Толстая тетрадь - Агота Кристоф

Она говорит:

— Это нездоровая пища. Кофе на полке, в холодильнике есть бутылка вина. Я ухожу. Надеюсь, вам здесь понравится.

Она уходит. Я сразу открываю бутылку вина: завтра надо будет купить еще. Я вхожу в гостиную. Это большая, просто обставленная комната. Между окнами стоит большой стол, покрытый красным бархатом. Я сразу же раскладываю на нем бумаги и карандаши. Потом я иду в спальню. Это узкая комната с одним окном, или, вернее, со стеклянной дверью, ведущей на балкончик.

Я ставлю чемодан на кровать, складываю вещи в пустой шкаф.

В этот вечер я не выхожу на улицу. Я допиваю бутылку вина, устроившись в старом кресле у одного из окон гостиной. Я смотрю на площадь, потом ложусь в кровать, от которой пахнет мылом.

Когда я назавтра встаю, около десяти часов, я нахожу на кухонном столе две газеты и на плите кастрюлю с овощным супом. Я сначала готовлю себе кофе и пью его, читая газеты. Суп я съедаю позже, перед выходом, около четырех часов дня.

Хозяйка книжного магазина не беспокоит меня. Я вижусь с ней только, когда хожу ее навестить вниз. В мое отсутствие она убирает в квартире и уносит мое грязное белье, потом она возвращает его чистым и выглаженным.

Время идет быстро. Я должен съездить в соседний город, столицу области, чтобы продлить визу. Штамп на мой паспорт ставит молодая женщина: «ПРОДЛЕНО НА МЕСЯЦ». Я плачу, говорю ей спасибо. Она улыбается мне:

— Сегодня вечером я буду в баре Гранд Отеля. Там очень весело. Много иностранцев, вы могли бы там встретить соотечественников.

Я говорю:

— Да, может быть, я приду.

Я сразу же сажусь на красный поезд, чтобы вернуться к себе, в свой город.

На следующий месяц молодая женщина менее любезна, она молча ставит штамп на мой паспорт, а в третий раз сухо предупреждает меня, что в четвертый раз продления визы не будет.

К концу лета у меня почти не остается денег, приходится экономить. Я покупаю себе гармонику и, как в детстве, хожу играть в бистро. Посетители подносят мне выпить. Что касается еды, то я довольствуюсь овощным супом, который оставляет хозяйка книжного магазина. В сентябре и октябре я даже не могу заплатить за квартиру. Хозяйка не спрашивает денег, она продолжает убирать, стирать мое белье, приносит мне суп.

Я не знаю, как мне быть, но я не могу вернуться в другую страну, я должен остаться здесь, я должен умереть здесь, в этом городе.

Боли с момента моего приезда не возобновлялись, несмотря на чрезмерное потребление алкоголя и табака.

* * *

30 октября я праздную свой день рождения в одном из самых людных бистро города вместе с собутыльниками. Все подносят мне выпить. Пары танцуют под мою игру на гармонике. Женщины обнимают меня. Я пьян. Я начинаю говорить о своем брате, как бывает каждый раз, когда я слишком много выпил. Все в городе знают мою историю: я ищу своего брата, с которым я жил здесь, в этом городе, до пятнадцати лет. И здесь я должен встретиться с ним, я знаю, что он придет, когда узнает, что я вернулся из-за границы.

Все это только ложь. Я прекрасно знаю, что в этом городе, у Бабушки, я уже был один, что даже в это время я только воображал, что нас двое, брат и я, чтобы вынести невыносимое одиночество.

К полуночи зал бистро немного успокаивается. Я перестаю играть, я только пью.

Напротив меня садится оборванный старик. Он пьет из моего стакана. Он говорит:

— Я прекрасно помню вас обоих. И тебя, и брата.

Я ничего не говорю. Другой человек, помоложе, приносит бутылку вина ко мне на стол. Я прошу чистый стакан. Мы пьем.

Человек помоложе спрашивает:

— Что ты мне дашь, если я найду тебе брата? Я говорю ему:

— У меня не осталось денег. Он смеется:

— Но тебе могут прислать денег из-за границы. Все иностранцы богатые.

— Кроме меня. Я даже не могу заплатить тебе за выпивку.

Он говорит:

— Ничего страшного. Еще бутылку за мой счет.

Подавальщица приносит вино и говорит:

— Это последняя бутылка. Я вас больше не обслуживаю. Если мы не закроемся, то будут неприятности с полицией.

Старик продолжает пить около нас, время от времени приговаривая:

— Да, я вас знавал, вы оба были отличными ребятами уже тогда. Да, да.

Самый молодой говорит:

— Я знаю, что твой брат прячется в лесу. Время от времени я вижу его издали. Он живет, как дикий зверь. Он сделал себе одежду из армейских одеял и ходит босиком даже зимой. Он питается травами, корнями, каштанами и мелкой дичью. У него длинные седые волосы, и борода у него тоже седая. У него есть нож и спички, он курит сигареты, которые сам себе скручивает, что доказывает, что он иногда ночью заходит в город. Может, девки, которые живут за кладбищем и торгуют собой, знают его. По крайней мере, одна из них. Может быть, она принимает его тайком и дает то, что ему нужно. Можно было бы организовать облаву. Если всем взяться за дело, то можно его прижать.

Я встаю, бью его:

— Лжец! Это не мой брат. И если ты хочешь кого-нибудь прижать, не рассчитывай на меня.

Я снова бью его, он падает со стула. Я опрокидываю стол, я воплю:

— Это не мой брат!

Подавальщица кричит на улицу:

— Полиция! Полиция!

Наверно, кто-то позвонил, потому что полиция прибывает быстро. Двое полицейских. Пешком. В кабачке наступает тишина. Один из полицейских спрашивает:

— Что здесь происходит? Давно должно быть закрыто.

Человек, которого я ударил, стонет:

— Он ударил меня.

Несколько человек показывают на меня:

— Это он.

Полицейский поднимает того, кого я ударил:

— Перестань хныкать. Ничего с тобой не случилось. Ты, как всегда, напился. Лучше бы шел домой. Вам всем лучше разойтись.

Он оборачивается ко мне:

— А вас я не знаю. Покажите ваши документы.

Я пытаюсь убежать, но окружающие люди удерживают меня. Полицейский обшаривает мои карманы, находит паспорт. Он долго рассматривает его и говорит своему коллеге:

— Срок визы истек. Много месяцев назад. Придется его забрать.

Я вырываюсь, но они надевают мне наручники и выводят на улицу. Я спотыкаюсь, мне трудно идти, и они несут меня до полицейского участка. Там они снимают с меня наручники, укладывают на кровать и уходят, закрыв за собой дверь.

На следующее утро меня допрашивает офицер полиции. Он молод, у него русые волосы и лицо, покрытое веснушками.

Он говорит мне:

— Вы не имеете права пребывать в нашей стране. Вы должны уехать.

Я говорю:

— У меня нет денег на поезд. У меня вообще больше нет денег.

— Я предупрежу посольство. Они вас репатриируют.

Я говорю:

— Я не хочу отсюда уезжать. Я должен найти своего брата.

Офицер пожимает плечами:

— Вы можете вернуться, когда хотите. Вы даже можете окончательно здесь поселиться, но на это есть свои правила. Вам их разъяснят в посольстве. Что касается вашего брата, то я предприму соответствующие поиски. У вас есть о нем сведения, которые могли бы быть полезны?

— Да, у меня есть рукопись, написанная его собственной рукой. Она находится на столе гостиной в моей квартире, над книжным магазином.

— А как вы получили эту рукопись?

— Ее оставили на мое имя у администратора гостиницы.

Он говорит:

— Странно, очень странно.

Однажды ноябрьским утром меня вызывают в кабинет офицера. Он предлагает мне сесть, протягивает рукопись:

— Вот, я вам ее возвращаю. Это только вымысел, художественное произведение, и ваш брат тут совершенно ни при чем.

Мы молчим. Окно открыто. Идет дождь, холодно. Наконец офицер говорит:

— Даже о вас нет никаких сведений в архивах города.

Я говорю:

— Естественно. Бабушка так меня и не зарегистрировала. И я никогда не ходил в школу. Но я знаю, что родился в столице.

— Архивы столицы были полностью разрушены в результате бомбардировки. За вами придут в четырнадцать часов.

Он добавляет это очень быстро.

Я прячу руки под стол, потому что они дрожат.

— В четырнадцать? Сегодня?

— К сожалению, да. Все так внезапно. Повторяю, вы можете вернуться, когда захотите. Вы можете переехать сюда окончательно. Так поступают многие эмигранты. Наша страна теперь часть свободного мира. Скоро вам не понадобится виза.

Я говорю ему:

— Для меня это будет слишком поздно. У меня болезнь сердца. Я вернулся, потому что хотел умереть здесь. А брата моего, может быть, и вообще никогда не было.

Офицер говорит:

— Да, так оно и есть. Если вы будете рассказывать истории о своем брате, все сочтут вас сумасшедшим.

— Вы тоже так думаете? Он качает головой:

— Нет, я просто думаю, что вы смешиваете реальность и литературу. Вашу литературу. И еще я думаю, что вам надо поехать в вашу страну, немного подумать и потом вернуться. Может быть, навсегда. Этого я желаю вам и себе.