Маргарита кричала эти самые слова Инго, но тогда она притворялась — нарочно изображала из себя взбалмошную эгоистичную истеричку, раздувшую обиду из пустяка. Врать и притворяться, тем более — перед Инго, было так противно, что Марго до сих пор чувствовала вкус этого вранья на губах, будто пленку от холодного жирного супа.