Симбионты - Олег Дивов

В Нанотехе это понимает каждый. Там полно ученых с громкими именами, взять хотя бы Рыбникова. Только легендой при жизни стал не он, а неприметный техник-лаборант Семенов. И еще один сотрудник невысокого ранга, программист Гуревич, местный то ли Герострат, то ли Прометей…

Мне есть, за что себя уважать прямо сейчас, подумала Даша. Я на правильном пути – и шли бы вы все! Подальше.

Медленными, но уверенными движениями Даша расплела косу и чуть помотала головой, чтобы волосы растрепались. Взяла одну прядь, критически ее оглядела, закинула обратно за спину.

Вроде бы и жалко, столько лет растила, но вот соберусь с силами и обрежу их до плеч. Без них свободнее.

Свободнее.

Рядом притормозила машина, в окно высунулся молодой человек со сладенькой улыбочкой.

– Что? – переспросила Даша, оглядываясь на него. – Ой, да пош-шел ты…

Запнулась и добавила:

– К чертовой матери!

И отвернулась, страшно гордая собой.

* * *

У Дашиного отца в результате травмы обострилось, конечно, никакое не православие, а самая обыкновенная шизофрения. Все его претензии к домашним были просто-напросто капризами больного. К несчастью для семьи, болезнь оформилась конвенционно: говоря по-простому, нашла оболочку, в которой смотрелась, на взгляд общества, вполне почтенно. Бедный инвалид не гонялся за НЛО и не вскрывал заговоров мирового сионизма, не рвался взорвать партию и правительство, он лишь стал примерным верующим. Год от года все примернее.

Это если глядеть со стороны.

Вообще-то, не обязательно быть сумасшедшим, чтобы превратить жизнь своих детей в ад. Вот ваш добрый знакомый, почтенный профессор. Он возвращается домой уже навеселе и запирается в кабинете, чтобы без помех выдуть в одно горло свою ежевечернюю бутылку водки. В это время его супруга, не менее почтенная преподавательница, на кухне лупит веником по морде дочь. Она всегда ее так била, и перестанет лишь в тот день, когда дочь – кстати, ей уже почти шестнадцать, – схватится за кухонный нож. Но с этого дня мама начнет ловко и эффективно выживать ее из дома.

Это ваши друзья. Уверены, что знаете о них такое?

Вот бравый полковник, вам интересно, отчего его дочь резала вены? Вот замечательный художник, хотите знать, откуда у его сына взялся тяжелый нервный тик, из-за которого мальчик несколько лет сидел на транквилизаторах? Кстати, все эти годы мальчика в школе нещадно лупили, потому что он вдруг стал не способен дать сдачи… А вот доктор математики, который просто и незатейливо отымел свою четырнадцатилетнюю падчерицу, и ему понравилось, а девочка с тех пор какая-то странная.

Это тоже ваши друзья. Вы знаете, что им всем «не повезло с детьми». Нервные, дерганые, проблемные, как многие современные дети. То ли дело было раньше, мы-то крепкие росли, здоровые, вот уж меня папуля бил смертным боем за малейшую провинность, а мне хоть бы хны – золотой был человек отец, светлая ему память, ну-ка, выпьем за него.

Вы читаете о том, как американцы забывают своих детей в машинах, приходите в ужас, и ставите подпись под обращением к Президенту – запретить американцам усыновлять детей из России. Вы вытеснили из памяти неприятный случай, когда оставили собственного ребенка спать в коляске и отошли по делам. Ну, он ведь спал! Самым первым воспоминанием, что останется с ним на всю жизнь, будет такая картинка: он перепуган, ему плохо, а над ним склонились добрые и участливые, но совершенно чужие лица.

Так не загнулся ведь, правда?

Вы ставите подпись, а в это время за стеной ваша соседка с криком «Убью тебя, скотина!» проводит мощный и убедительный хук в челюсть пятилетней малышке, не желающей есть манную кашу.

Не убила же, верно?..

О том, что творилось в семье Решетниковых на самом деле, кое-как догадывались только соседи. Но они были не воцерковленные, с «общиной» не пересекались и рассказать о причудах Иоанна Нанокрестителя кому надо не могли. Да им бы и не поверили. На людях инвалид пока еще держался молодцом. Чтобы понять, насколько все худо, с ним следовало душевно поговорить минут пятнадцать хотя бы. На это ни у кого не хватало времени.

Бывшие коллеги по Нанотеху, давшие инвалиду его обидную кличку, общались с ним еще года два-три после травмы, а потом, заметив, что у него крыша едет уже напрочь, все куда-то делись. Они тоже видели, что у Решетникова «православие головного мозга», но их это больше не касалось.

Его бы Дед раскусил на раз, да где теперь тот Дед.

Жену Решетников отчасти подмял под себя, отчасти заразил своей болезнью: шизофреники бывают крайне убедительны. А вот с Дашей он промахнулся. Во-первых, ей было уже лет девять, когда отец взялся ее обрабатывать, во-вторых, он ребенка не счел нужным учить или обращать, а просто дрессировал. Добился он того, что девочка полюбила Господа – своим умом дошла, – зато прониклась глубоким пониманием, что жизнь есть череда мучений, и больше всех мучается ее несчастный папочка.

В какой-то момент это понимание достигло разрушительной фазы: ребенок просил Господа, чтобы папа скорее отбросил костыли, а вместе с ними и копыта. Потому что сколько же можно так мучиться всем.

К счастью, рядом с Дашей еще с детского сада была Мария, девочка прагматичная едва не до неприличия. И по какой-то загадочной причине общаться с ней отец не запрещал. Ну и лучшая в городе школа, куда Дашу устроили по протекции Деда, тоже оказалась неплохим противовесом домашнему безумию.

А потом Даша просто выросла достаточно, чтобы с помощью интернета и школьного факультатива по психологии найти ответы на большинство своих вопросов. Это было очень болезненно – понять и, главное, принять такие вещи. В вере она не разочаровалась – слава Богу, а то бы ей грозил полный крах мировоззрения, за которым недалеко до суицида, – но провела четкую границу между православием и православнутостью родителей. И начала потихоньку, шаг за шагом, отвоевывать возможность иметь личное мнение.

«Это для нее подвиг, – говорил Принц про обещание надеть мини-юбку на танцы, – нам и не понять, какой». Вам, мальчики, действительно не понять, на что приходилось Даше идти, и как, в первую очередь, себя переламывать, сражаясь за право быть собой.

У нее оставалось мало времени, чтобы встать на ноги и научиться защищать себя. Отец уже намекнул, что паспорта ей не видать: ни к чему бабе документ. Бабе, собственно, и образование ни к чему. Даша поделилась своими опасениями с батюшкой, тот сильно удивился – считал их семью образцовой, – и обещал спросить отца, что он думает о будущем дочери. Спросил. Потом соседи вызывали милицию, и Даша несколько дней не ходила в школу: отец наказывал ее так, чтобы не было следов, а тут потерял над собой контроль. Милиционерам Иоанн Нанокреститель ласково объяснил, что дочь у него блядь, а соседи кляузники, перевел разговор на спасение души и так заморочил головы, что стражи порядка трусливо бежали. Бабушки во дворе изругали их за малодушие, но те руками развели: случай психиатрический, чего мы тут можем? Вот если бы он нас костылем перекрестил, тогда да. Или пусть дочка «снимет побои» в травмапункте и напишет заявление. Или – но это строго между нами, – разберитесь своими силами! Переломайте ему последние руки и скажите, что так и было!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});