Педология: Утопия и реальность - Арон Залкинд

Ребенок, рано и резко сексуально «романтизированный», отличается повышенной влюбчивостью, — то частыми и поверхностными сменами своих «возлюбленных», то чрезмерно глубокими и сложными сексуальными привязанностями. И в том и в другом случае — большая растрата энергии и внимания: в первом — на частые перемены, перестройки своих «любовных» установок, во втором — на слишком раннее обслуживание непосильных для ребенка чувств с их ревностью и прочими глубокими осложнениями. Это — дети «сверхмечтатели», в любовные грезы убегающие от суровой реальности, смакующие все черты своего «идеала» (чаще — придуманного), обсасывающие все детали отдельных встреч, взглядов, бесед.

Характерно, что «влюбиться» такой сверхромантик может и в представителя своего пола, причем в такой эмоции нет обычно и тени гомосексуализма[193], так как в следующей стадии развития влюбчивость у него перестраивается в гетеросексуальную[194]. Явления этого сугубого полового романтизма знала часто жизнь закрытых женских институтов, кадетских корпусов, а также и «открытых» учебных заведений с затхлой атмосферой, не лучшей, чем в тех же закрытых. Это ограбленный общий юношеский романтизм, биологически присущий переходному возрасту во всех областях жизни, а не только в половой[195], но ограбленный целиком в пользу полового романтизма из-за неиспользования его во всех других областях жизни подростка (все то же уродливое воспитание). Чем больше пассивности, социального и творческого бездействия создает среда, тем меньше каналов для общего романтизма, тем больше данных для переключений его целикам на рельсы «полового сверхромантизма». У девочек это явление чаще, чем у мальчиков, но и мальчики, в соответствующей среде, с ранних лет культивирующей отход от реальности, социальности и действия, не отстают в таких случаях от девочек (интеллигентские, угасающие дворянские семьи и т. д.)[196].

Очень важно указать, что дети — половые «сверхромантики» обычно редко попадают в другие категории гиперсексуалов (к онанистам, эксгибионистам и пр.), что объясняется рядом тонких задержек, тормозов со стороны их воображения, смягчающего наиболее грубые прорывы половой чувственности. Если они вовлекаются в онанизм, яркость их романтики тускнеет (грубая «прозаизация» их грез, не говоря уже о биологических тратах, понижающих тонус мозговой коры и размах работы фантазии). Чаще они попадают в лагерь мазохистов («любовные мученики» — наиболее излюбленная «самоцель» их любовных грез).

Аналогом «полового сверхромантиэма» является другое отклонение детской сексуальности в форме обостренного полового исследовательства: навязчивое приковывание внимания ко всем вопросам, так или иначе связанным с половой проблемой. Мания половых вопрошаний, половых сомнений — по всякому поводу. Болезненное сосредоточение исключительно на тех сторонах естествознания и обществоведения, в которых изучается пол, размножение, роды, брак и его детали и т. д. Опыты проделываются такими ребятами над животными, насекомыми, по линии показа все того же полового акта, половых органов и т. д. Бегают на случные пункты, подсматривают в щели спален, «изучают» жизнь петушиного гарема и т. д. Эта обостренная половая любознательность часто появляется и в ранние года (5–7 лет), но Фрейд и его школа резко переоценили значение ее в этот возрастной период, значение, которое сильно вырастает тут лишь при воспитательном сдавливании прочих областей детского исследовательства. Что же касается более позднего периода, ближе к переходному, здесь роль «полового сверханализа» становится иногда действительно совершенно недопустимой, тем большей, чем меньше дало воспитание пищи для других исследовательских исканий подростка. Дети — неумеренные онанисты, а также «сверхромантики» редко впадают в этот тип «исследовательского» отклонения, так как насыщение их половых тяготений (физиологическим половым разрядом или яркой половой грезой) уменьшает остроту, актуальность их общей половой любознательности: «сытость, удовлетворенность — злейший враг познания», в том числе враг и для половой «сверхлюбознательности».

Между этой формой отклонения и эксгибионизмом могут иногда найтись точки соприкосновения в виде тяги к своеобразному половому коллекционерству, к накоплению максимума материалов, касающихся половой жизни. Но цели накопления у обоих разные: первый создает из них свой «научный» фонд, вносит их в свои теоретические и экспериментальные построения, второй собирает их для скорейшей публичной демонстрации.

Указанными формами детских половых отклонений как основными мы и ограничимся. Входить в более узкие детали не позволяют размеры брошюры, тем более, что массовая педагогическая практика главным образом имеет дело именно с описанными формами. В частности, некоторые указания местных работников о скотоложестве ребят, о педерастии и о прочих грубых, глубоких извращениях настолько единичны, случайны, что уделять им здесь, в массовом справочнике, особое внимание значило бы превратить педолого-педагогическую брошюру в клинико-патологический трактат.

Однако специального внимания требует своеобразная противоположность гиперсексуализма детей — гипосексуализм, — слишком слабая, вялая выраженность полового влечения у развивающегося человека. Как гиперсексуализм надо считать явлением болезненным, таким же болезненным, но в иной плоскости, явлением приходится считать и гипосексуализм. Развитие полового влечения, сначала в его зачаточной, а потом и в зрелых формах, развитие, протекающее с нормальной быстротой — это закон жизни всякого живого здорового организма, а поэтому резкое отставание в этой области, резко пониженный темп полового развития, очень слабая выраженность половых проявлений в соответствующие возрасты, несомненно, явление болезненное. Суть заболевания не в том, что ребенок не «влюбляется», не испытывает полового возбуждения и пр. Дело обстоит сложнее: резкое половое отставание приходится рассматривать как признак некоего общего органического изъяна, общего отставания в развитии организма и, в частности, в развитии всего секреторного аппарата, причем половое отставание, дефект в половых уклонах является частностью, отражением общего процесса. Поэтому если в 15–17 лет мы не имеем у подростка ясных признаков полового созревания, если в его поведении, в сравнении с ранними детскими годами, не появилось никаких новых качественных оттенков (начальная эротика подростка вполне безобидна, естественна и нужна), если на все 100 % своих эмоций, социальных связей и пр. подросток продолжает оставаться все тем же не изменившимся ребенком, — очевидно, это не просто половое благополучие, а серьезное отставание, имеющее под собой некую общую причину в состоянии всего организма в целом.

Гипосексуализм — явление, встречающееся нередко у детей, чрезмерно физически истощенных или родившихся от очень истощенных родителей, долго болевших, либо голодавших. Так, в послевоенную эпоху среди трудящихся масс всех воевавших стран появилось резкое увеличение числа детей-гипосексуалов. Голодающие несколько лет области дают целую армию детей-гипосексуалов. Гипосексуализм — обычно болезнь длительного наследственного или детского голодания, и меры борьбы в этом вопросе нужны в первую очередь биологические, социально-гигиенические, а не педагогические, в отличие от гиперсексуальных отклонений, где меры применяются по преимуществу социально-педагогические.

VII. Влияние социальной среды на развитие половых проявлений детства

Все описанные выше формы половых отклонений в основном являются продуктом воспитавшей их среды. Но различные слои социальной среды воспитывают детскую сексуальность по-иному, и с этой точки зрения небезынтересно изучить те половые проявления, которые создаются в следующих слоях социальной среды: 1) на улице — у беспризорных; 2) в семье — у детей, преимущественно получающих семейное воспитание; 3) в закрытых детучреждениях — в детдомах; 4) в обычной школе. Как увидим, разница в содержании влияний среды налагает резкий отпечаток на материал детского полового развития.

Дети улицы, беспризорные, по 2–3 года пробывшие вне организованного воздействия семьи и школы, развертывают вполне своеобразную половую жизнь. Какова их среда, среда улицы? Масса примеров открытой, ничем не сдерживаемой половой жизни (притоны, ночлежки, бродяжничество), не связанной ни чувством стыда, ни моральными тормозами. Масса цинических половых соблазнов — это с одной стороны. С другой стороны, та же среда предъявляет самые жесткие требования к беспризорному, заставляет его ежеминутно бороться за кусок хлеба, за крышу, за безопасность, что требует максимума изворотливой деятельности, смышлености, тренировки, риска, непрерывных голодных, холодных и болевых испытаний. Как видим, тут налицо сложная смесь влияний, из которых первая группа сексуально развращает, вторая же максимально отвлекает от гиперсексуальности, требуя приложения всей энергии, всего внимания к непосредственной борьбе за жизнь, создавая самые острые и актуальные интересы внеполового характера. Одни влияния толкают на избыточные половые переключения, другие переключают максимум энергии на неполовые пути.