Я жизнью жил пьянящей и прекрасной… - Эрих Мария Ремарк

и пресыщенная) унижала человека в своих письмах.

Мое первое впечатление оказалось верным. Обворожительная, по-русски эльфоподобная, но и ребячливая, но поэтически никак не развитая, та, кого в сумерках приятно чуствовать рядом, но нет ничего настоящего, что можно было принять всерьез. Годилась, по-моему, на роль романтического лесного тумана, но не воздуха, необходимого для дыхания. Мшистая почва для волшебного павильона, но не достаточно надежная для того, чтобы построить на нем дом своей жизни.

Назад, к представлениям десятилетней давности! Если возможно, без каких-либо последствий.

Там, где некогда стоял павильон, потом возводился дом, который рухнул. Там уже не воздвигнешь нового павильона.

Странно, что остается желание – в то время как вокруг одна мшистая болотистая почва, – настаивать опять на этом: там, где надо убрать обломки, после которых не останется ничего, кроме зыбкой почвы, настаивать (снова) на возведении этого павильона, где он как минимум будет казаться не на своем месте. (Деревья вырублены, скалы взорваны, почва укатана.) Почему? Без анализа: потому что хочется верить в иллюзию, будто можно повернуть время назад. Все исправить. Повернуть колесо вспять. Немного вечности получить в залог. Но все это отговорки романтической смертельной зависимости.

Невротики: гламурные парни наряду с настоящими артистами.

В анализе: надо быть прокурором для себя самого; не только адвокатом – десяток адвокатов и без того налицо, в самом неврозе.

Идея: от Адели Бертрам, Эрны Эдлер (самой известной девушки в ее школе) к Лотте Пройс* (самая известная актриса в Оснабрюке), Петер (красивая женщина в обществе Ганновера, когда я был торговым служ.*), Марлен и Наташе – всегда к тому были только внешние, показные мотивы, привлекающие меня.

К. Хорни: кичл. преслед. Тип, требующий «иммунитета» к тому, что он делает, – или «представление» Н., что я назвал «королевы вне морали».

Мое избегание серьезной работы, углубления, настоящей учебы, не обращаю внимания на детали, отсутствие точности, поверхностность.

Это символично для внутреннего состояния, которого я не позволял себе без паники или банкротства. Вследствие этого часто чувствую себя мошенником, которого скоро должны схватить за руку.

03.09.<1950. Порто-Ронко>

Вчера солнечно; мыл голову; «Сага о Йесте Берлинге»*. Рассеянность, Н., карты, туда и сюда, наконец немного работы. Вечером Карен. Остатки семги. Рассказал ей свой сон: я приговорен к смертной казни, суета, люди, среди них Геббельс, я был скорее раздосадован, нежели испуган, сказал: «Давайте же», это был яд, я знал, что я невиновен, но хотел исполнения приговора, но до этого так и не дошло, я проснулся.

Говорили о стихах, ранних набросках, «Кай» («Северный полюс»)* – все время о близости смерти, смерть как психоз, смерть как фон; также при принятии многих решений, всегда исходя из этого. Она объяснила: сила и слабость. Суверенитет и слишком слабый интерес к жизни. Я: «При нехватке пожеланий счастья зеркальная интенсивность: смерть, преходящее, сильное, длительное чувство этого, и поэтому интенсификация чувства жизни, которое, как таковое, личное, не столь сильно». Рассказал о проходящем чувстве моих юных лет: противостоять хаотической, чуждой, вечно необъяснимой жизни путем бунта собственного чувства жизни, не признавать ее как мастера, не разочаровываться, хотя знать, что она победит, потому что несет в себе смерть, но ощущать, что, пока ты не поддаешься, остаешься еще непобежденным, – быть может, стертым, но не согнутым ею. «Я такой же непостижимый, как и ты». Спуск во все более ледяные глубины одиночества, потеря даже самого имени, идентичности, но спускаться все дальше; никакой возможности остановиться, но только спуск до конца, беспочвенно, бессмысленно, с гордостью – не отступать.

Образ пути: все постепенно оставлять позади, пока не дойдешь до обрыва, тогда решительный шаг, туда, поворот, мистический, поскольку ты на него решился, – затем путь назад, где находишь потерянное, но обладаешь этим уже иначе, более временно, – как кто-то, кто был без них, знает, что можно было без них обходиться.

Здоровое чувство разъедается текущим вплотную рядом с тобой неврозом, идущим тем же путем: мне никто не поможет. Я все-таки пробьюсь.

Связка узлов: посредством смерти, вокруг смерти. Сила крепнет из временного, слабость тоже усиливается.

Так: Сredo quia absurdum [5] – в бесконечное, безграничное, причастное жизни, верное и во временное, причастное любви: слабость и глупость, поскольку здесь проявляется пресловутая романтика. Типично у Н.: всегда искать только извинений, оставаться, потому что считается: если мы все равно скоро должны будем умереть, зачем тогда принимать всерьез глупые основания? Слабость, которая себя обманывает с большим основанием, нежелание видеть, что правилами борьбы должно быть (к сожалению) не великое человеческое, если так хочется, затаившее дыхание, прекрасное, порывистое, дикое – это обретается только по правилам жизни, не по правилам смерти. Смерть дает разве что понятное совместное пребывание, но не вменяет в долг: всегда оставаться вместе, бледное признание этого, почему нет? И не стоящие того горизонты, тишина, взгляд за этот предел против всего этого: сожри или умри, потому что ты или я, мы вместе на короткое время. Кто хочет жить, тот должен согласиться с собой преходящим, – кто хочет сохранить иллюзию вечности (до смерти одного из нас) и направить ее против преходящего, должен отказаться от горячего дыхания.

Может быть, не совсем. Я никогда не хотел этого. Я хотел сохранить иллюзию и горячее дыхание.

Тихий день. Легкая депрессия. Помутнение роста. Чтобы прояснить, необходимо помутнение. Помутнение – это разрешение. Старого, закоренелого.

Был погружен в работу*; глава не совсем ясна. Пополудни Эллен. В пиратских брюках. Очень красивая. Что-то по поводу анализа.

15.10.<1950. Порто-Ронко>

С наступлением ночи мой секретарь, скорее дурной и склонный к злопыхательству и секретным схемам. Как по-идиотски: написал это еще вчера. Позже: не работает по настроению, в конце концов, написал несколько важных писем. Шум на кухне: одна из бутылок Розы взорвалась, сломала плетеную бутылку вина; пахло винным погребом.

Одно из табу: говорить слишком много о других людях. Не иметь сознания, что другие люди хотят соблюдать тишину. Они все говорят и хотят (тишины).

Хмурая погода. Настроение получше. Настроение согласно Хорни. Обновлять себя самого. Никаких забот. Сновидения становятся лучше; забыл какие, но они были лучше; без потерь. Напротив, приятные и подходящие. Новое начало. Не пить; не болтать.

Звонок от Бруннера. Итак, как обычно, как третье в программе: ничего не предугадывать.

Не так уж много: болтать, пить, предугадывать. В сомнительных случаях: совсем ничего не делать – ждать.

Звонил Файльхен. Цитировал Ларошфуко: «Отсутствие умаляет малые и усиливает большие страсти», – так же ветер задувает свечу, но раздувает