Булгаков и Лаппа - Бояджиева Людмила Григорьевна

18

Михаилу удалось побороть неприязнь Нади к его новой жене и даже временно поселиться вместе с Любой в помещении школы, которой руководила Надя. Вскоре, в ноябре 1924 года, Булгаков с Белозерской перебрались в Чистый переулок — в мансарду спрятавшегося в глубине арбатских дворов домика. Любовь Евгеньевну, в отличие от Таси, ждала совсем другая жизнь — ей достался быстро восходящий к славе муж, способный устроить приличный быт.

Любочка умело и со вкусом обустраивала семейное гнездо: собирала у знакомых старую мебель красного дерева, на окна повесила цветастые турецкие шали. У Михаила появился свой кабинет со всякой милой ему ерундой — подсвечником, настольной зеленой лампой, книжными полками. Уютно получилось и стильно.

Муж становился знаменит, вышла «Белая гвардия», с блеском шли во МХАТе «Дни Турбиных», «Зойкина квартира» в театре им. Вахтангова, сыпались со всех сторон предложения, имя Булгакова все чаще появляется в газетах. Надо было достойно принять гостей, что Люба умела делать отлично, блистая в любом обществе.

Михаил наслаждался новой жизнью, был очарован литературными способностями жены. Любаша живо печатала на машинке не только его новые тексты, но и свои воспоминания о Константинополе и Париже. А однажды Михаил предложил жене вместе написать пьесу из французской жизни — «Глиняные женихи».

Они были нежной парой, в моменты редкой разлуки бурно, с юмором и теплом переписывались, завели милые домашние привычки — забавные прозвища, любимые словечки. Миша стал Маркой, а у Любы было много замечательных прозвищ, сочиненных любящим мужем.

В доме появился пес Бутон, названный в честь слуги Мольера (щенок появился как раз во время работы Булгакова над пьесой «Мольер»). Довольно брезгливый Булгаков, страшащийся всяких инфекций, даже разрешил Любочке завести кошку Муки, периодически приносившую котят. На руки Михаил ее никогда не брал, но на свой письменный стол допускал, подкладывая под нее бумажку. А появление котенка Флюшка отразилось в забавном домашнем фольклоре: записки и письма от имени домашних животных вошли в переписку супругов.

Ненавидящий Крым Булгаков два раза побывал с женой в Коктебеле на даче Волошина.

Несмотря на свирепый хор критиков, стремившихся уничтожить «чужака Булгакова», несмотря на запреты и травлю властей, на обыск чекистов, изъятие дневника и рукописи «Собачьего сердца», он был в зените славы. Жизнь пошла насыщенная и суматошная: походы в гости, на банкеты, посещение концертов, театров. Зимой с друзьями супруги катались по Москве-реке на лыжах.

Любочка — натура спортивная и подвижная — записалась в секцию верховой езды на ипподроме и чрезвычайно увлеклась лошадьми. Это не помешало ей отдаться новому модному увлечению — пойти на курсы вождения автомобиля. Она не сомневалась, что писатель ранга ее мужа вполне способен приобрести автомобиль. И не замечала, что в счастливой супружеской жизни образовалась трещина: уж слишком независимый образ жизни вела Любочка, не умела до конца понять, что муж нуждается в постоянной и неусыпной заботе, в полном самопожертвовании ради него. Собственно, в этом убедила его Тася, к которой он продолжал изредка заходить, приносить деньги, продукты. Однажды прибежал взволнованный: говорил по телефону с самим Сталиным! Теперь-то его мучительное положение чужака изменится. Покровитель — сам Сталин! И давние скитания в Батуми пригодятся — именно в этом городке будет разворачиваться действие пьесы Булгакова о юных годах вождя.

Восемь лет следила Тася за тем, как становится все более заметной фигурой в московской художественной жизни ее муж, как порхает рядом с ним всегда остроумная, элегантная и очаровательная Любочка. Пьесы, повести — все посвящалось ей. И с такими нежными словами! Но ведь не любовь же это, настоящая, единственная? — упрямо внушала она себе и боялась уехать из Москвы. Все же рядом. Бросит же он когда-то эту финтифлюшку, придет к ней, единственной. Обнимутся крепко-крепко и заплачут оба.

Дождалась Тася — Михаил оставил Любочку.

19

На Масленицу, 28 февраля 1929 года, Булгаков с супругой поехали в гости к его старым знакомым Моисеенко, жившим в доме Нирензее в Гнездниковском переулке. За столом сидела хорошо причесанная, интересная дама — Елена Сергеевна Шиловская-Нюренберг. Муж Елены Сергеевны, генерал-лейтенант, был в командировке, и она оказалась за столом рядом с Булгаковым. Уже на следующий день они вместе пошли кататься на лыжах, после лыж поехали в актерский клуб, где Михаил играл с Маяковским на бильярде.

Елена Сергеевна стала приятельницей Любы, она часто появлялась у них в доме.

Блестящая светская дама новой Москвы, устраивавшая приемы, на которых бывала вся верхушка РККА, не слыла красавицей. Все вспоминают только о необыкновенном обаянии этой женщины. Но королевой Марго стала именно она. Хотя в жизни Михаила Булгакова все шансы на это имели еще две женщины.

3 октября 1932 года был расторгнут брак Булгакова с Любовью Белозерской, а на следующий день он «обвенчался в ЗАГСе» с Еленой Сергеевной Шиловской, урожденной Нюренберг.

Это было именно то, что большинство интеллигентных людей знают наизусть: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож! Она-то, впрочем, утверждала впоследствии, что это не так, что мы, конечно, любили друг друга давным-давно, не зная друг друга».

Только прослышав о третьем браке Михаила, Тася решила: ждать больше нечего.

В 1933 году Татьяна Николаевна встретилась с братом бывшего друга Булгакова Ивана Крешкова Александром Крешковым, учившимся в Москве в мединституте, и через три года уехала с ним в Сибирь. Александр Павлович был направлен в город Черемхово Иркутской области для работы педиатром. Пять лет Татьяна Лаппа жила и работала в Черемхове — в ста километрах от Иркутска, медсестрой в регистратуре горздрава.

Жила тихо, ничем не показывала, что была первой женой писателя, имя которого уже стало широко известным. Второй муж Татьяны Николаевны, человек чрезвычайно ревнивый, упрекал жену за то, что она все еще любит Михаила. Однажды в приступе ревности он уничтожил весь архив и фотографии, касавшиеся жизни Лаппа и Булгакова.

Татьяна Николаевна о Мише ни с кем не говорила, прошлое держала в себе. В памяти его не ворошила — тяжело было, и обида, пусть и прощенная, щемила сердце. Но помнила, пусть она и на краю света, а он в Москве, — по одной земле ходят. А раз так — не могут дорожки не сойтись. Ведь кто-то же придумал их необыкновенную любовь, провел через испытания, должен и свести напоследок, чтобы посмотреть в глаза друг другу и понять, что все было не зря. И вдруг газет'а: «Умер Михаил Афанасьевич…»

Не может быть! Совсем же еще нестарый… Ушел. Снова оставил ее. И как же теперь — с каким смыслом жить? Не будет встречи. И его глаз с последней мольбой — понять и простить — не будет.

Ушел. И не будет прощанья. Добралась Татьяна Николаевна до Москвы лишь в апреле. Лёля рассказала ей о болезни и последних днях брата. Сообщила и то, что просил Михаил перед смертью привести Тасю, повиниться хотел. Но ее не сумели найти. Ах вот, значит, как видеть хотел, звал… А она и не почувствовала, не примчалась, не услышала важных, может, самых важных слов. Ведь не раз вспоминала, как говорил ей Михаил: «Из-за тебя, Тася, меня Бог покарает». Нет! Только не так. Она давно простила ему все.

Сходила на могилу, потом помянула Мишу с сестрами на квартире у Лёли. Надя, Вера, Варя, Лёля — вот и все, кто остался от булгаковской ребятни. Вспоминали братьев, молодость, Киев. В стороне лежала посмертная маска Михаила. Тася косилась на алебастровое исхудалое лицо и не узнавала. Помнила она его другим — в белой, раздутой парусом рубахе в звездной тьме над Днепром! Синеглазого отчаянного гимназиста, бросившего свою жизнь к ее ногам.