Тверской гость - Владимир Прибытков

Проступали недоумение и тревога даже на лицах "жадных". Они не видели пока тех богатств, о которых грезило их воспаленное воображение.

- Есть другая Индия! - утешали их купцы. - Индия дворцов, алмазов и сапфиров! Индия жемчуга и рабынь! Все еще впереди. Идите, идите, правоверные!

Как-то караван натолкнулся на вымершую деревню. О ней говорили со страхом.

- Эта деревня прогневала богов! - с опаской передавали биринджары. - В ней убили обезьяну. Тогда пришло войско Ханумапа, царя обезьян, и опустошило все поля. Все опустошили. И привели тигров-людоедов и диких слонов... они и сейчас неподалеку бродят.

Правда, по ночам из джунглей доносился трубный зов, страшные рыки.

- Почему так обезьян чтут? - спросил Никитин у одного из погонщиков, кое-как говорившего по-персидски.

- Они помогали царю Раме, богу! - тихо ответил тот. - Они умны и обид не прощают... Прости, я не буду говорить о них.

Было что-то загадочное в этой тревоге погонщиков, в разрушенной деревне, в голосах джунглей.

"Ну, все равно допытаюсь!" - волнуясь, думал Никитин.

Он с уважением посматривал на мохнатых зверей, ничуть не боявшихся человека.

Заметил такие же взгляды Ахмата.

- Не шути! - серьезно ответил тот. - Обезьяны знают, где стоят заросшие джунглями храмы с сокровищами. Говорят, они могут провести туда и человека...

Купец явно верил в то, что говорил.

В двух переходах от Бидара, на ночлеге, Афанасий долго не мог уснуть. В покоях дхарма-сала было душно, кто-то раздражающе храпел, кусали блохи. Никитин неслышно вышел на улицу. Ночь стояла лунная, светлая. Он присел на камень в косой, черной тени конюшни. За плетеными стенами вздыхали, переступали кони. Пахло мочой, теплым навозом.

На Руси приближался декабрь. Там зима, бобровые шапки снега на столбах и перильцах, валенки скрипят по морозу... Марья, поди, за упокой свечу поставила. Знать бы, что Кашин сделал с домом?.. А Оленушка-то уже выдана небось. Да. Некому его ждать. А он вернется. Разбогатеет и вернется.

Еще через день караван вошел в Бидар. Никитин проник туда, куда не ходил до него ни один европеец.

- Рам, Рам, Рам ре Рам!*

______________ * "Рам, Рам, Рам ре Рам!" - индийское восклицание, равнозначное русскому "Боже, боже мой, великий!".

- Я сам видел!

- Камнями ее бейте!

Никитин приподнял голову, прислушиваясь к шуму на улице. Только прилег вздремнуть - на тебе! Но шум приближался, его взяло любопытство, и он вышел на голоса.

Мимо подворья волокли молодую бабенку с растрепавшейся косой, в рваной одежде, с окаменевшим лицом.

- Что это? - спросил Афанасий у Хасана.

Тот уже успел откуда-то выведать: бабенка варила зелья, отравила какого-то господаря. Вот схватили, волокут на суд.

Никитин покачал головой.

Всего два дня назад прошел он в кирпичные ворота Бидара, а уже столько навиделся, хоть беги. Про сам город худого нельзя было сказать. Стены добрые, дома все с садами, базар большой, частью крытый. Целые улицы обсажены пальмами, тисом. По белым заборам вьются растения с яркими цветами. В восточной части города - крепость. Тяжелые, мрачные бастионы, отвесные стены глядятся в ров, где на темной воде неподвижно лежат крупные белые лилии. Через ров - каменный узкий мост. В крепость нужно проходить сквозь трое ворот. Везде стража и писцы-кафиры. В крепость пускают только мусульман. Лишь по огромным пестрым куполам мавзолеев, по виднеющимся над стеной крепости павильонам и галерейкам дворцов можно догадаться, какое там, внутри, великолепие. Там живет султан Мухаммед-шах. Там. палаты ныне воюющего везира Махмуда Гавана. Там жилье других вельмож.

Дом хазиначи не в крепости, в городе. Но и такой дом князю под стать! Строен в два яруса, над внутренним двором-садом - гульбища. В саду большой пруд. В пруд набиты сваи. На сваи наложены ветки и земля, на этой земле разрослись розы и жасмин. В зеленой воде, где медленно плавают стайки рыб и черепахи, колышутся цветы лотоса. Прохладно в доме, полном утвари, дурманен запах в саду. А захочешь искупаться - в двух мраморных бассейнах всегда холодная проточная вода, подающаяся по бамбуковым трубам из глубокого колодца...

Что говорить! Град велик и чуден!

Пожалуй, останься Афанасий жить в доме Мухаммеда, не пришлось бы ему теперь бранить Бидар

Но, повидав богатые хоромы хазиначи, Афанасий, к удивлению Хасана и слуг перса, которые не знали, как угодить другу своего хозяина, решил уйти на подворье. Не по себе ему было как-то жить в чужом доме, без владельца.

Тут все и началось. Бродя по базару, разглядывая алые, зеленые, оранжевые шелка и камни, чеканную посуду, оружие, выложенные серебром по черному камню безделушки, украшения, вдруг почуял, как ослабел кожаный пояс с деньгами. Еле успел ухватиться за него. Сзади дернули. Он живо оборотился. Какой-то ворюга нырнул под тележку с баклажанами. Сбоку Афанасия толкнули. Глянул вбок, толкнули в спину. Сдернул пояс, наддал плечом, швырнул окружавших в стороны, выскочил на свободу.

- Ах, тати проклятые!

Свернул пояс, спрятал за пазуху, стал выбираться из толпы, привязалась старая ведьма, седая, с ехидным, подмигивающим глазом, бормоча, стала звать к дочке:

- Такой цветок достоин султана! - Дергала за рукав, не отставала. Хорош, наверное, был цветок у этой кочерыжки обглоданной!

Отвязался от сводницы, разыскал лавчонку с украшениями, спросил камни. Сивобородый, гнилозубый басурманин с великими предосторожностями повел в темноватую клеть, из кованого сундука достал деревянный ларец:

- Алмазы! Самые крупные!

Думал, что на дурака напал! Стекляшки всучить хотел!

Обозлился на гнилозубого, ушел.

А сегодня вон какое происшествие. Отравительницу изловили!

Хасан рассказал: старая жена господаря приревновала его к молодой, хотела приворотным зельем мужа опоить, нашла чародейку, дала ей золота, получила пузырек со снадобьем. Но то ли чародейка обмишулилась, то ли ревнивица мужу сверх меры в питье тайной жидкости плесканула, но муж в одночасье околел.

Ну Бидар! Ну город! Ну и женки в нем!

В это время откуда-то вывернулся попутчик, необязательный человек Ахмат.

- Салам!

- Салам! Продал коня, ходжа?

- Продашь у вас! Жулье цены сбивает!

- А на базар Аладдинов едешь?

- Куда это?

- Двенадцать ковов* от Бидара. В память шейха Аладдина каждый год большой праздник и торг там. Коней тысячи пригоняют. Пойдешь?

______________ * Кова - мера длины, около 10 верст.

- Не знаю...

Исчез Ахмат, растворился в городе, блеснув зубами и синеватыми белками выпуклых глаз.

Улочка перед подворьем узкая. В конце ее видна площадь Гаванки-Чаук перекресток Гавана. Над площадью купаются в солнце золотые купола, островерхие башни почти достроенной медресе. Медресе строит в подарок городу все тот же Махмуд Гаван. Уже и книги для нее собрал - три тысячи рукописей редких.

Над площадью строительная пыль, оттуда слышен рев верблюдов. Недавно они прошествовали мимо, груженные тяжелыми мраморными плитами.

Прошла, семеня, укутанная чадрой женщина. Повернула голову, оглядела.

Толкает тележку с барахлом индус без чалмы. Тележка тяжелая. Индус потный, заморенный.

Возникли на углу три толстые фигуры. Машут руками, галдят. Донесло обрывки фраз:

- .. и за десять локтей...

- ...чесуча - дорого!.. никакой не шелк...

Торгуют, видно.

Чужд город, непонятен, пугает бесстыжестью лиходеев, и даже прохлада, веющая из садов, не успокаивает.

- Хасан! А что, если поехать к Аладдину? Продам я там перец и гвоздику?

- Продашь, ходжа.

- А увидим что-нибудь?

- О! Туда купцы со всей Индии приходят. Многое увидишь.

- Скоро праздник начнется?

- Послезавтра.

- Выходит, на покров святой богородицы. Ну, что ты смотришь? Богородица - мать Христа, дева Мария. Должен знать

- Я знаю. В коране сказано о Христе.

- Сказано!.. Он один пророк и был. Это вы зачем-то Магомета приплели.

- Если был один пророк, ходжа, почему было не появиться второму?

- Все вы это говорите... Ну, будет. Собирайся, поедем к Аладдину вашему.

- Хазиначи не ждем?

- Когда он приедет? А конь мне уже в сто рублёв стал. Рубль - русский динар. Ясно? Пора продавать.

- Сегодня едем?

- А что, у тебя поклажи много? Не знаешь, куда уложить?

- Нет... но уже за полдень!

- В деревне блохи злее?

Хасан рассмеялся:

- Ты скорый человек, ходжа! Твоя воля - закон мне. Едем.

Пока Хасан выводил жеребца, Никитин вытащил тючки с пряностями, остановился, поджидая раба.

Его воля - закон. Грех великий с Хасаном! Сказал ему: "Свободен ты!" так Хасан растерялся, не понял сначала, потом стал просить: "Не надо!"

А если разобраться, то верно: куда вольному Хасану податься? В войско? В слуги? В войске - жизнью рискуй, слуг никому не надо за плату: вон на рынке всегда рабы есть. Так куда? Ни родни у Хасана, ни угла своего. Всю жизнь обречен чьей-то тенью ходить. Жалко человека.