Синяя звезда - Галина Вайпер

Меня спас капитан, заскочивший погреться кофейком. Ну все, я поняла, что к завтрашнему утру от этой банки не останется даже воспоминаний. Юрик в присутствии капитана моментально заткнулся и довольно быстро смылся. Этак он к концу рейса меня совсем заест… Нашел себе исповедника. Все равно я тебе грехов не отпущу… не так, чтобы очень злобно подумала я, в общем, у меня давно все отболело, но старые воспоминания о своей печальной прошлой жизни до конца, как оказалось, еще не умерли.

Не иначе как на запах кофе слетелась остальная команда. Началась живая беседа, потянуло матерком, и я решила, что с меня, пожалуй, хватит острых впечатлений, искренне всех поблагодарила и отвалила поближе к одеялу с книжкой. На палубе я притормозила, чтобы спокойно выкурить сигарету. Полный дубак! Сотрясаясь в его ледяных объятьях, я судорожно затягивалась, дергано размышляя о происходящем. В голове со страшной скоростью пролетали цитаты из медицинского справочника, дяденек Юнга и Поппера, перемежаемые попытками понять, имеет ли человек, активно занимающийся саморазрушением, безграничный внутренний мир или он представляет собой нечто непредставимое за отсутствием собственного опыта. Дальше почему-то снова поплыли цитаты, на этот раз из методики анализа качества поверхностных вод, после них последовали дедушки Фрейд и По Ху пардон, Лао Цзы.

Последний окончательно убедил меня в том, что мозги вслед за потерявшим чувствительность носом замерзли до полного изнеможения – иначе бы в голове не возникала подобная фигня. Ну и хрен с ними со всеми, быстрее под одеяло! Я влетела в рубку. Форд, так и валявшийся в углу, приоткрыл один глаз, слабо вильнул хвостом, после чего счел, что глаз можно закрыть снова. Роман по-прежнему остервенело грыз зубочистку, от нее осталась едва половина. В рубке стояла почти терпимая температура, и мой нос жизнерадостно хлюпнул.

– Чем ты так озабочен?

– Да так, – без живого интереса ответил Роман. – Будущим…

– Чьим? И насколько отдаленным? – попав в тепло, мои мыслительные способности зажили бурной, почти самостоятельной, отстраненной от меня самой жизнью. Обычно я человек до безобразия нелюбопытный, почти полностью удовлетворяющийся тем, что считает нужным сообщить собеседник, и только. А тут прорвало. С чего бы это? Роман сердито посмотрел на меня.

– Твоим достаточно близким будущим… и своим заодно.

– Ничего не понимаю. А почему ты такой злой?

– Холодно, – туманно пояснил он. – Очень.

– Ну и что?

– Торопиться надо, вот что, – объяснил он. – Иначе программу не успеем выполнить. А ты вполне можешь простудиться.

– Еще не хватало, – мне стало смешно. – Не в первый же раз мерзнуть приходится. Переживу, не переживай попусту.

Он слабо улыбнулся.

– Уговорила. Не буду, толку от этих переживаний все равно ноль. Но больше я тебя с собой ни в одну экспедицию не возьму!

– Договорились, – миролюбиво ответила я. – А сейчас у тебя какие планы на самое ближайшее будущее?

– С книжкой поваляться, – усмехнулся Роман. – А у тебя?

– Точно такие же, – засмеялась я. – А ты чего читать собираешься?

– Научную фантастику, – саркастически фыркнул он. – Приятель всучил реферат докторской.

– У меня ненаучная, – парировала я. – Что-то вроде футуристического женского романа, подруга всучила.

Мы расхохотались и отправились по своим полкам. Закопавшись под гору теплой одежды, я открыла книгу, но сразу же закрыла.

– Рома, мне тут Юрик на жизнь жаловался… Он что, всегда такой несчастный?

– Всегда, – вздохнул Роман. – Нереализованные люди все такие. Но он успел спиться еще в университете, поэтому с самого начала не мог и никогда не сможет реализовать себя ни в каком смысле. Единственное средство спасения от него – не подпускать на ближнюю дистанцию.

– У меня уже не получилось, он мне про свою дочь рассказывал.

– Про которую? – Роман шумно поскреб голову. – Их у него три. Две, правда, совсем взрослые.

– Вот уж не знаю, наверное, про младшую. Что-то толковал про то, как она хорошо стихи читает.

– Скорее всего. Но он и видел-то ее всего пару раз. Не нужны ему собственные дети, семья. Но более всего он сам себе не нужен. Не переживай из-за него, ему уже ничем не помочь.

Я вздохнула, улеглась поудобнее, сложив подушку под головой пополам. Мысли немедленно принялись шуршать, то порхая бабочками, то прыгая блохами по извилинам. Что-то я там недодумала на морозе. Что-то про сон и явь…

Вдруг в голове возник нелепый вопрос.

– Рома, а ты себе нужен?

– Мне ты нужна, – усмехнулся он, утыкаясь носом в тонкую зелененькую книжонку.

Хорошенькие дела! Думать расхотелось, но все равно думалось, впрочем, безуспешно, потому что Роман подо мной специфически фыркал, регулярно и недостойно хохоча над особенно удачными местами. Я же, сунув нос в Наташкину книгу, обнаружила в ней героиню с роскошной фигурой, увешанную бластерами, отчего моментально и бесповоротно умерла от тоски. После этого мне осталось только задремать, что я благополучно и сделала, укрывшись открытой книгой.

* * *

Завывания ветра над прокисшей от мерзкой грязи землей напоминали рев реактивных двигателей. Низкие рваные тучи неслись так низко, что становилось страшно – вдруг они вот-вот заденут тебя за макушку. Мрак вокруг, на горизонте кое-где светились огни близкого города. Мы стояли рядом с двумя огромными каменными головами, поставленными носами друг к другу.

Расмус неожиданно спросил меня:

– Ты чего боишься больше всего на свете? А?

– Почему тебя это интересует именно сейчас?

– Потому, – отрезал он. – Хочу знать, с чем мне в ближайшее время придется столкнуться.

– Как и где ты собираешься сталкиваться с моими страхами? – сердито поинтересовалась я.

Опять этот тип пудрит мне мозги, причем тут мои страхи? Нет, конечно, во сне наши страхи иногда приходят к нам, но зачастую в такой форме, что еще поди разберись, страх это или что-то еще? Что предполагается в программе моих нынешних снов? Кошмары до судорог и визга? И кто меня будет пугать?

Кажется, последнее соображение я произнесла вслух, потому что Расмус незамедлительно откликнулся:

– Сама и будешь пугать. Эти ребята, с которыми мы с тобой должны сразиться, не имеют определенного облика. То есть какой-то облик у них есть, но люди почему-то не способны его разглядеть. Вместо того чтобы увидеть их истинный образ, люди предполагают, что они невообразимо ужасны, награждая их чертами собственных страхов. Вот я и спрашиваю тебя, Холли, чего ты боишься больше всего на нынешний момент?

А черт его знает, вот уж о чем я никогда не задумывалась. Бояться чего-то боялась, но уж теоретизированием на тему собственных страхов… нет, подобных изысканий я не проводила. Да и потом, мелкие страхи, лежащие на поверхности сознания, ничего не стоят, с ними легко справиться. Но с тем, что может выползти наружу из глубин наших мозгов? С этим, несомненно, труднее, но кто и когда мог внятно ответить, чего боится, например, его собственная подкорка? И я не исключение, откуда мне знать? Вот когда оно вылезет на поверхность… рогатое такое… ой, мама, кажется, я знаю, чего боюсь…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});