Слепая вера - Бен Элтон

– Конечно, я не беру на себя никакой вины, – ответил Траффорд. – Она умерла от холеры. Не я создал воду, которую пьют в нашем доме.

– Разумеется, не вы. Ее создал Бог. Однако с точки зрения закона немедленно возникает вопрос, зачем Бог внес в эту воду инфекцию. Разве вы не признаете, что холера была наслана на ваш район Богом-и-Любовью в качестве возмездия за ваши попытки действовать вопреки его воле?

– Нет, не признаю.

– Траффорд, если вы примете на себя ответственность за ваши поступки, мы сможем добиться смягчения приговора.

– Я принимаю на себя ответственность за свои поступки. В этом вся суть. Мне кажется, я единственный, кто это делает. В отличие от ваших законов, я ничего не сваливаю на Бога и ни в чем на него не рассчитываю. Я спас мою дочь от кори и свинки. Потом она умерла от холеры. Я считаю, что ни Бог, ни я тут ни при чем. Это Храм помешал мне достать прививку от холеры.

Парижская Кокотка нетерпеливо застучала по клавишам своего ноутбука. Ей явно жалко было тратить время на полоумных, отвергающих такие фундаментальные юридические принципы, как причастность Бога ко всему на свете.

– Ну хорошо, – с сарказмом произнесла она. – Давайте вернемся к обстоятельствам дела.

Вы признаете, что по вашей инициативе Кейтлин была сделана прививка?

– Да, признаю.

– Можете ли вы переложить на кого-либо или что-либо часть своей вины?

– Я вас не понимаю.

Парижская Кокотка даже не старалась скрыть досаду: очевидно, ей казалось, что Траффорд нарочно валяет дурака, изображая непонимание.

– По закону статус жертвы считается смягчающим обстоятельством, – раздраженно объяснила она. – Если вы сумеете привести доказательства в пользу того, что вас самого можно рассматривать как жертву, судьям придется учесть это при вынесении окончательного решения. Например, не унижали ли вас в детстве родители, занизив таким образом вашу самооценку?

– Нет.

– Не страдаете ли вы дурными привычками? Возможно, вам приходится бороться с поработившими вас демонами или зависимостью от каких-либо лекарств? А может быть, проблема небольшого роста и негативное представление о самом себе помешали вам реализовать заложенный в вас потенциал сильной и многогранной личности?

– Нет.

– Может быть, к вам проявляли неуважение люди, отказывающиеся оценить по достоинству вашу законную гордость тем, кто вы и чем занимаетесь?

– Нет! Ничего подобного не было. Мне не нужно смягчение приговора. Я любил свою дочь и, насколько мог, действовал в ее интересах, вот и все.

Парижская Кокотка взглянула на часы: ей явно не терпелось завершить это бессмысленное и бесперспективное собеседование.

– Траффорд, Храм назначил меня вашим адвокатом по этому делу. Мой долг – поставить вас в известность о том, что «действия в интересах вашего ребенка» не являются оправданием для проведения вакцинации.

– Я и без адвоката знаю, что закон безумен, мисс Парижская Кокотка. Я просто объяснил вам свои мотивы, не предполагая сделать из них аргумент защиты.

– Стало быть, аргументов в свою защиту у вас нет?

– Почему же, есть.

– Я имею в виду, легитимных, – сердито сказала Парижская Кокотка. – Соответствующих законодательству нашей страны и постановлениям Храма. Пожалуйста, не тратьте мое время на пустяки.

– У меня есть защита.

– Вы понимаете, что вас обвиняют по двум пунктам: в том, что вы вакцинатор и эволюционист, причем вы не отрицаете ни того, ни другого?

– Да, и моя защита по обоим пунктам одинакова.

Парижская Кокотка бросила на него усталый взгляд.

– Вы изучали юриспруденцию в течение восьми лет, Траффорд?

– Нет, не изучал.

– А я изучала. После чего у меня были десять лет адвокатской практики. Я имею все шансы в ближайшем будущем стать юрисконсультом Храма.

– Поздравляю.

– И даже несмотря на то, что я не вижу законной защиты для человека, признавшего себя вакцинатором и сторонником теории эволюции, вы таковую видите?

– Да.

– И что же это?

– Моя вера.

– Ваша вера?

– Закон Храма гласит, что вера человека – его неотъемлемое и неотчуждаемое право. Отрицать ее значит разжигать религиозную ненависть. Так вот, я верю в вакцинацию. И в эволюцию тоже! Я верю, что мы можем познать материальный мир на основе фактов и логических выводов, не считая, что он находится во власти сверхъестественного существа. Такова моя вера! Имя моего Бога – Естественный Отбор. Это Он меня сотворил! А закон гарантирует мне право на веру.

Наступила пауза. Похоже, Парижская Кокотка временно утратила дар речи.

– На каком основании вы называете верой нелепые измышления обезьянолюдей? – наконец спросила она.

– Я полностью убежден в том, что это не измышления, а реальность.

– Быть убежденным в реальности чего бы то ни было еще не означает иметь веру, – с апломбом заявила Парижская Кокотка. – Я убеждена в реальности сладкого вина и имбирного печенья. Я убеждена в реальности крыс и тараканов, но все это не составляет предмета моей веры.

– Печенье – материальный объект. Крысы – творение природы, вроде нас самих. Но эволюция – это понятие, которое мы постигаем разумом, и в этом отношении оно ничем не хуже Бога.

Парижская Кокотка на мгновение задумалась. Траффорду показалось, что спор задел ее за живое.

– Вы говорите, что теория эволюции – предмет веры, потому что вы в нее верите. – Она скривилась. – Объясните мне – почему?

– Потому что она прекрасна, логична и доказуема. Это единственное – подчеркиваю, единственное удовлетворительное объяснение возникновения на Земле столь разнообразной жизни! Все открытые до сих пор факты, вплоть до самых мельчайших, подтверждают эту теорию, и нет ни одной мелочи, которая бы свидетельствовала о том, что вселенная была создана за неделю, а человек за один день. Человек не мог появиться за один день! Какой бы ни была причина его появления, будь то Бог или космическая случайность, которую можно назвать Богом, это произошло не за один день! На это потребовался даже не один миллион лет.

– Значит, вы говорите, что убеждения обезьянолюдей можно доказать? – спросила Парижская Кокотка.

– Да, если не с полной надежностью, то уж определенно в рамках разумного.

– Ага! – торжествующе воскликнула Кокотка. – Тогда они не могут быть предметом веры!

– Почему?

– Верить по-настоящему можно лишь во что-то, не поддающееся доказательству. Если нечто может быть доказано, то это факт, а чтобы верить фактам, не надо быть истинно верующим человеком. Таким образом, по закону ваши воззрения не считаются правомочными.

– Поскольку они верны?

– Поскольку вы утверждаете, что их можно доказать с помощью фактов. Никакая вера не может быть обоснована с помощью фактов, иначе это уже не вера. Либо идеи обезьянолюдей не имеют научного подтверждения и в этом случае их можно назвать предметом веры, либо они основаны на научных выводах, а стало быть, не являются предметом веры, вследствие чего закон не считает их правомочными. Какой вариант вы выбираете? Можно ли доказать эффективность вакцинации или вы просто верите в нее? Основана ли ваша теория эволюции на твердых фактах или о ее справедливости говорит вам ваше религиозное чувство?

– Эффективность вакцинации можно доказать, а теория эволюции основана на твердых фактах.

– В таком случае все это не имеет ни малейшего отношения к вере, и вы будете осуждены как еретик.

Траффорд невольно улыбнулся.

– Что ж, – покорно сказал он, – я и не рассчитывал вас переспорить.

На лице Парижской Кокотки отразилось облегчение. Она повернулась к веб-камере, подключенной к ее компьютеру.

– Итак, мы заносим в протокол, что обвиняемый не пожелал выдвигать аргументы в свою защиту и добиваться смягчения приговора.

Она встала, чтобы уйти. Она выполнила свой долг и явно не собиралась задерживаться здесь дольше, чем следовало. На пороге она еще раз обернулась к Траффорду.

– Надеюсь, вы понимаете, что вас скорее всего сожгут на костре?

– Моя дочь умерла, – ответил Траффорд.

– Да будет вам, – сказала Парижская Кокотка. – На детях свет клином не сошелся.

Железная дверь камеры захлопнулась с лязгом.

39

Когда Траффорд встретился с Чанторией за кулисами сцены на стадионе Уэмбли, он увидел ее впервые после того дня, как она, окровавленная, лежала рядом с ним на полу камеры. С тех пор ее привели в порядок, загримировав рубцы и синяки с помощью специальных средств. Теперь она выглядела гораздо лучше, хотя поросшая щетиной голова придавала ей какой-то диковатый вид, особенно в сочетании со странным, отсутствующим выражением глаз.

– Здравствуй, – сказал Траффорд.

– Мы грешники. Мы это заслужили, – был ее единственный ответ.

Конвоиры провели их по пандусу для подъема сценического оборудования и оставили за рядом гигантских динамиков. Снаружи закончилось исполнение песни. Раздался громоподобный рев, а затем – приглушенный голос певца, который обращался к публике. Поскольку акустическая система была направленной, Траффорд не различал отдельных слов, однако не сомневался, что певец призывает людей сделать сны явью и стать теми, кем они видят себя в своих мечтах.