Предать – значит любить - Светлана Демидова

– А Татьяна... – начала ошеломленная Юля. – Она ничего такого не рассказывала...

– Еще бы! Откуда ей знать? Ни ее, ни девчонок никто не трогал! Они были на гимнастике... Ну... водит Таня туда дочек... Ты ведь знаешь, Юлька... А он... Эдька... он даже не вспомнил, не уточнил... Испугался, в общем... Провели, бандюки... Расписание Татьяны, видать, изучили, пока шли переговоры о картинах и деньгах...

– А записка? Как они в квартиру попали?

– Ну ты даешь, Юль... Да что стоит этим людям дверь открыть... Я, кстати, Эдьке давно говорил, что замки у них хреновые... Он обещал сменить, но... теперь уж я сам сменил... А записку я нашел в кармане его куртки. Татьяна не в курсе... Разумеется, я ей ничего не рассказывал.

– И конечно, ментам ты эту записку не понес, – опять встрял Андрей.

– Ты удивительно догадлив! – кривя губы в саркастической улыбке, ответил Родион. – Не понес, само собой! Мне не надо, чтобы они вокруг меня рыли!

– Надо же... – Юля сокрушенно покачала головой. – Я даже не могла предположить, что у тебя от меня столько тайн... И эти картины... Откуда?

– От бабули... То есть не от бабули... В общем, ты сейчас еще раз удивишься, Юлька... В общем, наша бабушка, Екатерина Георгиевна Кривицкая, на самом деле нам с Эдькой никакая не бабушка...

– А кто?! Вы ведь даже похожи на нее...

– Вот именно! Потому и похожи, что она на самом деле наша мать...

– Как?! Не может быть... Она же... Сколько ей лет?

– Столько, сколько и должно быть бабушке – семьдесят четыре. Оказалось, что она родила нас, когда ей шел сороковой год. Она тогда руководила кафедрой в нашем пединституте, была членом партии. В общем, в то время да в таких летах беременность была явно нежелательной. Не избавилась потому, что у мамы... ну... у Маргариты Васильевны не было детей. Вот они на пару куда-то уехали... а вернулись с близнецами. Будто нас родила Маргарита. Отец, думаю, до сих пор ничего не знает. Не настоящий, а наш... ну, Григорий... Все равно я его отцом считаю. Он нас вырастил.

– А настоящий кто?

– Тот, кто ей эти картины подарил. Собственно, от него мы о них и узнали. Ну... не именно от него... Просто слышали разговор. Мы как раз гостили на даче у бабули... я уж буду ее так называть, как привык... да мы с ней и договорились так. Мать... до сих пор не знает, что тайна рождения нам с Эдькой давно известна. В общем, мы с братом обещали бабуле, что почистим кроликам клетки... А работенка такая незавидная, что мы решили ее отложить и для начала искупаться. А к бабуле какой-то мужик приехал, видный, красивый. Она представила его как Константина... отчество не помню... Сказала, что какой-то дальний родственник. В его лице и впрямь что-то такое... наше было... Все поверили. И... бабулин нынешний муж... не муж... не знаю, честно говоря, зарегистрированы они или нет. Так вот, мы с Эдькой были убеждены, что они дома будут чаи распивать, потому на речку и дернули. Смотрим, бабуля с Константином в нашу сторону идут, а мы, значит, на берегу, вместо того чтобы у кроликов... Ничего лучше не придумали, как залезть на огромный старый тополь. В листве спрятались. Честно говоря, думали, они нас сразу засекут. Больше для смеха залезли, но им было не до нас. Они остановились прямо возле нашего тополя, Константин как раз рассказывал о картинах. Закончил тем, что они по праву бабулины, потому что у него семьи нет, передать некому, а сам он уезжает на жительство куда-то в Германию. Там ему вроде бы какую-то работу предложили. Понимаете, мы сначала не очень вникали в их разговор.

– А потом? – спросила вконец встревоженная Юля.

– А потом бабушка стала говорить, что ей не нужны эти картины. А Константин начал по-всякому уговаривать. В конце концов она согласилась их взять и хранить до тех пор, пока он из Германии не вернется. Тот сказал, что может и не вернуться, а она ему, что... мол, все равно. Константин тогда стал говорить, что и вовсе никуда не ехал бы, если бы она бросила своего мужа... вместе с его кроликами... и поехала бы с ним. А она вдруг возьми и скажи, что близнецы, которые сейчас клетки пошли чистить, на самом деле не внуки ее, а дети. Этот Константин, видно, челюсть отвалил, потому что надолго замолк, а потом начал что-то вроде «Так, значит, они...» А бабуля сказала, что он все правильно понял, и сразу пошла к дому. А он за ней, а мы чуть с дерева не свалились.

– То есть вы решили, что он ваш отец?

– Мы потом, когда Константин уехал, потребовали объяснений. Ничего себе заявочка – она наша мать... Но она все подтвердила: и что она – мать, и что Константин – отец. Ну... мы все нормально восприняли, уже взрослые были... Это все, Юлька, случилось незадолго до нашего с тобой знакомства. Договорились, что никому из родителей... да, мы так и продолжали называть их родителями, а ее бабушкой... Не перестроиться... Да и зачем все ворошить? Кому от этого будет лучше? Тем более что она, бабуля... черт, не знаю, как ее вам теперь называть... в общем, Екатерина Георгиевна показала нам картины и сказала, что напишет завещание, чтобы после ее смерти они достались нам. Эдик еще спросил, чего, мол, тянуть. Пусть живет долго и счастливо, а картины можно и сейчас нам отдать.

– А она?

– А она сказала такую странную фразу, которую отказалась пояснять. Мол, надо, чтобы все было по закону. Иначе пойдет во вред. И ни за что больше не соглашалась этот вопрос обсуждать.

– А как же картины оказались у вас? – заинтересовался Андрей.

– Как-как... экспроприировать пришлось, в нужде...

– А Екатерина Георгиевна знает?

– Я не в курсе... Она не спрашивает ни о чем. Чего мне самому лезть? Спросит – скажу. В конце концов, мы с ней квиты. Тайна на тайну... Сколько она свою берегла!

– А где она картины-то хранила? – уточнил Андрей. – Они ведь особых условий требуют.

– Без всяких условий хорошо сохранились на антресолях. Бабулин кроликовод их своими кроличьими журналами завалил.

– Что значит – кроличьими? – удивилась Юля.

– «Кролиководство» называются, – ответил Родион. – Очень полезные в дачных условиях.

– А этот... кроликовод... он о картинах знал?

– Без понятия. Может, и знал. Не зря же журналами прикрыл. Но он такой молчун. От него двух слов не добьешься, а уж если еще и бабуля приказала молчать... вообще могила.

Все замолчали. Пауза затягивалась. Наконец Андрей откашлялся и спросил Родиона:

– Ну... ты все сказал?

Тот передернул плечами и ответил:

– Вроде все. Если что не ясно, спрашивайте. Все равно уж...

– Мне больше нечего спрашивать, – поспешила сказать Юля.

– То есть тебе, выходит, все равно... – начал Родион.

– Прекрати, – оборвала его она. – Я вообще с трудом пришла в себя после твоей... якобы... смерти. Можешь не верить, но я почему-то никак не могла принять ее. Хоть и... хоронила... и на могилу ездила... Я, конечно, даже подумать не могла, что там... Эдик... но какую-то ложь во всем чувствовала. Не могу этого объяснить... Когда поняла на даче, что вижу тебя, а не Эдика, не испугалась. Мне хотелось всех созвать и крикнуть: «Я всегда знала, что он жив!»