Туманная река (СИ) - Порошин Владислав Викторович

И снова этот же гирный рифф, — я отыграл его на своей ритм гитаре, это было очень просто, так как любой начинающий гитарист в той жизни знал его.

Свинцовый дождь бушует и пули хоть слепы, По тонкой грани жизни не каждому пройти. Гранаты, мины рвутся, повсюду сеют смерть, А хочется вернуться, под мирным небом спеть. Дым над водой, огонь в небесах. Дым над водой,

— я вновь отыграл проигрыш знаменитой английской рок-группы.

Что теперь поделать, раз я его вспомнил, сейчас это будет проигрыш нашей, надеюсь знаменитой группы из СССР.

В безумной рукопашной сильнее тот, кто злей, И праведная ярость кипит в душе моей. И дрогнул враг от страха и бросился бежать, А мы друзей погибших остались отпевать. Дым над водой, огонь в небесах. Дым над водой, ту ту ту, ту ту туду, ту ту ту, ту ту-у. И вот родное солнце зашло за горизонт, Живем еще, братишки, и сталинградский фронт Мы держим, ведь за нами простор земли родной, Лишь хочется живыми вернуться всем домой. Дым над водой, огонь в небесах. Дым над водой,

— четвертый припев Толик уже сам поддержал своей соло гитарой.

— Ну как? — спросил я немного опешивших друзей.

— Сильная вещь! — высказался Вадька, — прямо, как будто я сам на фронте оказался.

— Мощно, — поддержал его Толик, — но у нас вся программа легкая танцевальная, и эта песня ну никак не вписывается в общую картину.

— Девчонки, вы как считаете, — спросил я притихших Наташу и Иринку.

— Песня отличная, но не для меня, не для моего вокала, — задумчиво ответила моя подруга, — даже твой немного хриплый голос для песни годится лучше, чем например голос Толи.

— Может быть эту песню, — неожиданно сказала Ирина, — петь в конце нашей программы. В том смысле, что танцы танцами, но не стоит и забывать о погибших на войне героях.

— Давайте ее отрепетируем, — сказал Толик, — но решим по ситуации исполнять ее или нет.

— Как это не исполнять! — выкрикнул Санька, — я может из-за этой проклятой войны, один без родных и близких на белом свете! И репетировать будем, и исполним, в самом конце, права Иринка!

— Хорош прибедняться, — я подошёл и приобнял готового разрыдаться друга, — мы твоя семья.

Остаток репетиции мы посвятили отработке и аранжировке двух новых песен, «Дым над водой» и «Давай не зевай». Не все получалось как надо, но для концертного варианта вполне приемлемо. Очень здорово нам помогли новые микрофоны, тем более их можно было настроить так, что один микрофон звучал тише, другой громче, третий еще громче. Виталик сделал на усилителе три тумблера управляющих громкостью звука. Еще бы можно было бы управлять частотными характеристиками, то цены бы не было усилку.

— Неплохо поиграли, — отметил Толик наши старания, — но с ударными у нас беда. Санька не в обиду, тебе учиться еще и учится.

— Уже неплохо, что Зёма держит ритм, — вмешался я, — ритмический рисунок у нас один и тот же, может быть попробовать разнообразить ритм секцию игрой на бубне?

— Это кто будет играть на бубне? — насторожился Толик.

— Наташа, — удивился я, — с чувством ритма у нее отлично, да и если Санька налажает, то Наташа все это замаскирует.

— Круто! — обрадовалась моя подруга, и изобразила, как она будет стучать в бубен, — а где мы его возьмем?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я завтра его достану, — набычился Санька, — ложки, балалайки и гармошки с бубнами в магазине имеются. Я пока барабаны искал, всю Москву объездил. Этого добра там навалом.

— Да, ребята, — перед тем как бежать на шахматы, я вспомнил важную вещь, — нужно компенсировать Саньке покупку ударной установки и девчонкам покупку рубах для концертных костюмов. А то деньги из общего котла ушли на новые микрофоны.

— Все должно быть по справедливости, — сказал Вадька и вытащил четыреста рублей.

— Вечером посчитаем, — я вернул ему кровно заработанные, — Всё, я улетел на шахматы. Технику уже без меня перетащите.

— Ни пуха, ни пера! — пожелала мне Наташка и поцеловала в щеку.

— К черту! — крикнул я, убегая.

12

На шахматный турнир, посвященный героям-молодогвардейцам, собралось ни много ни мало — сорок человек. Главным образом это были ребята старших классов, и лишь один представлял школьную мелкоту. Местный вундеркинд, как мне сообщила несколько дней назад Синицына. Старшим судьей соревнований был назначен наш учитель физики, Борис Евсеевич Крюков, папа вундеркинда. Кстати и сам турнир устроили в кабинете физики среди портретов Ньютона, Галилея и Ломоносова. Борис Евсеевич чинно расхаживал между рядов, как Суворов перед битвой. Он с гордостью окинул взглядом своих учеников из шахматного кружка, и лишь наткнувшись на мою довольную физиономию, его лицо исказила гримаса презрения. К доске вышла старшая пионер вожатая Тина Соколова и толкнула речь на пять минут с краткой историей подпольного движения в оккупированном немцами Краснодоне, затем она пожелала нам хорошей игры. На этом Тина посчитала свою миссию выполненной, и незаметно исчезла из шахматной Мекки школы № 447. Далее Борис Евсеевич рассказал, что турнир пройдет по швейцарской системе. Суть ее проста, сначала проводится слепая жеребьёвка, и все участники разбиваются на пары, и играется первый тур. После чего, во втором туре, победители играют с победителями, проигравшие с проигравшими. В третьем, выигравшие два раза играют друг с другом, победившие один раз между собой, и те, кто без побед бьются за свои первые очки. Как следствие за шесть туров лучшие из лучших просто вынуждены будут пересечься за шахматной доской.

— Крутов, не тяните резину, — недовольно буркнул физик, — вытягивайте из кубка свой номер.

Ничего лучше, чем жестяная емкость для жеребьёвки не нашлось, подумал я и сунул туда руку.

— Семнадцатый, — прокомментировал я свою цифру.

Хорошо хоть не шестнадцатый, подумал я, на воровском жаргоне это значило бы, что мое место возле толчка. Однако я рано радовался, так как восемнадцатым стал действующий чемпион школы по шахматам Рома старший сын нашего физика. После того как жеребьевка закончилась и мы расселись за шахматными досками, нужно было видеть на сколько доволен раскладом Борис Евсеевич. Как кот, объевшийся халявной сметаной, подумал я. Что еще хуже, мне не повезло с цветом фигур. Сложнейшую партию я играл черными.

— Белые начинают и выигрывают, — тонким гнусавым голосом сообщил мне Роман Борисович.

Пропустив колкость, мимо ушей я намерено, расставляя фигуры, поставил черного короля на черную клетку, а слонов поставил рядом с ладьями.

— Как же вы собираетесь играть? — пискнул чемпион, — когда вы не знаете, как правильно расставлять фигуры!

— Ничего, — я скорчил задумчиво-тупое лицо, переставляя короля и коней как надо, — мне бы только дамку провести.

— Хочу заметить мы здесь не в шашки играем, — он поправил на носу очки, — а в шахматы, — и пошел пешкой е2 на е4.

— Да хоть в подкидного дурака, — я двинул черную пешку на е5.

— Сейчас я вашу пешку съем, — чемпион двинул ферзя на h5.

— Вот сменить бы пешки на рюмашки, живо б прояснилось на доске, — я поставил коня на с6, тем самым защитился от детского мата.