Сокровища Кряжа Подлунного - Иван Сибирцев

Когда Валентина Георгиевна исчерпала свои вопросы, ее место напротив Игоря за чайным столиком занял новый собеседник. Он отрекомендовался Алексеем Петровичем Лобовым, в прошлом учеником профессора Стогова, напомнил Игорю о нескольких встречах с ним, тогда тоже студентом, и незаметно перевел воспоминания молодости в русло деловой беседы.

Игорь подробно отвечал на многочисленные вопросы Лобова. И вот сейчас, восстанавливая в памяти детали беседы, он отчетливо вспомнил о недавних событиях, тогда показавшихся ему не заслуживающими внимания.

Это было дней пятнадцать назад. Тот вечер Игорь решил провести в концертном зале Крутогорской филармонии. Там предстояло исполнение любимых и старшим и молодым Стоговым фортепьянных произведений Бетховена. Но против ожидания Игоря, намеревавшегося сделать отцу приятный сюрприз приглашением на долгожданный концерт, Михаил Павлович, вдруг сославшись на занятость и легкое недомогание, решительно отказался. Игорь слишком хорошо знал отца, чтобы не различить в его голосе не совсем уверенные нотки и не заметить уже совсем необычного беспокойства, притаившегося в уголках всегда спокойных, не по-стариковски мечтательных глаз.

«Возможно, что-либо неладное в институте», — подумал Игорь.

Полное и безмятежное спокойствие, всегда так присущее младшему Стогову, в тот вечер покинуло, его. И то ли потому, что рядом не было отца, или из-за того, что приглашенная им на концерт лаборантка их института Верочка не пришла, или же по иной причине, но фортепьянная музыка Бетховена, против ожидания, оставила его равнодушным. С трудом дождавшись антракта, Игорь решил вернуться домой.

Здесь его подстерегала новая неожиданность. Как и всегда, открыв своим ключом входную дверь, Игорь направился прямо в кабинет к отцу, чтобы рассказать ему о нелепо испорченном вечере.

Войдя в кабинет, Игорь с трудом сумел скрыть свое удивление. У письменного стола, на котором стояли бутылка вина, бокалы, вазы с фруктами и с пирожными, удобно расположившись в глубоком кресле, сидел научный сотрудник инженерно-физического института Орест Эрастович Ронский.

Это был весьма элегантный и представительный молодой мужчина немногим более тридцати лет, стяжавший в Крутогорске громкую славу души общества и покорителя женских сердец, и всячески поддерживавший ее. Несколько лет назад Ронский был сотрудником и даже любимцем Стогова, но довольно быстро расстался с профессором, предпочтя исследовательской работе более привлекшее его поприще преподавателя и лектора-популяризатора. Теперь в научном мире Орест Эрастович был известен, главным образом, умением рассказать свежий анекдот и быть центром веселья на любой вечеринке.

Игорь знал, что Стогов так и не простил Ронскому, которого считал обещающим ученым, его ухода из института ядерных проблем, никогда не поддерживал с ним никаких отношений и не оказывал никаких знаков внимания, кроме вежливых, но холодно официальных поклонов.

И вот теперь Ронский — у профессора Стогова. Ради встречи с ним Михаил Павлович отказался от концерта, выпроводил из дому Игоря и о чем-то беседовал с гостем наедине в кабинете.

Михаил Павлович, как всегда, приветливо улыбался Игорю, но сын слишком хорошо знал своего своеобразного отца и поэтому не сомневался, что профессор недоволен его внезапным возвращением.

Недоумевая, так и не находя ответа на вопрос: почему такой далекий от отца человек, как Ронский, судя по всему, желанный гость Михаила Павловича, Игорь сел в кресло напротив Ореста Эрастовича, налил в бокал вина, взял с вазы грушу.

Беседа текла внешне оживленно, но чувствовалось, что каждый из троих, поддерживая разговор, в то же время настойчиво думал о своем. Говорили о Бетховене, об исполнительской культуре, о необычно жарком для этого северного района Сибири лете, о фруктах, уже около года сохранявших аромат и свежесть после специального радиоактивного облучения. Ронский рассказал несколько пикантных историй из жизни местного театра.

Поболтав так, Орест Эрастович стал прощаться. Его не удерживали. После ухода Ронского, так и не нашедший ответа на свои недоуменные вопросы, Игорь не удержался и все же спросил:

— Скажи, отец, что означает этот странный визит?

— А что же в этом странного, — с подчеркнутым равнодушием ответил старший Стогов, — работали в одном институте, недавно побывал в заграничной командировке, рассказывает много занятного. Я сам его пригласил. Кстати, у него есть некоторые интересные идеи по контрольной аппаратуре для нашей станции. А то, что Орест Эрастович теперь в науке звезда далеко не первой величины, так это, как говорится, бог с ним. Может быть, его звезда еще взойдет. А если и нет, то не всем же быть такими подающими надежды, как мой принципиальный сынище, — закончил Стогов, шутливо потрепав Игоря по волосам.

Но даже эта внезапная ласка и шутливый тон не успокоили Игоря. Впервые в жизни ему стало совестно за отца: он почувствовал, что тот сказал неправду, и причиной непонятного приглашения в их дом Ронского явились отнюдь не те качества и достоинства Ореста Эрастовича, о которых говорил профессор, а нечто совсем иное.

В доме Стоговых всегда существовало в отношениях между отцом и сыном неписаное правило, которого оба твердо придерживались: говорить друг другу только то, что можешь и хочешь сказать. Поэтому Игорь, чтобы не оскорблять отца своим недоверием, не стал расспрашивать его ни о чем. Он пожелал Михаилу Павловичу доброй ночи и ушел в свою комнату. Больше они с отцом о визите Ронского не говорили.

Может быть, Игорь и совсем бы забыл об этом странном, с его точки зрения, визите, но визит повторился.

Дней десять назад, заехав домой в такое время, когда, по его предположениям, отец должен был находиться в своей лаборатории в Обручевске, Игорь в дверях столкнулся с Михаилом Павловичем. Стогов провожал Ронского.

Потом Игорь еще два или три раза за эти десять дней встречал отца и Ронского. Они вместе выходили из буфета в инженерно-физическом институте, где Михаил Павлович читал курс лекций по ядерной энергетике.

И, наконец, это было уже днем в субботу, Игорь снова видел их вместе.

И сейчас, чем больше размышлял Игорь, тем сильнее становилось его убеждение, что это непонятное, как он называл, тяготение отца к Ронскому и явилось причиной несчастья со старшим Стоговым. Именно из-за этого тяготения, думал Игорь, из-за желания вновь наедине встретиться с Ронским, отец и отказался вчера вечером ехать с ним на дачу. Ведь еще утром он мечтал о рыбной ловле, о свободном дне в лесу и отказался.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});