Ради мира на земле - Александр Корзников

Я приказал артиллеристам весь огонь перенести на зоологический сад. В первую очередь разрушить забор и проделать в нем проходы, а командирам отрядов — готовиться к штурму укрепления в зоопарке.

Зоологический сад — один из наиболее укрепленных узлов сопротивления в центральной части Берлина: железобетонные сооружения (бункера), кирпичные, каменные, заранее подготовленные к обороне здания, железобетонный забор двухметровой высоты. Его защищала группа в составе пяти тысяч человек из разных частей с пятью танками и большим числом артиллерийских орудий. Все площади и улицы, идущие к саду с юго-востока, были перекрыты баррикадами и пристреливались перекрестным артиллерийским огнем.

Начальник штаба дивизии гвардии майор Ситало по телефону уточнил мою задачу — овладеть бункером, уничтожить его гарнизон и затем наступать на Берлинский ипподром.

В течение 1 мая штурмовые отряды, проявляя высокую инициативу, отвагу и мужество, захватили южную часть зоологического сада.

Стоны раненых на войне приходится слышать часто. И хотя по-разному ведут себя люди, страдающие от боли, постепенно и помимо воли насколько-то привыкаешь к этому. Но как ошеломляюще непривычно звучат стоны и заунывные крики раненых зверей и птиц! Немощные, беззащитные, с печалью, переворачивающей душу, смотрели они на людей. Среди искалеченных животных я обратил внимание на медведя, раненного в обе передние лапы. Он поднялся на задние конечности, протяжно, утробно ревел, взывая о помощи. Я не удержался и приказал ветеринару полка капитану Исаеву оказать помощь животным, насколько это возможно.

Не располагая инженерно-техническими данными о сооружении бункера, который нам предстояло штурмовать, я принял решение разрушить бункер огнем артиллерии, частично уничтожить обороняющийся гарнизон и принудить оставшихся в нем капитулировать.

Большинство орудий двух артполков и полка самоходной артиллерии, приданных нам, стояло на расстоянии 200—300 метров от бункера. Они вели огонь прямой наводкой. Но, ко всеобщему удивлению, не могли нанести противнику хоть сколько-то заметного ущерба. Даже 152-миллиметровые снаряды оставляли на стене только царапины. Артиллеристы вошли в азарт, из всех орудий начали бить в одну точку, но пробить стену так и не удалось.

Тогда мною было принято другое решение — блокировать бункер силами штурмовых отрядов. А с помощью саперного взвода подорвать входные двери и ворваться во внутренние помещения. Саперы сумели сделать мощный взрыв. Но и таким способом не удалось добиться положительного результата.

Вот краткая характеристика этого оборонительного сооружения. Железобетонное шестиэтажное здание: три этажа под землей, три — над землей, с бойницами и смотровыми окнами. Толщина покрытия 3—5 метров, стен — 2,5 метра. В разных местах установлено 32 артиллерийских орудия различных калибров, до 150-миллиметровых включительно; в крыше — 8 зенитных орудий, которые могли вести огонь и по наземным целям. Здание оборудовано шахтными подъемниками для подачи снарядов непосредственно к орудиям. Имелись также фильтро-вентиляционные установки и силовая электростанция с запасом топлива. Так что гарнизон бункера, насчитывающий 1000 человек, мог жить здесь целыми месяцами. Как выяснилось позднее, бункер был связан подземным ходом с другими сооружениями такого же типа.

Вечером 1 мая по моему приказу старший сержант Лебединский, переводчик, доставил трех пленных. Офицера среди них не было, но один после долгой беседы с Лебединским добровольно решил пойти в бункер с предложением о капитуляции. По профессии был он, кажется, школьным учителем, и семья жила где-то недалеко от Берлина. Двое других оказались из числа гарнизона бункера, знали расположение его и командный состав. Они согласились быть сопровождающими. Все они отлично понимали, что идут на большой риск, но если задача будет выполнена, я обещал выдать им гражданскую одежду и отпустить на свободу.

Оговорив условия, мы составили на немецком языке примерно такую бумагу:

«Начальнику гарнизона бункера. Предлагаем прекратить сопротивление и сдаться в плен. Гарантируем жизнь вам и вашим подчиненным. Дальнейшее сопротивление бессмысленно».

Уже перевалило за полночь, когда Лебединский проводил парламентеров в установленное место и там остался ждать их возвращения. Штурмовые группы Исакова, Кудрявцева и Акулинцева подошли близко к бункеру, но вражеские огневые средства и боевые возможности были исчерпаны до конца. По всей обстановке чувствовалось, что вот-вот кончится война. И на самом деле, до падения Берлина оставались считанные часы.

Вскоре через заместителя начальника оперативного отдела дивизии гвардии майора Пайгусова мне стало известно, что 2 мая в 00 часов 40 минут радиостанция 79-й дивизии приняла радиограмму 56-го немецкого танкового корпуса:

«Алло, алло! Говорит 56-й танковый корпус. Просим прекратить огонь. К 12 часам 50 мин. по берлинскому времени (2 часа 50 минут московского времени) высылаем парламентеров на Потсдамский мост. Опознавательный знак — белый флаг на фоне красного света. Ждем ответа».

Об этой радиограмме генерал Станкевский немедленно доложил командующему 8-й гвардейской армии Чуйкову.

2 мая в 4 часа вернулись наши парламентеры с моей бумагой. На ней же, за подписью одного из генералов, сообщалось о принятии наших условий. На рассвете этого дня из смотровых окон и дверей бункера показались долгожданные белые флаги. Скоро потянулась длинная вереница отвоевавшихся солдат и офицеров.

Ответственным за сбор и отправку пленных был назначен командир комендантского взвода старшина Леонид Иванов, который неплохо владел немецким языком. Однако вскоре пришлось выделить ему помощника — командира автоматной роты Солодовникова: в бункере оказалось более тысячи человек, среди них — десятки полковников и несколько генералов.

Командирам батальонов я уточнил дальнейшую задачу и приказал овладеть Берлинским ипподромом. Они приступили к выполнению этой последней задачи. И тут выяснилось, что в бункере сосредоточено большое количество художественных ценностей: древнейшие картины великих мастеров кисти, награбленные фашистами во всех странах Европы. Начальнику штаба полка Провоторову я дал указание обеспечить сохранность ценностей.

Было около одиннадцати часов, когда к нам на машине подъехал генерал Станкевский и, не ожидая моего доклада, по инерции шумно приказал:

— Вперед, вперед! Что вы остановились?

Я коротко доложил, что батальоны Шевцова и Черкасова, не дойдя до ипподрома, встретились с воинами 207-й стрелковой дивизии 3-й ударной армии генерала Кузнецова. Наступать пока некуда.

— Ждите новых указаний, — сказал генерал и возвратился к себе на командный пункт.

Трех пленных немцев, как и обещали, отпустили на свободу, снабдив полуофициальным документом, в котором удостоверялось, что этот гражданин оказал услугу Советской Армии.

Шли последние часы берлинских боев. На нашем участке установилась тишина. Но где-то в городе еще грохают выстрелы и взрывы — не угомонился, не успокоился разгневанный бог войны — артиллерия. Однако звуки эти, отдаляясь и утихая, больше напоминают победный гимн, радуют сердце солдата. Во второй половине дня 2 мая 1945 года поверженный фашистский Берлин покорно умолк.

А на следующий день корреспондент «Известий» и Совинформбюро Роман Кармен посетил опустошенные правительственные здания, зоопарк и так рассказал об этом:

«Я много видел за эти дни в Берлине. Я ходил по бесконечным анфиладам комнат рейхсканцелярии Гитлера, спускался в бункер.

Я был в германском генштабе. Огромное серое здание в районе Тиргартена. Бесконечное количество комнат, похожих одна на другую, подвальные радиостанции, электростанции, ряды шифровальных машин, фотолаборатории. В этом холодном мозговом центре германской военной машины зрели и рождались безумные планы мирового господства, разрушения стран, уничтожения народа. Отсюда щупальца немецкой разведки проникали во все уголки земного шара. Теперь тишина, груды камней, пыль.

Я прошел по этажам здания гестапо, сильно разбитого бомбардировкой, где разбросаны из шкафов миллионы фотографий каких-то людей. Люди, улыбающиеся на этих фото, не подозревали, что на каждого из них есть дело, папка…

Побывал я и в «королевстве» Риббентропа — министерстве иностранных дел и в личном его особняке. На полу я подобрал листок с планом столовой министра, где размечены места за столом: стул министра, стул госпожи Риббентроп, стулья гостей. На полу в столовой валяются гильзы от снарядов, фаустпатроны.

И только сегодня я вспомнил, что не видел знаменитого берлинского зоопарка. Захотелось повидать это убежище четвероногих, живших по соседству с самым страшным питомником двуногих зверей.