День лжецаря - Брэд Гигли

Отборная шарданская стража встретила Майатама у входа. Он получил указание пройти в шатер — личную резиденцию фараона, как сказали ему. Там он нашел своего двоюродного брата в окружении его любимых придворных. Принц заметил, что Рамсес был облачен в одежды из гофрированного льна — самые торжественные, а его голова клонилась под красными и белыми коронами, тонкая шея гнулась под весом воротников с драгоценностями, тяжелых нагрудных украшений и золотых цепей. Майатам заметил также и то, что глаза фараона ярко блестели (хотя это могло быть от лихорадки) и что его обычно бледные щеки были синевато-багровыми от волнения (хотя, возможно, от краски). Рамсес посмотрел в его сторону, и принц склонился пред ним в поклоне.

— Брат! — воскликнул фараон. — Наконец-то ты здесь. Теперь можно начинать. — Он кивнул слуге. Рамсес сделал движение, чтобы поднять Майатама на ноги. — Я очень хотел, чтобы ты приехал сегодня и увидел все своими глазами!

— Но… что я должен увидеть, ваше величество?

— Что-то, о чем ты должен обязательно рассказать другим нашим братьям в Пи-Рамсесе. Я очень хотел, чтобы они тоже были здесь, но не мог более ждать ни минуты. Так что ты должен описать им в точности все, что здесь увидишь!

— Безусловно, я сделаю все, чего желает фараон.

Барабаны убыстрили свой бешеный темп, и слуга вернулся, прошептав что-то на ухо фараону. Фараон быстро прошел, откинув полу шатра, в отгороженную часть святилища. Майатам смотрел ему вслед, и душу его терзали дурные предчувствия. Его глубоко беспокоила странная, улыбчивая манера брата.

Оставшиеся придворные расселись, и принц остался один, замешкались только двое. Майатам не сразу их заметил. Но, оглядываясь в поисках своих слуг, он случайно обратил внимание на то, что эти двое — юноша и красивая женщина — пристально смотрели на него, вопиющим образом нарушая тем самым придворный протокол.

Глаза Майатама угрожающе вспыхнули — на принца царских кровей не полагается так смотреть, — и резкие слова уже готовы были сорваться с его губ. Но он проглотил их, когда внимательнее присмотрелся к женщине. Что-то знакомое было в ее взгляде, в ее пепельной коже, в ее глазах цвета Нила в пору разлива…

— Ты не узнаешь меня, великий принц? — проговорила женщина, словно прочитав его мысли.

— А разве я должен тебя узнать? — лаконично спросил Майатам, раздраженный тем, как смело она к нему обратилась. По правилам ей следовало ждать, когда он сам заговорит с ней. Ему не нравилось то, каким распущенным сделался двор его брата! Каждый придворный чувствовал себя вправе без приглашения болтать все, что ему вздумается, члену королевской семьи. Когда придет его очередь быть на троне, подумал он…

— Я думала, что ты вспомнишь тот случай… — продолжала трещать женщина, прерывая его мысли. Она обернулась к стоявшему подле нее юноше. — Мой друг был тогда со мной. Возможно, его ты вспомнишь? — Выражение лица юноши было до странности злобным, и принцу он даже не поклонился.

— Неужели я могу помнить каждого, с кем мимолетно встречался? — холодно заметил Майатам. — Моя жизнь и Египте полна…

— Мы встречались не в Египте, великий принц, — перебила его женщина. — Это было во время твоего недавнего пребывания в Вавилоне…

Майатам побледнел. Никто не должен был знать о его тайной поездке в Месопотамию, где он приказал Менефу убить жену и друга ненавистного Симеркета.

— Но я никогда не был в Вавилоне… — забормотал он.

Женщина снова решительно перебила его.

— Я еще уронила тебе на колени поднос с леденцами. Теперь вспоминаешь?

Принц почувствовал, как на его верхней губе выступили капельки пота. Теперь он знал, кто они такие! Боги египетские, они что, духи? Духи явились, чтобы терзать его? Он начал медленно пятиться и трясущимися руками сжал льняные занавески, висевшие позади него. Они должны были быть мертвы!

Женщина рассмеялась, видя его смятение.

— Теперь я могу признаться, что сделала это не случайно, — сказала она. — Надеюсь, что ты простишь меня, но ты говорил в тот вечер такие мерзости о моем муже!

Майатам, который был уже у выхода, быстро повернулся, столкнувшись с худым долговязым мужчиной. Тот сверкнул на него черными как агат глазами.

— Симеркет! — выдохнул принц.

— Ваше высочество…

Майатам поразился тому, как в одно-единственное слово, произнесенное ровным, бесстрастным голосом, можно было вложить такую ненависть. Симеркет, даже не поклонившись, бросил взгляд через его плечо на женщину и юнца.

— Пора, — сказал он.

И Майатам остался совсем один. Он взмок от пота, его руки дрожали. Он лихорадочно соображал. Почему Симеркет вернулся в Египет? Если его жена и друг действительно живы, значит, фараон узнает о его тайной поездке в Вавилон и о том, как он договорился с Менефом убить одного из самых доверенных посланцев фараона. В его мозгу внезапно замаячил образ его мертвого брата Пентвира. Он вдруг почувствовал, как шелковый шнурок скользнул через его голову — точно так же, как тогда через голову Пентвира — и как он затянулся под его подбородком, когда его перебросили через деревянный брус и там закрепили. Затем он представил, как встает с табуретки и делает шаг вперед, в пространство — и услышал резкий треск шейных позвонков…

Майатам вскрикнул. Он сбежал бы сейчас, если бы шарданская стража не ожидала его тут. Когда он появился, трясущийся и обливающийся потом, стражники повели его к зрелищу.

То, что он увидел, подтвердило его самые мрачные опасения. Маги Бел-Мардука кружились как безумные вокруг золотого идола, убыстряя движения под резкие звуки свирелей жрецов и первобытный бой барабанов. У магов в руках были острые ножи, и они в экстазе полосовали себя, а кровь стекала с их рук и ног и брызгала на лица и одежду близстоящих придворных. Майатам увидел, что фараон, стоявший всех ближе, был уже красным от крови. Экстаз танцующих все усиливался, музыка убыстрялась, и Майатам ощутил, что даже сердце его начало биться сильнее. Затем, при заключительных раскатах барабанов, маги прекратили свое мельтешение, музыка смолкла.

Высокий маг выступил вперед; с его рук стекала зеленая желчь из печени, которую он вырвал из чрева овцы. Он прочитал короткую молитву по-вавилонски и преклонил колени. Жестом он приказал фараону приблизиться к божеству. На глазах всей семьи, придворных и важных лиц, являвшихся свидетелями, Рамсес повернулся к идолу и схватил его руку своей.

И Майатам воочию увидел, как пальцы фараона налились внезапной силой, как его плечи перестали казаться сгорбленными, как его шея выпрямилась под тяжким убранством, увидел, что ноги его более прочно уперлись в землю. А затем принц увидел, как в глазах фараона внезапно вспыхнул триумфальный огонь.

Он выскочил из святилища. На этот раз никто из шарданской стражи не попытался остановить его. Он бежал, задыхаясь, по храму между пилонами к докам. Его слуги были настолько захвачены представлением, что не заметили, как он исчез. Майатаму пришлось искать паромщика, чтобы переплыть реку. Когда они пересекали Нил, Майатам оглянулся, чтобы посмотреть, не следует ли кто за ним. Но никого не было.

Оставшись в Фивах в одиночестве, он побрел на улицу, ведущую к кварталу, где жили иноземцы. Лишь тонкий серебряный серп луны освещал извилистые аллеи. Хотя он был принц и на нем было много золота, делавшего его приманкой для грабителей, никто из жителей, заполнявших в ту ночь темные подворотни, не осмелился напасть на него. Майатама в этих местах знали и почитали.

Вскоре он стоял перед полуразрушенными воротами Гиксосского храма, бывшего одно время жилищем Царя Нищих. Теперь им правила царица, но он оставался таким же грязным и зловонным, как прежде. Майатам истерически заколотил в ворота, крича:

— Царица! Я должен тебя увидеть! Открой!

Черная дверь медленно отворилась. Появилась старуха. При виде его она радостно захихикала: когда-то, давным-давно, она была его нянькой. Впустив Майатама, она быстро задвинула за ним засов. Продолжая посмеиваться, она потянула его за рукав к болоту, заросшему тростником и травой — когда-то оно было священным храмовым озером.

Несколько светильников освещали извилистые коридоры храма, и идти надо было осторожно. На полу вповалку спали нищие, сотни нищих — как пчелы в улье, охраняющие свою матку, подумал Майатам — он старался не задевать их своими позолоченными сандалиями.

Бывшая нянька повела его в комнаты в верхней части замка. Их окна были обращены к Нилу.

— Ваше величество, — прошептала старуха в темноту, — вас пришел навестить Майатам!

Из темного углубления послышалось шуршанье. Мрачная сгорбленная фигура вползла в круг тусклого света, отбрасываемого огарком свечи. Даже теперь, после стольких месяцев, Майатама поразил вид царицы. Напряжение его спало, и слезы отчаяния обожгли глаза: выглядела старуха ужасно, и раны, покрывавшие ее тело, делали ее бездвижной. Ее кожа казалась расплавленной, словно горела на буйном костре. Лоскуты кожи покрывали ее глаза, так что ей пришлось вытянуть шею из сгорбленной спины, чтобы увидеть пришедшего.