Русская красавица. Напоследок - Ирина Потанина

Никифорович, между тем все твердит о Наташиной эротичности и пользе от поздней женитьбы. Давно уже он заставил всех забыть и о зловредной уборщице, и о идее коллективной жалобы на нее.

Вы не думайте, что мы тут все такие примитивные: за ниточку дернул и распсиховались, кнопочку нажал — и успокоились. Это только Никифоровичу мы такие подвластные. Ну умеет человек разговаривать, ну что поделаешь!

Как вспомню его предыдущие «баечки», так сразу тепло на душе делается:

— А про Леонида Быкова мне старшие товарищи из театра Шевченко рассказывали. Да вы, небось, ни театра, ни актера такого не знаете. У-у-у, темные! — начинал Никифровочи.

При этом он смачно затягивался, и все присутствующие — думаю даже те, кто никогда не курил — ловили себя на остром желании ощутить горьковатый привкус его сигареты. Именно такой, как у Никифоровича — дешевой, без фильтра. Уж слишком блаженное становилось у рассказчика лицо после затяжки.

Иногда, кстати, чудо-актер ужасно страдал из-за своей заразительности. Это, когда его посещали припадки скупости. Он отчаянно искал уединения: «Не могу курить на людях! Сразу сигареты стрелять начинают. Даже если у самих блок навороченный под полой припрятан, все равно у бедного старика цигарку просят. И отказать не могу, и злость берет…»

Но я не о том, а о его рассказках-рассказиках:

— Так вот, про Быкова. Реквизиторша как-то то ли пошутила, то ли напутала что… В общем, вместо кинжала в ножны Быкову ножницы сунула. И вот себе, значит, спектакль в самом разгаре. У Быкова — дуэль. Он хватается за ножны и… Думаете растерялся? Нет! Все положенные «защищайтесь, сударь!» высказал, а в процессе состриг противнику усы. Зал остался в восторге от блестящей режиссерской идеи. Все решили, что так и задумано. Недовольным остался только второй актер-дуэлянт. Усы были настоящими…

Как-то особенно наш Никифорович любил истории о спектаклях «перьев и шпаги». Сейчас уже все и не упомню.

Ну, например, на какой-то там очередной дуэли какой-то там актер обнаружил, что забыл прицепить на пояс шпагу. Пьеса — в стихах. Герой не теряется: «Забыта шпага, боже мой!/ Ее вчера занес домой…/ Но если справедливость есть,/ Прими, подлец, от пальца месть!» Тыкает партнера пальцем тот, совершенно ошарашенный, молча умирает.

Еще чудный случай вспоминается. По сценарию злодей лезет в электрощит, а герой должен убить негодяя из нагана. Реквизиторша, разумеется, положить наган в кобуру забыла. Что делать? Герой в панике оглядывается по сторонам. Потом стаскивает с себя сапог и швыряет его в злодея. Немая сцена. Злодей поворачивается к зрителям и трагичсеким шепотом произносит: «Сапог-то отравлен!», после чего падает замертво.

Помню, хохотали минут двадцать.

Молодец, Никифорович! Умеет, спасает, радует… Был бы в несколько раз моложе — влюбился бы я в него безоговорочно. И целовались бы в курилке, и вместе англеами-хранителмяи труппы бы работали…

— Свистать всех в зал! — доносится зычное Мариковское воззвание. — Омовение сцены закончено досрочно. Работа проделана, можем приступать к своему безделию!

«Ага, его тоже явно не устраивает такое странное распределение рабочего времени!» — радостно переглядываемся мы и идем на сцену.

Настроение, как ни странно, самое, что ни на есть, замечательное…

* * *

Просто счастье, что мне так повезло с жильем. Будь этот дом немного ближе к театру, я не успевала бы ни задуматься, ни прогуляться… Хоть на пару кварталов дальше — возымела бы дурацкую привычку добираться на такси. А так выходило как раз то, что нужно.

«Вновь иду, душа толкает ноги…» А город уже дышит праздником — искриться, переливается, шумит. Ветер атакует, и ежесекундно приходится отплевываться от попадающих на лицо снежинок. Отчего-то это совсем не раздражает, а даже как-то наоборот веселит.

— Ух! Сейчас вся моя тушь намокнет и под бровями нарисуются черные полоски, — то ли и впрямь капризничая, то ли желая подчеркнуть длину собственных ресниц, заявляет Наталья. Они с Василием идут до трамвайной остановки, я — домой, а все остальные несколько минут назад отчалили в противоположном направлении — их ждало метро.

— Так это ж здорово! — веселю Наталью. — Будете как Лайза Минели в «Кабаре». С такими громадными ресничищами… Замечательная погодка! Буйная и оттого предпраздничная. Люблю метель в канун нью еар! — декларирую первое придумавшееся. — Даже не хочется домой. А не заскочить ли нам в этот ганделык? — небольшая сутденческая кофейня возле остановки частенько служит мне перевалочным пунктом. — Там кофе натуральный, вкусный и недорогой.

— Правда? — Наталья, вероятно, не слишком доверяет моим суждениям, потому уточняет у Василия. Вряд ли сомнения вызывают мои вкусы, скорее — финансовые оценки. Закатываю глаза и пытаюсь не утерять спокойного благодушия. В конце концов, Наташина уверенность, что дети обеспеченных родителей не могут жить за свой счет, а значит, адекватное суждение о дороговизне иметь не могут — это ее личные, Натальинские комплексы, и я имею полное право не обращать на них внимания…

— Ну, я бы так не говорил… — мнется Василий в ответ. — Я бы воздержался от финансовых комментариев. Но водка там хорошая. Может, и впрямь зайдем? Займете до получки?

В денежных вопросах Василий отличался очень странныой привычкой — никогда не гулял за свои. Возвращал долги всегда честно и в срок, но никогда не платил по собственным счетам сам. Все давно привыкли к этой его загадочной патологии и не удивлялись, слыша извечное: «до получки», когда Марик только что рассчитался за вчерашние работы.

Похоже, у Василия это было чем-то вроде психического заболевания. Однажды я оказалась свидетелем момента, когда оно проявилось особенно остро.

Мы собирали деньги на какой-то очередной подарок. Дни Рождения в труппе старались не забывать и отмечать достойно. Уж не помню, кто на этот раз был именинником, знаю лишь, что вспомнили об этом чудом и в последний день. То есть завтра на работу нужно было явиться уже с подарком. Довольно быстро сплавили завтрашнего виновника торжества к Марику с каким-то поручением, придумали, что дарить, определились с суммой и начали выворачивать карманы, в шляпу Никифоровича. Неделя та вышла сложная, потому практически все сидели на нулях. Я выскребла последние копейки — ничего, дома еще имелось НЗ. Алинка оставила себе ровно на дорогу, вздохнула: «Опять придется у родителей занимать!» Джон выложил диковинную крупуню купюру и потребовал сдачи. До появления этой купюры Василий был довольно спокоен. А тут, буквально волна прошла по лицу, придав ему невменяемо жадное выражение. Так неделю перебивающийся по пустующим помойкам бомж смотрит на окно ресторана, за которым ароматный кусок мяса поедается каким-то смутным силуэтом посетителя. Так смотрел на меня возвращающийся из армии солдатик Андрюша, когда я — загорелая, в длинной белой футболке, с растянутой горловиной, нечаянно сбившейся вбок и обнажившей грудь — подобрав ноги под себя, еще глупая со сна пялилась в окно купе, пытаясь определить, скоро ли поезд привезет нас в Москву.

Шляпа дошла до Василия. Он с горящими глазами обернулся к Джону:

— Займешь до получки? — спросил с предыханием.

— Мадамка убьет, — твердо отрезал Джон и засунул свою сдачу в карман.

— О, Джон! — широким жестом аристократа, Василий схватился за голову, — Куда заведет тебя жто подкаблучество? Ну, до получки, ну, не томи, ну, что ты…

Ситуация, между прочим, действительно была довольно напряженной — на обязательный завтрашний подарок не хватало одного взноса. Я уже начала прикидывать, где и как пересекусь сегодня вечером с Никифровочичем, чтобы доплатить за Василия, который клятвенно уверял, что сейчас он на мели, но вот с ближайшей зарплаты «сразу и незамедлительно сочтет за честь погасить задолженность»… И тут к нам вышел Марик. Ловить после работы Никифоровича мне было откровенно лень. В голову пришла другая идея:

— Знаю выход! — радостно сообщила я и попросила Марика занять нашему «сидящему на абсолютной мели» Василию необходимую сумму до ближайших выплат. Я и не подозревала, что делаю.

Марик растерянно огляделся и неуверенно полез в карман пиджака. Василий вдруг побледнел, высоко поднял голову, сверкнул обиженным взором и… вынул из барсетки внушительную пачку купюр, отделил несколько, бросил в шляпу и, не слова не говоря, вышел вон…

— Упс! — только и смогла произнести я. — Что это было?

Марик замялся, но вынужден был объясниться. Оказывается, пять минут назад Василий попросил выплатить ему оставшийся гонорар за недавние работы. Марик, всегда предупреждающий, что выдает деньги коллективу лишь после того, как заказчики окончательно рассчитаются, объяснил, что пока проплат по-прежнему нет. Василий попросил выручит его из своих. Марик, разумеется, согласился. И вот, спустя пять минут, оказывается, что он снова должен помочь Василию…