Запрет на вмешательство - Макс Алексеевич Глебов

Капитан повернулся ко мне, ожидая возражений и готовясь их немедленно пресечь. Зная привычку здешних командиров затыкать подчиненного на полуслове, я решил начать с самой сути, чтобы до Щеглова сразу дошел смысл моего предложения.

— Метать ножи мне можно будет, товарищ капитан?

— Умеешь? — прищурился Щеглов, ни разу не видевший в моих руках холодного оружия.

— С двадцати метров точно не промахнусь.

— Сколько? — удивленно уставился на меня Игнатов. В глазах капитана я тоже увидел откровенное сомнение.

— Двадцать метров, товарищ капитан. Это если я первый раз вижу нож. Свой я могу метать и с тридцати, но, к сожалению, моих ножей при мне нет.

— Вот ведь… — капитан колебался, — что раньше-то молчал? И не верить тебе никаких оснований нет, но пока сам не увижу… Ладно, с двадцати метров разрешаю. Игнатов, подбери для ефрейтора несколько ножей из наших запасов.

— Есть, — кивнул сержант и потянулся к своему ранцу.

Впереди раздались хлопки минометных выстрелов. Немцы на высотах увидели цели и передали минометчикам данные для стрельбы. К моменту, когда небо на востоке стало светлеть, и в окружающем пейзаже уже можно было что-то различить, до немецких позиций советской пехоте и танкам оставалось пройти еще около семисот метров, а они уже понесли немалые потери.

— Держи, снайпер, — Игнатов сунул мне в руки шесть метательных ножей в кожаных ножнах, — дал бы еще, да нет больше. Нам ведь тоже чем-то работать надо.

— Спасибо за доверие, товарищ сержант.

— Да ладно, Нагулин. Дураком надо быть, чтобы твоим словам не поверить после того, что я своими глазами видел.

На самом деле метать ножи меня никто никогда не учил, но перенастраивая свою прицельно-навигационную систему под реалии этого мира, я не мог не учитывать, что в ходу здесь не только огнестрельное оружие. Крошечные биоимпланты в моем теле обладали достаточно высокой гибкостью настроек, а их способность в боевом режиме частично брать под контроль нужные участки моей нервной системы позволяла практически мгновенно осваивать некоторые умения, на оттачивание которых у местного жителя ушли бы годы. Дело другое, что для этого требовалось иметь хорошо тренированное тело, иначе биоимпланты могли стать опасными для собственного хозяина — порвать мышцу при ударе, например, или повредить сустав. Тело должно быть готово к восприятию осваиваемого навыка, иначе неизбежны травмы. Но с тренированностью организма у меня все обстояло неплохо — инструкторы на лунной базе об этом хорошо позаботились, да я и сам никогда не пытался уклоняться от спортивных занятий.

— Вперед! — отдал команду капитан, и наш отряд, все еще плохо различимый в предрассветных сумерках ползком выдвинулся на исходную позицию.

Среди нас было только четверо разведчиков, специально обученных перемещаться бесшумно, но вокруг уже стоял такой грохот канонады, что риск выдать себя треском неосторожно сломанной ветки сильно уменьшился.

Вот она, немецкая минометная батарея. Шесть восьмисантиметровых G.W.34. уставились в небо толстыми стволами, опирающимися на двуногие конструкции с подъемными и поворотными механизмами. Тяжелые опорные плиты ощутимо вздрагивали при выстрелах, гася отдачу. У минометов суетились расчеты, наработанными движениями доставая из ящиков и отправляя в полет трехкилограммовые осколочные мины. С наблюдателями на вершине холма батарея имела телефонную связь, и сидевший у аппарата с трубой в руке обер-ефрейтор передавал командиру батареи данные, получаемые от корректировщиков. Отделение охранения расположилось вокруг позиции, но следили они в основном за флангами, лишь иногда бросая короткие взгляды в сторону тыла.

Капитан, сержант Игнатов и еще двое разведчиков уползли вперед. В их задачу входила нейтрализация охраны. Четверых для этого было явно мало, но больше никому Щеглов доверить столь ответственное дело не мог. На всякий случай я приготовил полученные от сержанта ножи, чтобы при необходимости подстраховать бойцов капитана.

Необходимость возникла незамедлительно. Сам Щеглов справился со своими немцами на отлично. Скорость и точность, с которой он метал ножи, впечатлила даже меня. Для человека, опирающегося только на собственные возможности, он показал просто блестящие результаты. Три ближайших к капитану противника почти одновременно неестественно дернулись, взмахнули руками и повалились на землю. Игнатов тоже не промахнулся, но, в отличие от Щеглова, нейтрализовать он успел только одного противника. Второй немец что-то заметил и среагировал на нападение на своего товарища, вскинув винтовку. Я видел, что сержант не успевает его достать, и метнул свой первый нож. Выстрелить солдат так и не успел, завалившись назад и выронив свое оружие. Почти сразу мне пришлось пустить в ход еще два ножа, а спустя секунду и третий.

Увидев, что с охранением покончено, сержант Плужников жестом поднял отряд в атаку. Красноармейцы безмолвно обрушились на занятых своим делом минометчиков, уверенных в собственной безопасности. Я тоже продвинулся вперед, но, как и обещал капитану, в рукопашную лезть не стал. Зато мне удалось с толком использовать оба оставшихся у меня ножа. Первый из них достался телефонисту. Я надеялся, что он не успел поднять тревогу, и на вершине холма немцы все еще не знают о нашем нападении. Последний нож прилетел лейтенанту, командовавшему батареей. Не скажу, что этот офицер в сложившихся обстоятельствах мог хоть как-то помочь своим подчиненным, грамотно руководя боем, но у него имелся пистолет, который помимо того, что довольно громко стреляет, еще и может натворить немало дел в рукопашной схватке.

Все закончилось буквально за минуту. Выстрелить никто из немцев не успел, но и без потерь мы не обошлись. Рукопашная — страшная вещь, а штыки, ножи, саперные лопатки и приклады винтовок есть у обеих сторон. Четверо наших остались лежать у подножья холма, причем одним из них оказался разведчик капитана Щеглова, погибший в самом начале атаки. Именно его немцев, с которыми он так и не справился, мне пришлось успокаивать дальними бросками ножей.

Минометный огонь прекратился, и на вершине холма забеспокоились. Телефонная трубка квакала немецкой речью, призывая обер-ефрейтора Штельмахера доложить обстановку.

— Вперед! — негромко скомандовал Щеглов, и поредевший отряд начал взбираться на пологий холм.

Мне некогда было согласовывать свои действия с капитаном, и я выхватил телефонную трубку из руки мертвого немца.

— Обер-ефрейтор Штельмахер ранен! — доложил я невидимому собеседнику, — близкий разрыв русской мины. Герр лейтенант приказал мне доложить, что нам нужно две минуты для возобновления огня.

— Кто у аппарата? — требовательно спросил голос из трубки.

— Ефрейтор Иоган