Журнал Наш Современник 2006 #7 - Журнал Современник

Надеюсь, что мой рассказ о злополучном, уже давних дней “судилище”, подзабытом в деталях, но имевшем место в действительности, даст повод исследователям творчества В. М. Шукшина вникнуть в архивные источники и показать действие сил, пытавшихся прервать путь к творчеству талантливой личности из российской глубинки.

Ирина Стрелкова О РУССКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ

Размышления в канун 50-летия “Нашего современника”

“Я думаю пуститься в политическую прозу”, — писал Пушкин Вяземскому 16 марта 1830 года из Москвы в Петербург, сообщив перед тем московские новости. “Государь, уезжая, оставил в Москве проект новой организации, контрреволюции революции Петра… Ограждение дворянства, подавление чиновничества, новые права мещан и крепостных — вот великие предметы”.

К политической прозе Пушкина принадлежит и рукопись без заглавия в форме путевых записок, над которой он работал начиная с 18ЗЗ года. Часть рукописи была уже перебелена, Пушкин готовил ее к печати. В собрании сочинений она значится как “Путешествие из Москвы в Петербург”. Отправляясь в дорогу, Пушкин взял с собой книгу Радищева “Путешествие из Петербурга в Москву”. В свете передовых мыслей принято было объяснять, что Пушкин был единомышленником Радищева и спорил с ним лишь для того, чтобы усыпить бдительность цензуры.

Но если читать непредвзято, то очевидно: для Пушкина было неприемлемо тщеславное стремление Радищева видеть в России только изъяны, во всем и всюду. К 1833 году изданная в 1790 году книга Радищева принадлежала истории. И у Пушкина Радищеву противостоит великий труженик, русский гений Ломоносов. А в главе “Русская изба” написано, что судьба русского крестьянина счастливей судьбы французского земледельца, вовсе не для того, чтобы “обмануть цензуру”. Приведены доводы. Русский крестьянин смел и смышлен, опрятен, деятелен, предприимчив. Там же у Пушкина сказано о положении английских фабричных работников: “варварство и бедность, как во времена строения фараоновых пирамид, хотя речь идет о сукнах г-на Смита или об иголках г-на Джаксона”.

Актуальны в наше время размышления Пушкина о строительстве дорог в России. Дороги должны быть государственными. Частным людям могут принадлежать способы ими пользоваться. В России любят вспоминать другие его слова — о дураках и дорогах. А ведь американский журналист Джордж Кеннан, объездивший Сибирь в 1885 году, писал в своей книге “Сибирь и ссылка”, что русская почтовая служба — лучшая в мире, добирается до самых дальних мест.

В главе “Москва” Пушкин доброжелательно отзывается о московской критике, которая “с честию отличается от петербургской”. И называет имена: Шевырев, Киреевский, Погодин. Первоначальные славянофилы, с иным отношением к России, чем у Радищева. Как известно, декабристы “разбудили Герцена”. Но они все-таки сначала разбудили славянофилов. А Достоевский считал славянофилом и самого Пушкина.

Достоевский тоже оставил пример русской политической прозы. “Дневник писателя” — не публицистика и тем более не журналистика. В объявлении о подписке Достоевский назвал свое ежемесячное издание отчетом о виденном, слышанном и прочитанном, куда могут войти рассказы и повести, преимущественно о событиях действительных. Свое отношение к журнальной и газетной полемике он выразил, пересказав старинную басню про дуэль между свиньей и львом. Перед дуэлью свинья хорошенько вывалялась в яме. Лев пришел, понюхал, поморщился и удалился. Свинья потом долго хвастала победой.

Можно ли было предугадать необходимость в политической прозе сегодня? Информационный век, электронные СМИ, политтехнологии… Перечень можно не продолжать. Просто начну с Кожинова. В научном мире принят “индекс цитирования”. Чем чаще появляются ссылки на труды ученого, тем выше его авторитет. Сегодня в сфере общественной мысли один из самых высоких “индексов цитирования” у Вадима Валерьяновича Кожинова. Но что же начал публиковать Кожинов в 80-х годах минувшего века? Не исторические очерки, не современную публицистику. Книгу, главу за главой. Политическую прозу. Замысел родился еще в 70-х. Кожинов, по его определению, ощутил “объективную (а не только мою) потребность” заняться историей России — цитирую из его вступления к началу публикации “Загадочных страниц русской истории” (“Наш современник”, 1993, N 10). В 2000 году политическая проза Кожинова была издана в трех томах, и в “Нашем современнике” (2000, N 5) началось печатание следующей книги — “Россия как цивилизация и культура”, где одновременно шли размышления о том, что было в 1018 году и что произошло в 1991-м: “Хотя это сочинение, так или иначе, имеет в виду весь исторический путь Руси-России, суть его все же в осознании ее современного состояния и, в какой-то мере, ее будущего” (выделено Кожиновым. — И. С.).

Напомню, что заново переписывать русскую историю начали у нас в отечестве не после распада СССР и роспуска КПСС. Старт очередному “переосмыслению” дала горбачевская “революция сверху”. Атмосфера тех лет описана в воспоминаниях Н. И. Рыжкова, печатающихся в нашем журнале.

В 1989 году была создана группа для написания новой истории СССР, ее курировал А. Н. Яковлев. В “Президент-отеле” собрался международный симпозиум, посвящённый Ленину и ленинизму, на котором — как победитель — выступил американский историк Р. Пайпс. В 1990 году было опубликовано “Открытое письмо” писателей, деятелей науки и культуры России. Еще жив был СССР, обращались к его верхушке — президенту, Верховному Совету, ХХVIII съезду Коммунистической партии Советского Союза. С протестом против разгула русофобии, обвинения русских в “антисемитизме”, “русском фашизме” (уже тогда!).

Потом русскую историю продавал по кускам Ельцин. За что-то заплатил признанием сфабрикованного, непомерно преувеличенного числа жертв Катыни, за что-то — обещанием поступиться Курилами… Консолидация антирусских, антинациональных, прозападных сил шла в России при поддержке власти.

По определению академика А. М. Панченко, общество в России разделилось на два лагеря: в одном оказались те, кто выбрал своей идеей “права человека”, в другом — приверженцы “соборности”. Панченко еще и добавил, что среди приверженцев “соборности” оказалось куда больше крупных образованных личностей. С этим, конечно, не согласятся в лагере “прав человека”. Но Александр Зиновьев, философ и писатель, в недавнем прошлом “диссидент”, именно тогда заявил о необходимости объединения всех сил, которые заинтересованы в выживании России как суверенного государства.

“Загадочные страницы русской истории” Кожинов начал публиковать в 1993 году со статьи “Черносотенцы” и Революция”. Что значило для русского слуха само это слово — “черносотенец”? Бранная кличка. Политический ярлык. Кожинов приводит в качестве примера, как Зинаида Гиппиус причислила к “черносотенцам” Блока. Впрочем, в России и “славянофилом” могли назвать в укор и с презрением.

Надо было обладать выверенным замыслом, масштабы которого теперь обнаружились, чтобы начать книгу с восстановления правды про оболганную “черную сотню”, выбравшую свое имя из русской истории (“черные сотни” создавались из “черных”, то есть “земских” людей, “чернецами” звались монахи). Кожинов взял высоту, которая казалась неприступной, столько было наворочено про “охотнорядцев” в трудах историков. На самом деле в организации “черной сотни” входили все социальные слои России, входил цвет науки, от Менделеева до будущего советского академика Комарова. И русскими себя ощущали не только великороссы, малороссы и белорусы. Кожинов привел внушительный список “черносотенных” деятелей разных национальностей.

Он отдавал “Загадочные страницы русской истории” в журнал главу за главой — с немалыми перерывами. Так что читатели имели возможность наблюдать за ходом его работы. По сути, складывалась новая литературная форма. И чтение увлекательное. Кожинов был занят работой, сравнимой с работой реставратора. Он последовательно снимал наслоения фальсификаций, давних и новейших. И это был, безусловно, образец блестящего использования материала, поставляемого специалистами по искажению русской истории. К сожалению, здесь приходится лишь кратко пересказывать Кожинова. Он показал и доказал, что именно “черносотенцы”, “реакционеры” яснее всех видели в начале XX века, куда приведет Россию революция, предсказали крах тех политических сил, которые придут к власти в феврале 1917 года, весь дальнейший ход событий…

Реставрационные работы в области русской истории Кожинов продолжил в книге “Сталин, Хрущев и Госбезопасность”, главы которой публиковались с 1995 по 1999 год. При нынешних темпах политических перемен — долгий срок. Иные успели за это время переменить в корне свои взгляды. И даже не один раз. Кожинов последовательно разбирался в проблеме “культа личности”. Сталин ходом истории не управлял, история вообще не управляется никем. Он должен был выбирать решения, которые бы получали поддержку в стране. Иначе не сохранить власть в руках партии, в своих руках.