Война. Мифы СССР. 1939–1945 - Владимир Мединский

Но вот окончилась война, и пришло время расплаты.

Полицаев и старост проверили и… отпустили.

И. Пыхалов приводит[202] в качестве примера работу Шахтинского проверочно-фильтрационного лагеря (ПФЛ) № 048. Это донесение некоего подполковника Райберга — конечно, только пример, иллюстрация. Но никакой «шахтинской аномалии» в зацентрализованном Союзе быть не могло. А значит, на этом примере хорошо видна закономерность, единый подход советской системы к наказанию «пособников немцев». Примерно такая же статистика была и во всех остальных 99 фильтрационных лагерях.

Исследователь подсчитал, что среди всех лиц, состоявших на службе у немцев (т. н. 2-я учетная группа включала еще власовцев, легионеров, тех кто служил в армиях противника, в карательных и административных органах оккупантов), благополучно проходили проверку больше 92 %.

Наличие и движение спецконтингента 2-й учетной группы

старост полицейских Состояло на 1 января 1945 г. 118 644 Прибыло с 1.01 по 1.08.1945 6 23 Убыло: в народное хозяйство 81 386 в спец. строительства НКВД 2 36 в кадры НКВД 3 5 в запасные части Красной Армии — 1 в гор. и рай. военкоматы — 2 к месту жительства — — арестовано лагеря 7 36 бежало 1 1 умерло — 4 Итого убыло 94 471 Состояло на 1 августа 1945 г. 30 196

Что это? Необъяснимая щедрость победителя? Прекраснодушие, возникшее после победы в войне? Все кончилось, все прощено?

Тут кое-что надо учесть. Во-первых, самые активные пособники были уничтожены (если не успели бежать с немцами) еще партизанами.

Во-вторых, прочерк в графе «к месту жительства» — многозначительный. «Проводи его, Шарапов. До автобуса», — примерно из той же оперы. Бывших полицейских и старост, конечно, не отпускали на все четыре стороны, а отправляли в «народное хозяйство» — трудовые батальоны, на стройки социализма, на трудовые поселения (вроде того, что изображено в фильме 2010 года с В. Машковым «Край») Полной свободы они не получали, но это не было ни концлагерем, ни тем более расстрелом. К тому же их скоро отпустили совсем.

В-третьих, многие прошли проверку еще во время войны.

Помните опять же фильм Германа? «Проверка на дорогах» при первом просмотре вызвала у меня странное внутреннее недоверие: невероятная ситуация! Как так: полицай уходит в партизаны? Так казалось не только мне, студенту. Фильм противоречил большому советскому мифу о войне. В результате и пролежал на полке 15 лет. Но даже когда его выпустили в 1986 году, поверить в происходящее на экране было трудно.

А ведь еще в августе 1942 года из Ленинградского штаба партизанского движения были отправлены «Указания о способах разложения антисоветских отрядов и частей, формируемых немцами на оккупируемой территории». В указаниях, которые потом получили и брянские, и смоленские партизаны, впервые говорилось: не все находящиеся ни службе у немцев, — враги. С ними нужно работать… Аналогично — в указаниях НКВД СССР «О мероприятиях по борьбе с „добровольческими“ отрядами»: «вербовать старост с целью получения возможности вливать через них в банды нашу агентуру».

Ну а дальше — продолжим киноаналогии — прямо по фильму Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». Или по сюжету с Володей Шараповым в банде «Черная кошка». Или по вечной голливудской схеме про полицейских под прикрытием, работающих в мафии. Среди полицаев было много советских агентов, наши разведчики выдвигались даже в руководство полицейских и карательных подразделений. Нет точных данных, сколько их было, и какой оказалась их дальнейшая судьба. А вот к чему это привело, известно.

Автор серьезного исследования русского коллаборационизма Б. Ковалев отмечает: «Среди старост и прочих представителей „новой русской администрации“ были люди, занявшие эти посты по принуждению, по просьбам своих односельчан и по заданию советских спецслужб… По мере активизации всенародной борьбы в тылу врага и побед Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны личный состав русской полиции оказался расколот. Часть сотрудников с оружием в руках перешла на сторону партизан, убежденные же противники советской власти вошли в состав РОА»[203].

Трое старост из таблицы выше, что прямо из фильтрационного лагеря отправились в кадры НКВД, похоже, и были теми самыми советскими агентами.

Нередко вдали от больших городов и крупных немецких гарнизонов распространение агитационных материалов партизаны поручали старостам! «Ими (старостами и полицаями. — В. М.) расклеивались рукописные листовки о положении дел на фронтах, о том, что Красная Армия не разбита, и о том, что не надо верить фашистской пропаганде»[204].

Невероятно! Прямо стоит перед глазами картинка: бородатый староста с повязкой на рукаве наклеивает средь бела дня на телеграфный столб партизанскую листовку.

Так что сложнее все было. Неоднозначно, как принято сейчас говорить.

Господа мэры Господина Великого Новгорода

Для власти важно, чтобы население считало ее «настоящей». Пусть лживой, вороватой, ленивой, но настоящей. Может, вообще ничего важнее для власти нет. Помните классику: «Говорят, царь ненастоящий!» Ух ты! И понеслось.

Русская администрация на оккупированных немцами территориях помимо всего прочего еще и выглядела какими-то клоунами[205]. Вот, к примеру, история новгородских мэров — бургомистров.

В августе 1941 года к коменданту Новгорода, майору вермахта, явились некие «пострадавшие при советской власти» Филистинский, Пономарев, Егунов и Морозов и предложили свои услуги. Один из них тут же «был избран мэром города — бургомистром». Выбор единственного избирателя — майора — пал на единственного уроженца Новгорода среди них — Пономарева. К тому же он был профессиональным историком, а в городе-музее новоиспеченному бургомистру было, где развернуться.

Члены «делегации общественности» тут же получили «аусвайсы» на русском и немецком языках о том, что «предъявитель сего является русским администратором, утверждённым немецкой властью, и все обязаны оказывать ему содействие». Вообще, по оккупантским правилам, вся служебная переписка велась на двух языках: немецкий текст помещался на левой, а русский — на правой стороне листа, разделенного на две одинаковые части.

«Развернулся» новый мэр Пономарев в древнем Софийском соборе, куда свозились все музейные экспонаты и вещи эвакуированных и арестованных. «Сувенир из Новгорода» — так назывался вещевой набор, который теперь комплектовался непосредственно в соборе для отличившихся немецких солдат и офицеров. В результате город лишился ценных коллекций картин и монет. При этом музейный работник Пономарев и свой интерес не забывал, ибо сам решал, что из трофеев станет собственностью рейха, что уйдет господам офицерам, а что можно занычить себе.

Тут вышла накладочка. Немцы без зазрения совести занимались грабежами «снаружи», но коррупцию «внутри» своей администрации — не терпели. В итоге проворовавшийся на старинных иконах мэр был отправлен в отставку и новым бургомистром стал Морозов. Но уже через месяц случилось ЧП — мэра Морозова убил испанский солдат.

История была такая. Сотрудникам управы-мэрии немцы от щедрот своих выдавали молоко — по литру в день на человека. Вот уж точно — за вредность. Испанские легионеры из «Голубой дивизии» повадились в хлебное, а точнее, молочное местечко. Молока на всех не хватало, и как-то утром нетрезвый Морозов «по молочному вопросу» с испанцами разругался, а одного даже спустил с лестницы. Тот достал пистолет и двумя выстрелами эффективно разрешил возникший конфликт военных с гражданской администрацией. Вот так, и в те времена профессия мэра — была в России не менее опасной, чем профессия шахтера.