Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лошадь переходит русло, приближается к берегу, выходит из воды, встряхивается.
Караван идет дальше. Рев воды позади нас стихает, но вскоре такой же рев слышится впереди. Мы подходим ко второму руслу.
По едва приметным признакам Колыбай находит брод. Он старается вести караван так, чтобы ниже нас по течению была отмель или поворот реки: если вода собьет лошадь, то течение может выбросить всадника на берег.
Переходим одно за другим шесть русел Саук-Сая и едем по широкой плоской долине, отделяющей Саук-Сай от Сельдары.
Впереди, в километре от нас, из ущелья выпирает нагромождение огромных серых бугров — язык ледника Федченко.
Сельдара еще скрыта галькой долины, но рев воды приближается. Еще несколько минут — и снова перед нами мутный коричневый поток. Солнце высоко стоит в небе. Под его палящими лучами усилилось таяние ледников. Река вспухла.
С величайшим трудом мы переходим шесть русел и приближаемся к последнему, седьмому. Колыбай не может найти брод. Розов ходит по берегу и бросает в воду камни, чтобы определить глубину. Потом он садится на лошадь и входит в реку. Вода достигает лошади колен, живота, седла, перехлестывает через круп. Лошадь теряет опору, начинает плыть. Течение подхватывает ее, стремительно несет к перекатам. Розов правит наискось к противоположному берегу. Потом он сползает с седла и погружается в воду. Несколько минут отчаянной борьбы человека с рекой, борьбы, за которой мы наблюдаем, затаив дыхание, — и человек на берегу. В полусотне метров ниже выходит на берег и лошадь.
Ясно, что наш караван не сможет перейти последнее русло. Надо вернуться, заночевать и завтра рано утром повторить попытку переправы.
Но вода быстро прибавляется, и Колыбай отказывается вести нас назад. Он предлагает ночевать здесь же, на отмели между руслами. Мы не соглашаемся. Сейчас только полдень. Еще семь или восемь часов будет прибывать вода. И если она зальет отмель, нам не будет спасения. Мы указываем Колыбаю на влажный песок, на лужи, оставшиеся в углублениях со вчерашнего дня, и настаиваем на возвращении.
С большим трудом и опасностью переправляемся назад и под отвесными скалами Таллей Шпице (название дано немецкими участниками советско-германской экспедиции 1928 года) раскидываем лагерь.
Колыбай и Ураим собирают скудное топливо, Николай Петрович и Шиянов идут к стекающему со скал ручью промывать шлих. Каплан фотографирует лагерь.
Из убитого на Терс-Агаре киика жарим на шомполах великолепный шашлык.
Рев реки усиливается. Вода прибывает. И к вечеру мы видим редкое зрелище: река прокладывает себе новые русла. Она яростно набрасывается на отмели. У их краев вода вздымается темными мутными валами, размывая гальку и песок. Хороши бы мы были, если бы послушались Колыбая!
Мы лежим в спальных мешках. В двухстах метрах от нас на противоположном берегу Сельдары встают отвесные утесы Шильбе. Пласты пород причудливо изогнуты. Сдвиги и землетрясения нарушили их залегание, вздыбили их, перемешали в невообразимом беспорядке. Темные породы прорезаны светлыми кварцевыми жилами. Кварц образует сложные узоры на теле скал — письмена, по которым геолог легко расшифрует юность нашей планеты.
Холодно. Ветер гонит вверх по реке тучи белой пыли.
Каплан лежит рядом со мною. Во время переправы он держался мужественно и не выказывал страха, хотя единственный из всей нашей группы не умеет плавать. Сейчас он полон пережитых впечатлений.
Вечереет. Лагерь засыпает...
Утром, когда мы проснулись, рева реки почти не было слышно. За ночь мороз сделал свое дело, таяние льда прекратилось. Сельдара стала менее многоводной, у краев отмелей обнажилась влажная темная галька.
Завьючив верблюдов, мы двинулись в путь. У берега Колыбай долго искал брод. Русла были все же глубоки и стремительны.
Наконец мы приступили к переправе и, к удивлению, довольно легко перешли все семь русел. Только однажды один из верблюдов начал терять опору и жалобно закричал. Общими усилиями удалось вытащить его на берег.
Переправа окончена. Мы едем рысью вдоль скал к лагерю, и наши лица расплываются в довольные улыбки: опасность миновала.
Переезжаем вброд еще одну реку — Малый Танымас. На ее берегу под скалами раскинуто несколько палаток. Возле них аккуратными рядами стоят десятки вьючных ящиков. Это базовый лагерь нашего отряда.
Небольшой ручеек падает с отвесной скалы и образует водоем с чистой прозрачной водой.
Невысокого роста человек, с веселым взглядом синих глаз и затаившейся в задорных уголках рта лукавой усмешкой, встречает нас у палаток. Это начальник хозяйственной части нашего отряда Михаил Васильевич Дудин. У большого казана хлопочет рабочий лагеря Алеша, молодой парень, сухопарый и нескладный, похожий на страуса. И Дудин, и Алеша в трусиках. Их тела покрыты крепким горным загаром.
Мы рассаживаемся на камнях вокруг импровизированного из вьючных ящиков стола и с приятным ощущением миновавшей опасности принимаемся за обед.
Рядом с нашим лагерем стоит юрта 37-го отряда. Колыбай, сидя на камне, переобувается. Сейчас он поведет назад через реки караван, вернувшийся порожняком со строительства. Станция строится в сорока километрах отсюда, у перевала, на высоте 4300 метров.
К нам подсаживается Розов. Он совсем не похож на героя, этот худощавый, скромный, розовощекий человек, уже двадцать раз переправлявшийся в этом году через Саук-Сай и Сельдару. Он молчалив, задумчив. Из него трудно выжать слово.
Беседа вращается, конечно, вокруг переправы.
— И в гражданскую войну, когда с басмачами дрались, — говорит Розов, — от рек гибло, пожалуй, не меньше народу, чем от пуль.
В течение четырех лет Розов, будучи командиром полка, сражался против басмачей: он участвовал и в том бою, в котором был убит главный курбаши басмаческой армии, бывший турецкий министр Энвер-паша, прожженный политический авантюрист, пытавшийся здесь, в Средней Азии, поднять знамя газавата, священной войны против неверных, и сплотить под этим знаменем всех врагов советской власти.
Время от времени мы прерываем беседу и пересаживаемся вокруг стола по часовой стрелке. Таким образом мы последовательно подставляем палящему солнцу то грудь, то левый бок, то спину, то правый бок и спасаемся от опасных горных ожогов.
На другой день отдыхаем, чиним вещи, устраиваемся поудобнее: в базовом лагере нам предстоит прожить несколько дней в ожидании, пока прибудут из Лянча заказанные для радиостанции винты.
К вечеру идем на охоту в ущелье Билянд-Киик, что значит по-киргизски «киики на высоте».
Снова переправляемся через Танымас на морену, пересекаем ледник, спотыкаемся и скользим по нагромождению валунов, перепрыгиваем через ручейки. Наконец, пройдя три километра, выходим к правому краю глетчера, к месту, откуда вытекает Сельдара.
Река не вытекает, а выжимается тяжестью огромного ледяного пласта. Темно-бурый поток вырывается снизу из глетчерного грота, толстым коротким стволом взмывает вверх и затем ниспадает каскадами во все стороны, словно переливаясь через края огромной невидимой чаши. Гигантский водяной гриб клубится в лохмотьях рыжей пены.
Дальше река несется одним глубоким руслом, с грохотом волоча по дну громадные валуны. У перекатов образуются глубокие водяные провалы, в которых бурлят водовороты страшной силы.
Над рекой — глухой гул.
На расстоянии километра от выхода из ледника Сельдара ударяется в скалистую стену Таллей Шпице, круто поворачивает налево и растекается по долине сетью широких и сравнительно мелких русел.
Вырубая во льду ступени, мы осторожно переходим ледяную арку над гротом, откуда выжимается река. Мурашки бегают по спине при одной мысли о том, что можно сорваться вниз, в бурлящую пучину.
Перейдя ледник, делимся на две группы. Николай Петрович, Дудин и Каплан идут дальше по ущелью, Шиянов и я начинаем подъем на гору. Мы лезем сначала по большим валунам, потом по крутым твердым глинистым осыпям. Тяжелый рюкзак со спальным мешком и винтовка оттягивают плечи. Подъем очень труден. Сказывается недостаток тренировки. На осыпях много свежего киичьего помета. Появляется надежда на хорошую охоту.
Через два часа достигаем отлогих, поросших зеленой травой склонов, поднимаемся на небольшой перевал, выбираем место и расходимся.
Я располагаюсь на небольшой ровной площадке возле низкорослых побегов арчи, сооружаю для защиты от ветра невысокий барьер из каменных плит, расстилаю спальный мешок и готовлюсь к ночлегу.
Меркнут краски гор. Сизая вечерняя дымка ложится на них. В величавой тишине приходит ночь. Лунный свет пахнет хвойным запахом арчи.
На рассвете мы несколько часов напрасно ждали кииков. Нас постигла неудача. Кииков не было. К полудню мы вернулись в лагерь.
- Я болею за «Спартак» - Михаил Ромм - Спорт
- Спартак: 7 лет строгого режима - Александр Бубнов - Спорт
- Тренер: молодежка - Валерий Гуров - Спорт / Попаданцы / Периодические издания
- Новая энциклопедия бодибилдинга. Кн.4 Соревнования - Арнольд Шварценеггер - Спорт
- Футбол на линии огня - Арнольд Эпштейн - Спорт
- Наше всё! - Алексей Зинин - Спорт
- Моя география - Андрей Канчельскис - Спорт
- Последний диктатор Европы - Борис Талиновский - Спорт
- Аминокислоты - строительный материал жизни - Леонид Остапенко - Спорт
- Записки «лесника» - Андрей Меркин - Спорт