Голиаф - Вестерфельд Скотт

Дэрин пожала одним плечом:

— Да как-то приходило в голову, раз или два. Но извините меня, сэр, если вы терпеть не можете императоров, то где вы разжились теми германскими шагоходами?

— Оружием мы снабжаемся у кайзера, за деньги. — Генерал похлопал по маузеру у себя на боку. — Иногда он ссужает нам и технику, поэтому, когда в войну вступают янки, мы с ним дружим. Но ни в коем случае не кланяемся.

— А вообще, да, императоры фигуры никудышные. Правда? — Дэрин села прямее и протянула правую руку: — Спасибо вам за неразглашение.

— Можете считать, что ваш секрет как в сейфе, hermanita. — Генерал пожал ей руку и неторопливо встал. Внезапно взгляд его стал настороженным, а рука потянулась к маузеру. За брезентовой фалдой маячила смутная тень.

Вилья, подкравшись, резко ее отдернул. Ствол его пистолета уткнулся в небритую осклабленную физиономию Эдди Малоне.

— Дилан Шарп, Дэрин Шарп… Ну, конечно! И как я мог не догадываться. Ведь это объясняет многое. Просто очень многое. — Потерев ладони о бока, одну из них он шустро сунул Панчо Вилье: — Эдди Малоне, репортер «Нью-Йорк уорлд».

ГЛАВА 30

Порез на руке у Дэрин был, если разобраться, делом пустяковым: всего-то одиннадцать аккуратных стежков, которые немного чесались. А вот поврежденное колено грозило напоминать о себе еще долго.

В основном боль была простой, как если шваркнуться коленом об угол железной кровати. Но временами пульсировала и полыхала вся нога.

Это напоминало болезнь ее роста, когда ей было всего двенадцать, а она уже переросла половину мальчишек в Глазго. Но самое худшее наступало ночью, когда коленная чашечка зудела и звенела, как бутылка, полная пчел. Зудела она, видимо, из-за компресса доктора Баска — вот спасибо. Это было не горчичное семя со жмыхом — средство, к которому благоволили ее тетушки, — а какое-то мелкое и гнусное фабрикатное создание. Оно как прилипала присасывалось к коже, проникая своими усиками внутрь для исцеления порванных при ударе тканей и связок. Что за живые волокна использовались в том компрессе, хирург не сказал, но жила эта фабрикатная липучка на сахарной водице и ежедневной порции солнечного света — какое-то полурастение-полуживотное. Хотя кем бы или чем бы ни было это существо, всякое движение Дэрин его раздражало. Любой, даже небольшой вес на ногу карался часом сердитого жужжания пчел. Ходьба была кошмаром, а одевание сплошной пыткой, и, само собой, никого нельзя было попросить о помощи. Если бы не Алек, весь экипаж разгадал бы ее секрет в первый же день. Именно Алек уговорил генерала Вилью помалкивать и убедил офицеров, что ее, Дэрин, следует поместить в отдельную каюту, а не в судовой лазарет. Из-за этого Алеку самому приходилось таскать ей еду с камбуза. Именно он несколько раз на дню в полутьме желудочного отсека тащил ее на себе к гальюну и мужественно стоял рядом на страже, пока она туда ходила. И, наконец, только он составлял ей компанию, благодаря которой она не сходила, черт возьми, с ума. Так много для того лишь, чтобы ее несколько последних дней на «Левиафане» прошли в качестве полноправного члена команды, а не приблудной сумасбродки, упрятанной офицерами и экипажем куда подальше. Этот гнида Малоне ничего еще никому не выболтал, по крайней мере пока. После предательской выходки мистера Херста репортеров уже не подпускали ни к радио мистера Теслы, ни к курьерским птицам, а сам Малоне тревожился, как бы Адела Роджерс не перехватила его репортаж. Хотя Нью-Йорк был уже всего в двух днях пути. Два дня в униформе, а затем ее секрет откроется всему миру. Так что не укрыться от того факта, что это путешествие на борту «Левиафана» для нее, судя по всему, последнее.

Ощущение такое, будто ждешь казни — всякую секунду, тягучую и заточенную под острие, — но иногда ночами Дэрин была благодарна тем пчелам за то, что они невольно заставляют ее бодрствовать. По крайней мере, так на несколько часов дольше можно чувствовать вибрации корабля, слышать разноголосый шепот воздушного потока вокруг гондолы.

Основное же время уходило у Дэрин на раздумья, как быть дальше. Придется, конечно, измышлять какую-нибудь новую ложь, чтобы никто не причинил зло ее брату Джасперту за то, что тот протащил ее на службу. Хотя со временем ее скандальная слава, так или иначе, поутихнет, и надо будет подыскивать себе какую-нибудь работу.

При ней останутся ее знания аэронавтики, даже когда Воздушная служба заберет у нее униформу. И неважно, заживет до конца колено или нет, но за все это время она набралась смелости, необходимой для работы в любой команде, в том числе и в мужской компании. Алек говорил, что ей лучше остаться в Америке — там, по его словам, женщины, умеющие обращаться с аэростатами, просто нарасхват.

Чего стоит один лишь его рассказ о Паулине и ее опасностях. Судя по всему, та девица — обыкновенный кинематографический персонаж, мелькание теней на экране — каким-то манером нешуточно засела непутевому принцу в голову.

— Знаешь, какие деньжищи ей в итоге светят по наследству! — восторженно распинался он на второй день после отлета из каньона генерала Вильи. — Миллионы американских долларов, не меньше! Правда, есть одна загвоздка: без замужества она не получит ни гроша.

Дэрин, откинувшись на подушки, глядела в потолок. Под «Левиафаном» переливчато искрился Мексиканский залив, отбрасывая на потолок каюты мерцающие блики. Алек сидел у изножья кровати, а в головах помахивал лапками Бовриль, как будто практикуясь в семафорных сигналах.

— Бедная девушка, — сказала Дэрин. — Это если не плюсовать те самые миллионы.

— Так это же мелодрама, а не трагедия, — рассмеялся Алек.

— Мелодрама, — повторил Бовриль четко, с медлительностью, свойственной лори в момент усвоения новых слов.

— Но вместо замужества, — продолжал Алек, — она отправляется на поиски приключений. И никто не в силах ее остановить, даром что она девушка!

Дэрин нахмурилась. Честно сказать, в жизни такое маловероятно. Хотя если у тебя в банке несколько миллионов, то, возможно, люди смотрят на тебя скорее как на мужчину.

— Ну, и какие там ее приключения, не считая той дурацкой возни с водородным шаром?

— Вообще-то, я видел только первый эпизод. Четкого окончания у этой фильмы нет, есть только то, что они называют «подвесом». — Алек призадумался, вспоминая. — Хотя мистер Херст, кажется, говорил что-то насчет угнанных шагоходов и привязывания к рельсам.

— Привязывания к рельсам? Для дальнейшей моей карьеры звучит просто великолепно.

— Послушай, Дэрин. Кому какое дело, что «Опасности Паулины» ерунда на постном масле! Главное лишь в том, что она сейчас жутко популярна. И даже если женщины в Америке пока не пилотируют аэростаты, то они, по крайней мере, к этому стремятся. А ты можешь показать им, как это делается.

— Хотеть и мочь, Алек, не всегда одно и то же. Ты это знаешь.

— Видимо, да. — Он прислонился спиной к стенке каюты. — Как и то, например, что ты не желаешь, чтобы тебя подбадривали. Разве не так?

Дэрин пожала плечами. В эту минуту она точно знала, чего бы ей действительно хотелось: чтобы Эдди Малоне не растопыривал свои уши, подслушивая их разговор с генералом Вильей, чтобы она не врезалась со всего маху в землю на крыльях скольжения. А еще, чтобы этот гнусняк Херст не застопорил с самого начала «Левиафану» двигатели. Если бы хоть одно из этих событий сложилось иначе, никто бы и не выяснил, что она девчонка. Кроме, разумеется, Алека и этого ухаря Фольгера.

— А ты сам останешься в Америке, — спросила она, — когда «Левиафан» полетит дальше?

— Ты думаешь, капитан мне позволит? — помрачнел Алек.

— Ты делаешь то, что на руку Адмиралтейству: помогаешь мистеру Тесле пропагандировать его оружие. С какой стати им тащить тебя обратно в Англию?

— Пожалуй, ты права.

Алек встал и подошел к окну. На ярком солнечном свете, когда он смотрел на небо, в глазах у него горели изумрудные искорки.