Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На последнем этаже мы отыскали номер люкс с красивой надписью «для новобрачных» над дверью. Роде-рик с Розалиндой уже позировали для фотографий на фоне темно-серой драпировки: Розалинда сидела на стуле, а Родерик стоял позади нее. В руках она держала изящный элегантный букет красных роз, основу ее имени, запретный цветок.
Это был просторный номер с балконом и видом на океан. Сестры вышли на балкон, а мне захотелось осмотреться, и я через холл направилась в спальню. Дверь была открыта: сквозь проем я увидела кровать с балдахином из темного дерева, кружевное покрывало на которой, казалось, было сшито из свадебного платья, оставленного здесь предыдущей невестой. Вся кровать была усыпана лепестками роз.
– Пойдем же, нас ждут, – раздался сзади женский голос, и чья-то рука потянулась закрыть дверь, словно кровать с лепестками – непригодное для меня зрелище. Мать Родерика, одетая в элегантную юбку и жакет серебристо-серого цвета, отвела меня в гостиную, где место позади Розалинды уже заняли мои сестры. Я встала рядом, и фотограф принялся за работу – он несколько раз просил нас поменяться местами, пока не нашел удовлетворяющую его композицию; наш отец наблюдал за этим со стороны.
– А теперь улыбнитесь, – сказал фотограф, и каким-то образом нам это удалось.
После фотосессии мы с сестрами спустились вниз. Розалинда ни разу с нами не заговорила и вообще никак на нас не отреагировала. Она играла роль безумно счастливой невесты – должно быть, это ей давалось нелегко.
Все окна зала выходили на пролив Лонг-Айленд, который мерцал и переливался в своем предвечернем великолепии. Столы были расставлены так, чтобы в центре комнаты оставалось место для танцев. Ансамбль-квартет развлекал своей музыкой гостей, курсировавших между гостиной и террасой с бокалами в руках. Все столы были покрыты белоснежными скатертями, и на каждом красовалась композиция из роз.
Зили нашла наш стол и помахала нам рукой. К счастью, за ним должны были сидеть только мы, о чем сообщали четыре карточки с нашими именами, написанными каллиграфией. Прямо за нашим столом открывался восхитительный вид на пролив, но Калла села спиной к окну и за весь вечер ни разу не покинула своего места.
Раздались аплодисменты: в комнату вошли Розалинда и Родерик. Солнце уже садилось, и молодожены купались в отсветах лимонно-абрикосового неба. Они медленно прошли по комнате, рука об руку, принимая поздравления от немногочисленных гостей. Нашу компанию они как-то незаметно обошли, а затем заняли свои места за основным столом, где уже сидели родители Родерика и наш отец.
– Она нас ненавидит, – сказала Дафни, стягивая розовые перчатки и бросая их на стол. Мы с Зили повторили за ней, а Калла осталась в перчатках – и в дурном расположении духа. Официанты начали выносить блюда, и, когда перед нами поставили салат-коктейль с креветками, Дафни сказала: «Что ж, раз так, нужно хотя бы получить удовольствие» и принялась с аппетитом его поедать.
На столе появлялись все новые блюда, свидетельствовавшие об утонченном вкусе Розалинды: суп из белой спаржи, феттучини с лимонно-сливочным соусом и отбивные из молодой баранины с пюре. Калла не ела ничего, Дафни ела все, мы с Зили откусывали от всего по чуть-чуть.
После ужина начались танцы. Мы с сестрами остались сидеть, наблюдая за происходящим. Розалинда порхала по комнате – она прошлась в танце с Родериком, потом с нашим отцом, потом с отцом и братьями Родерика. Каждый раз, когда я пыталась отыскать ее глазами, она была в объятьях кого-то из мужчин, увлекаемая прочь по сосновому паркету. Она решительно, с каким-то неистовым ликованием и словно позабыв обо всем, нырнула в замужнюю жизнь. Она все время говорила, что наша мать безумна, и было понятно, что она действительно в это верит.
Я же в тот вечер заставила себя жить одним моментом, не задумываясь о том, что нас ждет. Моим мыслям не разрешалось заглядывать вперед даже на секунду – у меня не было ни сил для этого, ни адреналина для соответствующей паники. Оцепенение оказывало на меня весьма умиротворяющий эффект – мне стоило погрузиться в него раньше.
В какой-то момент я пошла за тортом для сестер, и мимо меня пронеслась Розалинда с целой группой танцоров. Ансамбль ушел на перерыв, и из проигрывателя гремела какая-то техасская песня, которую Родерик и его семья, кажется, хорошо знали. Гости кричали все громче, раздалось несколько возгласов «йуу-хуу!». Я прошла совсем рядом с Розалиндой, но она не обратила на меня никакого внимания – на свою родную сестру, на ту, которая стала Призраком Загубленных Свадеб.
Позднее, когда мы ели лимонный торт с бузиной, к нашему столу подошла Адель Толлсо. Представляю, как мы выглядели со стороны – сестры невесты, словно приковавшие себя к столу, и каждая – мрачнее тучи. Странное поведение, даже для Чэпелов.
– Как у вас дела, девочки? – спросила она, слегка пошатываясь. Судя по всему, бокал шампанского в ее руке был далеко не первым.
– Бывало лучше, Адель, – сказала Дафни, одним глотком опустошив свой бокал – к слову, шампанское ей пить не разрешалось.
– Я понимаю, вы не любите свадьбы, – сказала Адель. – Но почему бы вам не посмотреть на это глазами Розалинды? Ведь сегодня самый счастливый день в ее жизни. Неужели вам трудно ненадолго притвориться ради нее?
– Она нас слишком хорошо знает, – сказала Дафни. Адель вяло улыбнулась, не размыкая губ, кивнула нам и направилась к бару за новым бокалом шампанского.
Но визиты к нашему столу на этом не закончились.
Вскоре к нам подошел Родерик в компании своего приятеля, оба с янтарными бутылками пива в руках.
– Познакомься, это сестры моей жены, – сказал Родерик, похлопав друга по спине. – Такое впечатление, что на рассвете их ждет виселица, правда?
Друг Родерика неуверенно усмехнулся, не зная, как себя вести.
– А это Тедди Вэндивер, – сказал Родерик. – Мы вместе учились в Йеле. Вы, наверное, слышали о нем?
– А должны были? – спросила Дафни, сдвигая нетронутый кусок торта с тарелки Каллы на свою.
– Он капитан йельской футбольной команды! Местная легенда! – сказал Родерик, но Дафни лишь пожала плечами. – Они редко выходят из дома, Тед, – шепнул Родерик другу, достаточно громко, чтобы мы услышали.
Тедди был крепким и рослым, почти одного роста с Родериком – казалось, что его футбольные щитки до сих пор на нем. Одет он был в серый костюм, а на желтом галстуке сверкала латунная застежка в форме вытянутого футбольного мяча. Короткие рыжеватые волосы были промаслены и зачесаны назад; на приплюснутом лице проступали веснушки. Огромный, как и Родерик, он сиял, будто отполированная монета.
Родерик принялся рассказывать историю предыдущего вечера: они с кузенами, Тедди и еще парочкой друзей взяли винтовки Чэпела и поехали на полигон. «В честь невесты и ее семьи», – сказал он, описывая эту импровизированную холостяцкую вечеринку. Тедди, по словам Родерика, постоянно промахивался мимо цели: «Эта молодежь совершенно избалована! Им явно никогда не приходилось сражаться за свою жизнь».
Тедди покраснел, и Родерик поспешил исправиться:
– Но вы бы видели, как он управляется с футбольным мячом! – сказал он, проглотил остаток пива и поставил бутылку на наш стол. – Не унывайте, девчонки! – добавил он несколько фальшивым тоном, а затем удалился. Тедди же сел на место Зили – она как раз отправилась в дамскую комнату.
– Как насчет потанцевать? – спросил Тедди Каллу, и Дафни рассмеялась. Калла в тот вечер совсем не выглядела готовой к подобным предложениям.
– Нет, спасибо, – ответила Калла. Это были ее первые слова после приезда в отель.
– Как вас зовут?
– Ее зовут Калла, – сказала Дафни. Тедди призадумался.
– В смысле, как лилия калла?
– Так точно, – сказала Дафни. – Мало того что капитан, так еще и умен!
– Розалинда, Калла… – размышлял Тедди. – Вас что, назвали в честь цветов?
– Именно, – сказала Дафни.
– Так что же, Лилия Калла, отчего вы не хотите потанцевать? Я неплохо танцую, уверяю вас.
– Мне просто не хочется.
– Почему? – Тедди искренне удивился – видимо, ему редко приходилось слышать отказы.
Мимо пронеслась Розалинда, и Калла проводила ее взглядом.
– Потому что миру скоро придет конец, –
- Том 26. Статьи, речи, приветствия 1931-1933 - Максим Горький - Русская классическая проза
- Фиолетовый луч - Паустовский Константин Георгиевич - Русская классическая проза
- Вторжение - Генри Лайон Олди - Биографии и Мемуары / Военная документалистика / Русская классическая проза
- Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула. Записные книжки 1935-1942 - Альбер Камю - Драматургия / Русская классическая проза
- Карта утрат - Белинда Хуэйцзюань Танг - Историческая проза / Русская классическая проза
- Том 27. Письма 1900-1901 - Антон Чехов - Русская классическая проза
- Братство, скрепленное кровью - Александр Фадеев - Русская классическая проза
- Ходатель - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Душа болит - Александр Туркин - Русская классическая проза
- Ибрагим - Александр Туркин - Русская классическая проза