Что скрывает Эдем - Кара Грант

вправо и увидели перламутровое видение с парящими в воздухе эфемерными крыльями. Видение покинуло группу сверстниц, запускавших в небо с шумом и гамом бумажные фонарики, и на всех парах устремилось к нам.

– Элли! – обрадовалась я (теперь уже искренне) и взяла ее за руки, когда она оказалась рядом.

Девчонка была немного бледна, но держалась непринужденно. Она широко улыбалась, однако серые глаза метались по моему лицу, пытаясь что-то сообщить, только момент был неподходящим – господин Феррен с тенью легкого подозрения за нами наблюдал, а отец Элли стоял неподалеку с группой мужчин и по-приятельски похлопывал по плечу Йена Шульте.

Я изобразила, что целую воздух около ее щек, и быстро прошептала:

– Не сейчас.

Девчонка все поняла и что-то радостно защебетала.

– Что это на тебе, Лиза? – оборвал ее Шон, перестав буравить нас хмурым взглядом.

– Наряд ангела, – охотно сообщила она, невинно хлопая длинными ресницами. – Работа Карины.

У Шона дернулся левый глаз.

– Умоляю, скажи, что он трансформируется во что-то красное с рогами, хвостом и трезубцем, если ты покружишься.

Элли хихикнула.

– Не угадал.

– Какое лицемерие, – мрачно изрек Шон, а Элли звонко расхохоталась, привлекая к нашему трио внимание остальных гостей.

– Я тоже до сих пор пребываю в легком недоумении, – присоединился к нам господин Штольцберг. – Не говоря уже о твоих телохранителях, дорогая.

Мой взгляд метнулся к его ухмыляющемуся лицу, и пружина, что сдавливала мои внутренности, немного ослабла. Господин Штольцберг казался спокойным, даже радостным, а значит, вряд ли был в курсе наших с Элли приключений.

– Но чем бы дитя ни тешилось, – добродушно добавил он и, приобняв дочь, нежно поцеловал ее в макушку. Она довольно сощурилась. Вот лицемерка! Надо у нее поучиться.

Мы обменялись приветственными любезностями, и тут я поняла, что разговоры окружавших нас гостей резко стихли, а их взгляды были прикованы к парусам.

Я подняла глаза вверх и увидела госпожу Мартинез собственной персоной. С кошачьей грацией она перепрыгнула с одной реи на другую, совершив невероятный маневр, и виртуозно спустилась на палубу.

Черные волосы были собраны в косу, тонкие губы, подведенные рубиновой помадой, кривились в ядовитой улыбке, а в голубых глазах плясало безумие.

На девушке было надето алое шелковое эфириусное платье с рядом крохотных черных пуговок, напоминавшее мантию кардинала. При движении оно оставляло за собой длинный кроваво-красный размытый след, И казалось, что она перемещалась то неестественно стремительно, то, наоборот, слишком медленно. Все это делало ее похожей на потустороннее существо, которое неожиданно решило заглянуть в эту обитель чревоугодия.

– Лана, вы прекрасны! – поспешил к ней господин Штольцберг.

Надо сказать, он ничуть не слукавил. Потому что если во время бала иллюзий Лана предпочла оставаться в тени, то сейчас с апломбом из нее вышла.

Мужчины забывали, что хотели сказать, пожирая ее глазами, а дамы завистливо и ревниво поджимали губы. Госпожа Мартинез же демонстрировала едва уловимое презрение к окружающим и упивалась внезапно проснувшимися в них страстями. Будто тем самым пыталась компенсировать наличие сдерживавшего ее иллюзорные сущности ошейника, а может, и отомстить за него.

– Дорогая, позвольте… – Господин Штольцберг галантно предложил правую руку писательнице и, сделав короткое объявление, взял под левую руку дочь и направился в столовую.

Гости последовали за ними. Элли на ходу послала мне многозначительный взгляд, мол, надо бы переговорить. Я осторожно, чтобы никто, в особенности Шон, не увидел, одними губами сказала «потом» и натянула ослепительную улыбку.

– Лана куражится. Демонстрация ее предварительных прототипов прошла на ура. Крупный контракт, – прошептал Шон, когда мы заняли свои места за длинным прямоугольным столом темного дерева.

Он ломился от блюд и находился в хорошо освещенной зеркальной комнате, в дальнем углу которой играли музыканты.

– А что она создала? – задала вопрос без особого интереса, и по омерзительной ухмылке господина Феррена догадалась, что что-то ужасно неприличное. Я усмехнулась. – Понятно. А у тебя как дела?

– Отлично. Как и всегда, – безразлично ответил он, а мне внезапно вспомнился его разговор с господином Клаем. Интересно, Шону удалось отстоять свою точку зрения или нет?

Я отыскала взглядом Торнтона, который сидел через два места от нас. Его лицо оставалось бледным, непроницаемым и абсолютно ничего мне не сказало. Жаль.

В целом ужин прошел неплохо. Я улыбалась, шутила, старалась поддерживать оживленные разговоры с соседями, хотя до одури хотела вернуться в блаженную тишину нашей с Шоном комнаты, выпить лекарство от головной боли и лечь спать. А еще лучше – сбежать из этого особняка. Чего сделать я никак не могла.

Госпожа Мартинез, которая пользовалась большим успехом в собравшейся вокруг нее компании из господина Штольцберга и его приближенных (разве что Элли хмурилась), то и дело бросала на меня острые, как лезвие кинжала, взгляды, при этом не переставая рассказывать что-то увлекательное собеседникам. Я старалась не обращать на нее внимания и направляла свою энергию на поддержание иллюзии благополучия и успеха.

Надо сказать, в этом деле мне удалось преуспеть настолько, что, когда ужин закончился и гости высыпали на палубу, Шон шепнул мне на ухо «браво!» и примкнул к компании мужчин, которые собирались играть в покер. И вот только тогда мне и удалось без лишних свидетелей перехватить Элли.

– Получилось? – осторожно спросила, улучив подходящий момент. Элли кивнула, и я окончательно успокоилась.

– Кара, давай минут через сорок сходим поплавать в ракушки, – нарочито беззаботно предложила она. – Сейчас там водичка, как парное молоко. Будет здорово, правда.

Невольно поморщилась от слова «водичка», которой вокруг нас и так хватало. Элли заметила мою реакцию и добавила многозначительным полушепотом:

– Это поможет восстановить силы.

Я задумалась. Попробовать стоит.

– С радостью, – улыбнулась пошире, услышав неподалеку девичий щебет. Моя сообщница покосилась в ту сторону.

– Вот и отлично, – просияла она и тотчас сменила тему. – Я как раз успею отойти после ужина. Эта Лана… – В ее голосе зазвучало недовольство. – Видела бы ты, как высокомерно она держалась, а папа и господин Висмарк ей чуть ли не в рот смотрели. Брр… Мне кажется, она нас всех презирает.

– Шон говорил, что она не в духе из-за ошейника, – попыталась я оправдать коллегу. – По сути, на нее одну из гостей надели оковы, еще и выставили это на всеобщее обозрение. Кому такое понравится?

– Да, но… – от неожиданности растерялась Элли, но тут же перешла в нападение. – Нечего было материализовывать такую пакость, чтобы шпионить за остальными! Пока ее прототипы пользуются успехом, госпожа Мартинез для всех желанный гость, но, как только она вылетит из топа, уверена, мало кто захочет иметь с ней дело, с такими-то манерами! Не говоря о том, что половина влиятельных дам Либрума не в восторге от того, что их мужья питают слабость к творениям Ланы. Госпожа Висмарк первая вздохнет с облегчением, узнав, что ей больше не придется лицемерить.

А вот это меня удивило. Я считала, что обитателей Пантеона в Эдеме по-настоящему боготворят, а положение топов так и вовсе непоколебимо.

– А ведь Лане поначалу все так сочувствовали…

Узнать, что хотела сказать Элли, мне так и не довелось, потому что в этот момент к нам подлетели ее приятельницы и увели к остальным гостям. А я в поисках блаженного уединения отправилась на корму корабля.

Вечернее небо потемнело, в его тягучей и густой словно вакса черноте отчетливо проступили звезды. Я смежила веки, подставляя лицо теплому ветерку, надеясь, что барабанная дробь в голове хотя бы немного поутихнет, как внезапно услышала издевательски-ласковый голос:

– Хорошо проводите время, Кара?

Быстро распахнула глаза и обернулась.

– Госпожа Мартинез… Не ожидала. – Она стояла с бокалом шампанского, утопая в дорогой ее сердцу тени. – Но вы правы, жаловаться мне не на что. Господин Штольцберг радушный хозяин.

Лана выступила из полумрака, алые губы скривились в сардонической усмешке.

– Да. А его особняк может обеспечить столько скрытых удовольствий… – с многозначительной интонацией протянула она, и мне это не понравилось. – Особенно сад. Понравились арбоперсики?

Цвет ее глаз изменился. Голубая радужка заполнилась чернотой, зрачок засиял неоновой белизной, и мое сердце пропустило удар.

Она все знает! Но как?

– Вы, кажется, побледнели,