Заклятие Лусии де Реаль (сборник) - Иван Головня

О Нортоне благодаря стараниям Скунса пронюхали падкие на сенсации газетные репортёры, и молва о нём разнеслась по всему городу. К счастью для Нортона, он был далеко от Мориона, и град насмешек и издевательств пришлось принять на себя Джине. Всякий раз, когда она проходила мимо «Некрополя», кто-нибудь из штатных посетителей бара, а чаще всего сам Скунс считали своим святым долгом расспросить её с преувеличенным интересом, не привёз ли ещё муж пиратское золото. Ей вслед улюлюкали уличные мальчишки, а дворовые кумушки при её появлении выразительно крутили пальцем у виска.

Хорошо, что когда-нибудь всему бывает конец. Пришёл конец и пересудам о Нортоне. Появились новые темы для сплетен, и мало-помалу о незадачливом кладоискателе стали забывать. Оставили в покое и его жену.

* * *

Прошло три месяца.

Знойный сентябрьский вечер. На Морион густым синим пологом опускаются сумерки. Над заливом большой серебряной тарелкой неподвижно висит луна. С материка, со стороны раскалившейся за день пустыни Хука-Бока, задувает горячий бриз, и город напоминает разогретую духовку. Посетители «Некрополя», разгорячённые жарой и выпитым вином, сидят за вынесенными на тротуар столиками и азартно обсуждают перипетии матча сборных футбольных команд Аргентины и Бразилии. Сэмюэль Скунс стоит, прислонившись к косяку, в распахнутых настежь дверях бара и, как это он обычно делает в конце каждого дня, прикидывает в уме, какой будет дневная выручка. Судя по довольному выражению красного, как большой круглый помидор, лица бармена, дела его идут неплохо.

Неожиданно у бровки тротуара, почти рядом со столиками, зашуршав шинами, плавно останавливается роскошный белый «кадиллак». Все будто по команде умолкают и, раскрыв рты, впериваются удивлёнными взглядами в подъехавшую машину. Больше других удивлён враз забывший о своей бухгалтерии Скунс: на его памяти перед «Некрополем» такая машина останавливается впервые.

Из «кадиллака» неторопливо выбирается невысокий респектабельного вида мужчина лет сорока в новом с иголочки ослепительно-белом костюме, белизну которого подчёркивает виднеющаяся под ним чёрная рубашка, и такой же белой широкополой шляпе. Поприветствовав всех лёгким кивком головы, он направляется, слегка прихрамывая, к хозяину бара, застывшему с отвисшей от изумления, похожей на жирную сосиску губой.

– Привет, Сэм! Это я – Флойд Нортон! – медленно, с расстановкой произносит человек в белом. – Думаю, ты не забыл меня? Я принёс долг. За карту. Вот… как и договаривались, твои сто долларов.

Тараща на господина в белом круглые судачьи глаза, Скунс и дальше продолжает неподвижно стоять с раскрытым ртом. Такое впечатление, что он никак не может сообразить, что происходит. И только при виде стодолларовой бумажки, появившейся в руке Нортона, Скунс, похоже, начинает осознавать настоящий смысл происходящего.

– Нортон… так это всё-таки ты? Неужели ты… действительно… нашёл? – с трудом выдавливает из себя бармен.

– Как видишь, Сэм! – простодушно и в то же время со значением усмехается Нортон. – Правда, золота там оказалось несколько меньше, чем ты говорил, – не на три миллиона, а всего лишь на два с половиной. Но всё равно, Сэм, я благодарен тебе. Хоть раз в жизни ты совершил стоящий поступок. Спасибо, Сэм! Хотя… если по правде… я до сих пор не возьму в толк, почему ты сам, имея на руках такую карту, не отправился на поиски этого клада?

Лицо Скунса из пунцово-красного становится лилово-серым, гримаса злобы делает его похожим на бульдожье, а из судорожно задёргавшегося рта вырывается хриплый лай:

– Будь ты проклят, Нортон! Лучше бы ты… ты… сдох в утробе своей матери!

Оттолкнув Нортона в сторону, Скунс хватает первый попавшийся под руку свободный стул и со всего маху грохает им по витрине своего бара. Звон битого стекла только подстёгивает его. Подняв над головой стул, он с исступлённым воплем бросается к машине Нортона. Но тут на его плечах повисают несколько опомнившихся посетителей бара. Они с трудом вырывают у него стул, затем пытаются связать ему руки. Но бармен кусает одного за ухо, другого – за руку и вырывается от своих опешивших на мгновение усмирителей. Обхватив голову руками, ошалевший Сэмюэль Скунс пускается с неожиданной для его возраста и больных ног прытью в сторону порта, дико воя на одной длинной коровьей ноте:

– У-у-у-у-у…

* * *

Больше Скунса в Морионе никто не видел – ни жена, ни родственники, ни знакомые. Многодневные поиски полиции были тщетными. Все сошлись на том, что бедолага бросился с досады в море.

И только год спустя побывавший в далёком Зурбагане торговый агент морионской компании «Николиди и сыновья» Паоло Стампи рассказал, что видел там похожего на Сэмюэля Скунса тронувшегося умом старика – тощего, грязного, заросшего, оборванного. Он стоял с протянутой рукой у входа в таверну «Весёлая Бригантина» и как заведённый монотонным плаксивым голосом рассказывал бесконечную жалостливую историю о том, как он стал обладателем пиратского клада стоимостью в три миллиона долларов, а хитрые и жадные проходимцы вероломно завладели его золотом, и теперь он, фактически миллионер, вынужден просить подаяние.

Нищего никто не слушал, но милостыню ему изредка подавали.

Вот тебе и кино!

На звонок, продолжительный и требовательный, из приоткрывшейся двери выглядывает Микки Хаттон, мальчишка лет тринадцати, веснушчатое лицо которого с плутовато-наивными глазами и задорно вздёрнутым носом обрамляет пышная копна тёмно-медных волос.

– Вам кого? – интересуется мальчишка.

Перед дверью, шумно отдуваясь и вытирая большим клетчатым платком потную шею, стоит невысокий полный мужчина с круглыми рачьими глазами на круглом, как медаль, раскрасневшемся лице. На нём, несмотря на довольно жаркий день, застёгнутый на все пуговицы синий костюм, белая накрахмаленная рубашка, пёстрый, давно вышедший из моды галстук и белая шляпа.

– Из взрослых есть кто-нибудь дома? – вместо ответа спрашивает скрипучим голосом мужчина.

– Если вы спрашиваете о маме, то она будет после восьмого часа, – с подчёркнутым достоинством отвечает Микки Хаттон, давая этим понять незнакомцу, что его вопрос о взрослых не совсем уместен.

– Вот незадача! – удручённо дёргает головой мужчина, словно намереваясь боднуть с досады дверь. – Вообще-то я тоже должен был прийти после восьмого часа, да вот… был тут неподалёку по делам и дай, думаю, зайду раньше. А вдруг она дома… Ну что ж, жаль… Придётся погулять где-нибудь полчасика.