Избранные произведения в 2 томах. Том 1. Саламандра - Стефан Грабинский

— Ясно. А второй?

— Рецепт второй: возьми сало, пятипальчатку (pentaphyllum), шалфей, то есть тень ночи, корень дурмана, известного под латинским названием как datura stramonium, долей отвара из персиковых косточек и несколько капель лаврового сока, этого сильнейшего яда; капля его, попавшая в ухо или на язык, убивает молниеносно; свари все это с ядом змеи, соком маниокового куста и выделениями кобылы в течке; затем процеди и, не давая остыть, долей оливкового масла и немного крови нетопыря.

— Выбираем второй рецепт — он детален и вызывает доверие.

— Самые чудовищные субстанции, какие породила земля, — ответил я, просматривая пожелтелые страницы сатанинского гримуара, — сплошь яды и наркотики. Дьявольская книга!

— Куда более интересные книги тщательно сохраняются в семейных библиотеках, отцом тайно передаются сыну — вот где поистине ключи к вратам ада.

— Кама, а ведь за то, что мы намереваемся с тобой предпринять, несколько веков назад сжигали на костре? Даже у нас, в известной своим попустительством Польше, заживо сожгли под виселицей в Познани в 1645 году некую Регину Борошку, родом из Стеншева, она созналась перед судом в сожительстве с четырьмя дьяволами — Тужей, Рокитой, Тшчинкой и Рогалем: «женщина сия, от Бога Единого отрекшись, время от времени с оными четырьмя блуду нечестивому предавалась», на что, впрочем, справедливо обрушивается неизвестный автор книги XVI века «Дело сатанинского закона»

— У меня в Польше гораздо больше предшественниц, чем ты полагаешь, — ответила Кама, растирая стеклянным пестиком травы в ступке. — «Испытанию водой и огнем» подвергали Анну Едыначку, обвиненную в колдовстве и «сатанинских с дьяволами на Лысой Горе конвентиклях», водой испытывали Анну Богдайку за ведовство и чернокнижие и Магду Стшежидушину, на пытки ее взяли по той причине, что будучи брошенной в реку, «она плавала, голову из воды, будто утка, вытягивая…» Сатана прекрасен, и никогда не переведутся его адепты, за его колесницей всегда последуют многие… Брось это в тигель!

И Кама передала мне кожаный мешочек с красным порошком. Я высыпал его в тигель и хорошенько помешал ложкой. На дне что-то заскворчало, запенилось ржавой пеной и утихло.

Кама извлекла из тайника под дымоотводным колпаком над очагом небольшую прямоугольную шкатулку орехового дерева.

— Посмотри-ка на этот корешок! — она вынула из ящичка странной формы изогнутое корневище какого-то растения. — Интересный, не правда ли?

— А что это такое?

— Мандрагора — android.

— Android?

— Да, корень — homunculus. Говорят, когда его вырывают из земли, он кричит как человек.

— Удивительное растение! По форме корень абсолютно напоминает маленького человечка.

— У нас его называют еще покриком или гневошем, он словно кричит, гневается и сердится на тех, кто осмеливается к нему прикоснуться.

— Неужели природа сохранила в нем одну из стадий эволюционного развития? Возможно, корень-карлик зародился как предвосхищение человека в растении?

— Вполне возможно. Во всяком случае, корень выглядит как предварительный набросок человека.

Кама возилась с тигелями — процедила отдельные ингредиенты в одну реторту; густая темно-зеленая жидкость на наших глазах начала остывать, оседать и сгущаться комьями. Кама нетерпеливо наблюдала химический процесс.

— Готово! — она ложкой достала из сосуда темную, клейкую, как смола, мазь.

— Ты выполнил все мои указания? — спросила она, расстилая на полу большие, пушистые, снежно-белые медвежьи шкуры. — Ничего не ел со вчерашнего дня?

— Все выполнил.

— Тогда начнем.

Быстрым, гибким, только ей присущим движением сбросила платье и в ослепительной наготе опустилась на медвежью шкуру. Я последовал ее примеру. Мгновение мы смотрели друг другу в глаза.

— Дивная моя колдунья! — воскликнул я, с дрожью обнимая ее.

Она уклонилась от объятия.

— Сегодня нельзя.

— Почему?

— Сегодня мы должны быть там.

И набрав в ладонь еще теплой мази, начала втирать ее под мышками.

— Если ты желаешь отправиться со мной туда, делай то же, что и я.

Глядя мне в глаза, она подала реторту с сатанинской субстанцией. Минуту поколебавшись, я согласился. Чуть погодя голова моя закружилась, охватила сонливость. Кама, тоже сонная, распростерлась на шкуре.

— Если вернешься раньше меня, тотчас выйди из дома, — пробормотала она.

— А если ты меня опередишь?

Не ответила. По ее телу пробегали судороги, на щеках разгорался болезненный румянец, сухие горячечные губы что-то бормотали. Я склонился к ней и успел уловить последние слова:

Дом — не дом,Лес — не лес,Ты неси нас, бес…

Голова ее поникла, буйная медь волос смешалась с белой волной меха и, бессильно разбросавшись поперек шкуры, она заснула.

Почти в то же миг и я утратил сознание. Мир закружился в сумасшедшей сарабанде, и, раскинув руки, я, словно мертвый, рухнул около Камы. Наступила ночь, черная, жестокая, набросила темный, непроницаемый плат…

….

….

В мертвый сон ворвался вихрь, и разбудил меня, летящего в темных пространствах. Завывал ураган, гнулись и стонали деревья, во мраке с хохотом проносились какие-то тени. Вскоре полет снизился, я мчался в ущелье между отвесными скалами. Чье-то крыло, широкое, пушистое коснулось меня, обгоняя, и понеслось дальше. Звериные либо человечьи голоса, отраженные обрывистыми склонами ущелья, терялись где-то на просторах бездорожья…

Внезапно тучи разверзлись и в разрыве засверкала луна, затопляя землю призрачным зеленым светом. В вышине надо мной бешено мчался табун нагих человеческих тел: юные девушки с длинными волосами приникли нежными гроздьями грудей к козлиным хребтам; пышные, в знойном расцвете женщины погоняли огромных кабанов, стиснув ногами их бока; гибких, стройных юношей, мужчин в цвете сил и сладострастных старцев с угольками тлеющей похоти в погасших глазах уносили безумным галопом окровавленные кобылы в течке; омерзительные седые мегеры оседлали кочерги, лопаты, палки, — взбесившийся хоровод бесстыдных тел, искореженных монстров, бешеных ведьм-мартышек…

Узкая горловина ущелья внезапно раздалась, и я очутился в котловине, окруженной горным хребтом: посредине, подобный срезанной голове сахара, вздымался в небо гранитный конус. Здесь человеческая саранча опускалась на землю, наполняя долину гиканьем, ржанием, реготом. Откуда-то из-под земли вырвался огонь и кровавыми отблесками осветил котловину. Все взгляды устремились к плоской вершине конуса, залитой пурпурным светом: там, на высеченном в скале троне сидел, поджав под себя косматые копыта, гигантский андрогин с головой бородатого козла, с козьими выменами и возбужденным фаллосом — ужасный, угрюмый, крылатый…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});