Инвестиции в семью (СИ) - Аля Морейно

причина, почему сын отказался от ужина — он успел полакомиться сладким до этого.

Врач даёт рекомендации, предлагает поехать с ними в больницу. Влад поддерживает её предложение, а я встаю на дыбы и отказываюсь категорически. Ещё не хватало ребёнка везти в рассадник вирусов и прочей заразы.

Жорик засыпает, дыхание выравнивается. Убедившись, что всё в порядке, врачи покидают нас. А я не могу отойти от ребёнка, тревожно вслушиваясь в движение воздуха возле его рта. У меня начинается паранойя.

— Испугалась? — Влад подходит сзади. Чувствую затылком его дыхание.

— Ужасно… Это просто кошмар какой-то. А если бы они опоздали?

— Не думай об этом. Врач сказала, что у детей так бывает, нужно тщательнее следить, что он в рот тянет, — тихо говорит, и я наконец замечаю, что его руки лежат на моих плечах. А сам он стоит сзади настолько близко, что мы соприкасаемся множеством точек одновременно.

Нужно как-то отреагировать, оттолкнуть, напомнить, что он не должен распускать руки. Но реакции заторможены. И мне так нужно сейчас ощущать чью-то поддержку, что сама не знаю, чего хочу больше…

Глава 29

Владлен

— Испугалась?

Меня самого основательно скрутило от страха и никак не отпускает. Чёрт… Я узнал о случившемся, когда врачи уже приехали и взяли ситуацию под контроль, но всё равно успел смертельно испугаться. А каково Миле?

Она белая как мел — наверняка переволновалась куда больше меня. Стоит возле Жоры и дышать боится. Скорее инстинктивно, чем осознанно подхожу со спины и пытаюсь обнять. Хочу защитить, поддержать, разделить волнение, забрать её страх. Но на полдороги торможу себя и опускаю руки ей на плечи.

Замираю. Эмоции от близости желанной женщины и беспокойство за неё наваливаются с такой силой, что рискую не удержаться на ногах.

— Ужасно… Это просто кошмар какой-то. А если бы они опоздали? — шепчет потерянно.

О таком раскладе даже думать больно.

Вдыхаю забытый родной запах. Аккуратно разворачиваю Милу к себе лицом. Как давно я не прикасался к ней… Она поддаётся, как безжизненная кукла. Наверное, её состояние объяснимо, это всё от стресса. Меня сжигает мучительное чувство вины. Кажется, если бы я оказался рядом, когда Жоре стало плохо, ей было бы легче. Если бы я был с ней рядом эти проклятые четыре года… Если бы…

В висках отчаянно пульсирует мысль: я хочу быть с Милой. Ни одну женщину я не желал так неистово, как её. И дело вовсе не в похоти, хотя, конечно, и в ней тоже. Нас с женой всегда связывало нечто большее, чем просто секс. Большее, чем физическая близость. Мы были словно слеплены из одного теста, настоящие половинки одного целого. Когда искренне хочется быть вместе и в горе, и в радости. Когда кажется, что никакая сила не способна разорвать наш союз. Но я облажался…

Внутри кипит горючая смесь. Обхватываю Милу и прижимаю к себе. Клянусь, действую без эротического подтекста. Моя душа рвётся к её душе и просится быть как можно ближе.

Но Мила ладонями упирается мне в грудь, оставляя между нами пусть и минимальную, но дистанцию. И всхлипывает. Так горько, что холод по спине пробегает…

Совершенно не к месту вспоминаю, как она рыдала у меня на груди когда-то очень давно после первого визита моего деда. Сколько неприятных моментов ей пришлось пережить из-за меня! Возможно, никто никогда не обижал её так сильно, как я. Никто не вынуждал её так горько плакать…

Я разрушил и её жизнь, и свою. Ни в чём не разобравшись, рубанул одним махом, всё разломал, раскрошил. Как теперь склеивать?

— Мила, не плачь, всё позади, — глажу и стараюсь прижать как можно крепче. — Всё уже хорошо, всё будет хорошо.

Я готов пообещать ей золотые горы и разбиться в лепёшку, чтобы исполнить обещания. Меня ломает от её близости, как наркомана со стажем. Мне критически мало!

Я полон нежности и болезненной потребности быть с ней рядом… Я нуждаюсь в ней. И ещё больше нуждаюсь в том, чтобы она так же сильно нуждалась во мне. Мечтаю раствориться в ней и растворить её в себе.

Мила продолжает плакать, вздрагивая всем телом. Осторожно касаюсь губами её лба. Зарываюсь носом в волосы, целую в висок. Между нами — её ладони. Ими она будто очерчивает границу, за которую пока мне вход воспрещён.

— Мила… — вдыхаю жадно её запах.

В голове хаотично снуют десятки правильных слов, которые никак не складываются в нужные предложения.

Я хочу быть для неё всем. Я готов быть для неё всем. Я никогда больше не повторю прошлые ошибки. Я готов понести любое наказание — лишь бы знать, что за ним последует помилование. Потому что я не могу больше быть на расстоянии.

Мила перестаёт всхлипывать, успокаивается. Но сразу вслед за этим пытается отстраниться. А я не пускаю!

— Я люблю тебя. Пожалуйста, не гони меня, — упрашиваю отчаянно.

Мне так необходимо её тепло! Без неё я умру от холода…

Она замирает. Приблизиться не даёт, но и не отталкивает. Как будто обдумывает мои слова.

Я не тороплю и не напираю. Хотя от физиологии никуда не деться, и Мила наверняка чувствует, как мой организм на неё реагирует, — это слишком очевидно.

Долго стоим в тишине. Застыли, словно боимся шевельнуться и разрушить что-то важное и безумно хрупкое.

— Мама, я писать хочу, — бормочет сквозь сон Жора, и Мила тут же спохватывается, выскальзывает из моих объятий и бросается к ребёнку.

До сих пор всё моё общение с сыном проходило в период бодрствования, и я никогда даже не задумывался, как он спит, не мочит ли постель, не плачет ли по ночам. То, что я наблюдаю сейчас, — наверняка незначительные повседневные мелочи. Но я о них даже не догадывался. Потому что был за бортом.

Они вдвоём — семья. Они вместе — с рождения и даже гораздо раньше, будто единое целое. Они и есть единое целое. Действуют как единый механизм, дышат в унисон и понимают друг друга с полуслова… Будто связаны сильнее, чем пуповиной.

И мне безумно хочется, чтобы они взяли меня в свой волшебный круг. Я бы с удовольствием вставал ночью и садил сына на горшок, ходил на кухню и приносил ему водичку. Что ещё делают по ночам настоящие папы?

— Можно я сегодня останусь с вами? — спрашиваю Милу осторожно, когда Жорик, забавно положив ладошки под щёчку, засыпает.

— Зачем? — она удивлённо переспрашивает, как будто боится меня.

— Мало ли. Вдруг что-то понадобится, — отвечаю первое, что приходит