Мой галантный враг - Рексанна Бекнел

— Томас не стал бы лгать, — когда Корбетт встал, ее голос дрогнул. — Ты, должно быть, силой заставил его такое сказать.

— Можешь допросить его завтра сама, Лилли. А сейчас он пытается утопить свое горе в эле.

Лиллиана упрямо тряхнула головой.

— Все не так, как ты говоришь! У тебя были все причины, чтобы убить моего отца.

— Ни единой причины не было.

— Ты ненавидел его, — сдавленным голосом проговорила она. Слезы текли по лицу, но она не могла совладать с собой. — Ты хотел отомстить ему за смерть своего отца — и отомстил. Ты задумал это с самого начала!

Корбетт стиснул зубы, и даже сквозь слезы, застилавшие глаза, Лиллиана видела, как возмущенно опустилась его обезображенная шрамом бровь.

— Разрази меня гром, женщина! Даже если бы я и желал ему смерти, я не отравитель! Я рыцарь, и у меня есть гордость. Я встречаюсь с врагом в открытом бою.

Она зажмурила глаза и отвернулась от него. Она не хотела его слушать. Она не хотела признавать за ним никакую гордость, никакую честь. Но не приходилось отрицать: в том, что он говорил, было нечто похожее на правду. Он не стал бы прибегать к помощи яда. Он без колебаний мог бы пронзить своим смертоносным мечом грудь противника, но при этом стоял бы перед ним лицом к лицу.

Она вынуждена была это признать, и поток чувств прорвал плотину ее самообладания, и в этом потоке смешалось все — и подавляемая скорбь по отцу, и устрашающее несомненное облегчение от того, что Корбетт в конечном счете не оказался убийцей. Может быть, все обстояло именно так, как сказал Томас, и отец просто скрывал от всех снедающий его недуг? Не в силах справиться со слезами, она спрятала лицо в ладонях.

И сразу почувствовала на своих плечах сильные руки Корбетта.

— Успокойся, — шептал он, неловко обнимая ее. — Не плачь, Лилли. Не плачь.

Но от этого слезы потекли еще сильнее. Неудержимые, разрушительные рыдания сотрясали ее. Дни, что прошли после похорон отца, были такими тяжелыми. Ей следовало быть сильной, и она принимала решения, которые требовалось принять. Но оставаться сильной и дальше ей бы не удалось.

Лиллиана не могла бы сказать точно, с помощью каких маневров Корбетт подвел ее к креслу, сам расположился в нем, а ее усадил на колени. Он гладил и утешал ее, словно взял на руки щенка или младенца. Его пальцы были ласковыми, а обнаженная грудь холодной по сравнению с ее разгоряченными щеками. Но когда поток слез начал иссякать, она почувствовала, что при всем при том это были прикосновения мужчины к женщине.

— Это действительно тяжелое испытание — потерять кого-то из родителей.

— Теперь я потеряла обоих. Они оба мертвы.

— И мои тоже. — Он помолчал, и его пальцы скользнули по спине Лиллианы и легли на ее затылок. — Ты должна научиться полагаться на меня. Я твой муж. Я буду заботиться о тебе.

Само звучание его низкого тихого голоса успокаивало ее взбаламученную душу, и, невольно расслабившись, она положила голову к нему на плечо. Лиллиана была растеряна и сбита с толку… Рассудок твердил, что Корбетт — причина всех ее несчастий. И все-таки…

Она не хотела поддаваться убаюкивающему теплу его объятий. Тыльной стороной ладони она вытерла слезы.

— Я должна поговорить с Томасом. С ним и еще…

— Завтра.

Лиллиана настороженно взглянула на Корбетта; ее внезапно смутило, как тесно они прильнули друг к другу.

— Я должна повидать его сегодня, — настойчиво попросила она. — Если это правда…

— Это правда. Завтра будет самое время его поискать. А сейчас он все равно двух слов связать не может. Когда я оставил его, он уже был совсем хорош.

Лиллиана скорбно вздохнула:

— Бедный Томас. Он был так привязан к отцу.

Она обратила к камину бледное лицо и стала печально созерцать низкие, мерцающие языки пламени. Сколько дней прошло в горячке подготовки замка для борьбы против Корбетта. Это оказалось труднее всего, что ей приходилось делать до сих пор. Но теперь она увидела, что это был всего лишь способ избавиться от болезненной пустоты, порожденной смертью отца. Она провела два года вдали от него, и от этого ей было еще труднее перенести утрату.

— Томас без него просто пропадет. — Она слабо улыбнулась. — Мой отец был хорошим человеком.

— Я не сомневаюсь, что он был хорошим отцом.

Лиллиана сразу уловила значение слов Корбетта. Она взглянула на него широко открытыми глазами, окаймленными густыми ресницами.

— Он был хорошим человеком, — настойчиво подчеркнула она. — Он не имел никакого отношения к смерти твоего отца.

Скулы у Корбетта напряглись, пальцы, которые только что ласкали ее шею, застыли. Но, прежде чем он успел что-нибудь сказать, она продолжила:

— Он бы не стал убивать вот так исподтишка, чтобы не дать противнику даже шанса защититься. Он жил по закону чести, как ты говорил о себе.

Несколько секунд он молчал, как бы взвешивая услышанное. Он только смотрел на нее, и глаза у него были темными и словно затуманенными. И все же этот упорный, испытующий взгляд тревожил ее больше, чем любые слова. Она не знала, верит он ей или нет. Она даже не была убеждена, что сама вполне поверила ему. И все-таки, когда их взгляды встретились, сердце у нее забилось быстрее.

Вопреки всем сомнениям, вопреки вражде и распрям между их семьями, она не могла охладить тот жар, который разгорался у нее внутри от близости Корбетта. Его прикосновения наполняли Лиллиану острым ощущением каждой клеточки, к которой он прикасался.

Он груб и безжалостен, строго напомнила она себе. Королевский Кречет.

Но все было бесполезно. Какая-то искра, словно живое существо, пролетела между ними, и она понимала, что он так же ощутил эту искру, как и она сама.

Тогда он протянул руку к ее голове и вынул деревянные шпильки из ее аккуратно уложенных волос.

— Сегодня ты приняла меня не слишком-то радушно.

— Я не… я совсем не жаждала твоего возвращения, — призналась она тихо.

— Тем не менее я здесь. — Он снял у нее с головы обруч с платком, и ее волосы свободно упали на спину. — У нас осталось одно незавершенное дело, — пробормотал он, где-то около ее макушки, и она ощутила влажное тепло его дыхания.

Встревоженная Лиллиана невольно заерзала у него на коленях. Однако ей тут же пришлось ощутить, что сидит она не на деревянном табурете, и она забеспокоилась еще больше.

Когда его руки отыскали шнуровку у нее на талии, она собрала все силы своего рассудка.

— Ты… ты еще не сказал, какие последуют кары за то, что я сегодня сделала.

Он прервал свой целенаправленный натиск и взглянул на нее с легкой усмешкой:

— Я предпринял необходимые шаги, чтобы виновные не ушли от наказания.