За пять веков до Соломона (СИ) - Николенко Александр

— Обещаю, — слова едва слышно слетели с уст юноши.

Моисей повернулся к Целофхаду:

— А ты, обещаешь подчиниться всевышней воле?

— Обещаю, — голос старика не дрогнул, но скулы напряглись еще сильнее.

— Хорошо, начнем.

Моисей хлопнул в ладоши, и где-то за шатрами зазвенели бубенцы систр. К ним присоединилась флейта, потом арфа. На лицах людей впервые появились улыбки, ноги сами собой стали притоптывать.

Вдруг раздался оглушительный удар барабана, и музыка смолкла. Все вздрогнули.

— Наасон, только что ты отдал свою судьбу на волю богам. Тебе предстоит испытание, где наградой станет рука невесты. Но если ошибешься — ждет верная смерть.

Наасон побледнел.

— Выйди в центр.

Юноша медленно поднялся. Заходящее солнце наложило кровавую маску на лицо Наасона. Израильтяне затаили дыхание: казалось, не живой человек, а вернувшийся из царства Осириса мертвец стоит в центре площади.

— Готов?

Робкий кивок, сразу видно: на самого Наасона торжественная обстановка подействовала особенно сильно.

— Сейчас ты поднимешься — вон к тем шатрам. В одном из них — твоя невеста, в другом — голодный гепард. Выберешь шатер и откинешь полог. Если боги будут милостивы, из шатра выйдет девушка. А если нет, наружу выскочит хищник, которого не кормили три дня. Ты все понял?

Снова кивок.

— Тогда вперед!

Где-то высоко в горах завыл ветер, багровое солнце почти спряталось за горизонт, в воздухе повис аромат сикомора вперемешку с дымами вечерних костров. Вдали перекликнулись стражники, стукнули хопеши. А на месте Истины повисла такая глубокая тишина, что был слышен даже шорох песчинок под ногами Наасона.

Неуверенный шаг, другой, еще один. Вот юноша замер перед шатрами. Правый или левый?

Все напряжены, шеи вытянуты, глаза поедают неподвижную фигуру. Правый или левый?

Наасон потянулся к шатру, рука коснулась полога. Правый! Толпа затаила дыхание.

Но Наасон отдернул руку и отступил назад. Шумный выдох сотен людей пронесся ветром над местом Истины.

И опять взгляды прикованы к темному силуэту, что неподвижным обелиском замер на фоне заката. Правый или левый? Правый или левый?

Наасон решился. Он резко подскочил к левому шатру и дернул полог на себя. Люди в страхе застыли.

Сначала ничего не произошло. Проем шатра зиял черной дырой, в которой даже теней не разглядеть. Толпа подалась вперед, люди встали на цыпочки, чтобы получше видеть. А Наасон, наоборот, отступил на шаг назад.

И тут израильтяне взорвались криками ликования: из шатра вышла девушка. Тонкая фигурка отчетливо выделялась на фоне пурпурного неба.

— Слава милостивым богам! Слава! Слава!

Кто-то захлопал, засмеялся:

— Молодец, Наасон, правильно выбрал!

— Это не он, это Боги помогли, видно на самом деле девушку любит.

Священник затянул радостную песню, все с готовностью подхватили. Люди взялись за руки, закачались в такт знакомой мелодии. Лица посветлели, украсились широкими улыбками. Солнце бросило последний луч на небо и скатилось за горизонт. Желтые сполохи расцветили низкие облака, что вспыхнули, словно радуясь вместе с людьми.

Вдруг раздался нечеловеческий вопль, перекрывший шум толпы:

— Нет!

Все застыли на месте, когда Наасон подбежал к Моисею и схватил за рубаху на груди:

— Вы меня обманули. Нет! Это не Ноа!

Моисей одним движением стряхнул с себя юношу и сурово сказал:

— Да, это не Ноа.

— Но вы обещали, что в шатре будет моя невеста!

— А эта девушка и будет твоей невестой. Так рассудили боги, и никто не в силах изменить их решения.

Бледный Наасон замолчал. Его взгляд скользнул с темноволосой красавицы на Моисея. Потом обратно. Еще и еще. Казалось, парень обезумел: рот широко открывался, голова моталась из стороны в сторону, руки бесцельно теребили края рубахи. Моисей напрягся: неужели ничего не вышло?

Но тут Наасон уставился на девушку, суженную ему в невесты. Зрачки сузились, будто он только сейчас понял, что произошло. Губы упрямо сжались, подбородок гордо вздернулся, словно юноша принял решение.

— Нет, ни за что!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Израильтяне не успели опомниться, как Наасон одним прыжком подскочил ко второму шатру и откинул полог.

— Ах! — толпа в ужасе замерла, уставившись на черный зев шатра. Женщины отвернулись, отцы закрыли ладонями глаза детям, чтобы не видели кровавого зрелища.

— Наасон, нет! — закричала молоденькая девушка, с небесно-голубыми глазами, чем-то похожая на молодого израильтянина.

Вдруг ударил барабан, все опять подскочили. Из правого шатра вышла еще одна девушка.

— Ах! — вновь пронеслось над толпой.

Наасон остолбенело уставился на длинноволосую незнакомку, и вдруг начал оседать. Напряжение смертельного испытания забрало последние силы. Голова нелепо запрокинулась, руки застыли в полувзмахе. Несколько человек бросилось к нему.

Моисей первым оказался у юноши и успел подхватить Наасона над самой землей.

Пара хлестких ударов по щекам привела парня в чувство. Глаза широко распахнулись, юноша неуверенно встал на ноги.

— Зачем ты это сделал? Зачем рванулся ко второму шатру? — Моисей несильно тряс Наасона за плечи.

Израильтяне затаили дыхание. Лишь одиноко посвистывал ветер.

— Потому что лучше смерть, чем жизнь без Нои, — слабым голосом ответил юноша. Но Моисей был уверен: эти слова расслышали все.

— Сыны и дочери Израиля, что вы скажете на это? — рев Моисея накрыл весь лагерь. — Верите, что Наасон любит Ною, а не богатства Целофхада?

— Да.

— А ты, Целофхад, теперь веришь?

Старик завертелся на месте под пристальными взглядами сотен людей, захрипел и через силу выдавил из себя:

— Верю.

— Что же, быть по сему. Через три дня сыграем свадьбу.

Из-за шатров выбежала Ноа и бросилась на шею Наасону. А тот стоял посреди ликующего людского моря и непонимающе крутил головой…

* * *

Моисей тяжело дышал. Напряжение толчками выходило наружу, уступая место усталости, что разливалась по телу приятной истомой. Хотелось молчать, сидеть, прислонившись к валуну всю ночь. Никуда не спешить, никуда не двигаться. Качаться на волнах утомленной расслабленности в полудреме.

Рядом кто-то опустился. Аарон? Они помирились? Это — хорошо.

Моисей с трудом повернул голову и с удивлением обнаружил вместо Аарона Мариам.

Губы попробовали разойтись в улыбке, но сил не осталось даже на это. Пришлось едва заметно кивнуть.

Рука нащупала кисть Мариам, легонько коснулась, нежно погладила.

Мариам что-то сказала, но Моисей не расслышал.

Он отдался во власть счастливому изнеможению, когда тело успокаивается, а голова поет от осознания отлично выполненной работы.

Мариам замолчала и выжидающе уставилась на Моисея. Тот улыбнулся одними глазами, но это не помогло. Мариам, по-видимому, ждала ответа.

Голос не повиновался, но это не очень беспокоило. Сейчас хватит и шепота.

— Извини, я не услышал. Что ты сказала?

Мариам горько пожала плечами, посмотрела вдаль и очень спокойно повторила:

— Я спросила, бросился ли бы ты сегодня во второй шатер ради меня?

Молния пронзила изнутри. Как ей объяснить? Как сказать Мариам, что не она заставляет его сердце биться чаще. И не ее имя шепчут губы Моисея по ночам?

К счастью, кто-то шел от шатров. Высокая фигура заслонила костер. Махли, избавитель. Как ты вовремя!

— Моисей, там Иофор опять приехал.

Как здорово. Вот человек, который его поймет, с которым можно будет посоветоваться, что делать с Аароном, как вернуть доверие между ними.

— Хорошо, проводи его ко мне в шатер. Я сейчас появлюсь.

Но Махли не спешил уходить. Три пальца на левой руке задумчиво поглаживали бороду.

— Моисей…

— Да? Можешь все говорить при Мариам, — сказал молодой вождь, перехватив нерешительный взгляд командира. — От нее у меня секретов нет.

— Моисей, с Иофором приехали жена твоя Сепфора и сын Гирсам.