С тобой навеки (ЛП) - Лиезе Хлоя

— С тобой играли два Бергмана. Все игры безжалостны.

Она улыбается, и Боже, это вызывает яркую и горячую ноющую боль в груди.

— Что ж, безжалостно там или нет, но вам, мальчикам Бергманам, надрали задницы. Мы с Уиллой размазали вас по стеночке.

Я убираю карты в коробочку, затем кладу на полку. Огонь потрескивает в камине, заливая полы и мою кровать оранжевым свечением. Так легко представить то, чего я ждал, желал с голодом, гложущим мои кости: уложить Руни на мою кровать, медленно раздевать, пока не останется лишь её мягкая кожа, купаемая в отсветах пламени.

Я никогда не хотел кого-либо столь сильно, столь абсолютно, что аж дрожат руки, а дыхание в её присутствии, разговоры с ней, взгляды на неё — всё это ощущается как какая-то мучительная прелюдия.

— Всё в порядке? — спрашивает Руни.

Я перевожу взгляд на неё, внезапно поражённый глубиной своего отрицания. Я реально думал, что могу дать себе одну ночь с ней, и этого будет достаточно. Но когда я представляю её подо мной, на мне, образ продолжает прокручиваться во времени, и он опасно детальный. Вот Руни наклонилась над столом, окружённая бумагами и ноутбуком, читает то, чем там юристы занимаются по работе, Скугга на её коленях, Гарри у её ног, а дверь моей студии открыта, чтобы я мог наблюдать за ней, пока я тоже работаю. Вот я держу её за руку, пока мы идём в поход и смотрим на рассвет, пока я прижимаю её спину к своей груди, вдыхаю её запах и знаю — это всё, что мне нужно: солнце, поднимающееся над горизонтом, и очередной день становится даром, потому что в нём есть она.

И абсурдно представлять такие вещи с моей чисто платонической женой, которая уже одной ногой за порогом.

— Эй, — её ладонь проскальзывает в мою, выдёргивая меня из моих мыслей. Она стоит, купаясь в отсветах пламени, которые делают её светлые волосы бронзовыми.

— Извини, — я сжимаю её ладонь, затем отпускаю. — Что ты сказала?

Она мягко улыбается.

— Я спросила, в порядке ли ты. Это был весьма сильный стресс.

— Ага. Да. Но я в порядке.

— Как только я перестала испытывать ужас по поводу того, что мы выдадим всё происходящее, я правда повеселилась. А ты?

Веселье? Испытал ли я веселье?

Хорошие моменты определённо были. Смотреть, как Руни улыбается и смеётся после их победы, как она становится особенно игривой и расслабленной со своей лучшей подругой. Видеть, как ей так комфортно в моём доме, как она готовит чай и попкорн для Уиллы и Райдера, устроившись за столом напротив меня.

Но я не могу сказать, что повеселился, чувствуя, как обручальное кольцо прожигает дыру в моём кармане, подавляя эрекцию из-за того, что каждое движение Руни возбуждало меня, при этом молясь, чтобы Райдеру не понадобилось захватить что-нибудь из шалаша, потому что тогда мне пришлось подвезти его, и всё всплыло бы на поверхность.

— Всё было… нормально.

Её улыбка меркнет. Она отводит взгляд, и я начал понимать, что этот жест означает последнее, что я хотел бы в ней вызывать: разочарование, уныние. И понимание, что я вызвал в ней такие чувства, ощущается как физический удар.

— Я не имел в виду… — я делаю шаг ближе, обхватывая ладонью её локоть. Моё горло сдавило, грудь сдавило ещё сильнее. Я ненавижу те моменты, когда делаю это. Когда я честен, и честность оказывается не лучшей тактикой; когда сказанное мной не означает всё, что я имел в виду.

Вот почему мой круг общения такой маленький. Потому что с незнакомцами и случайными знакомыми я не могу рассчитывать на презумпцию невиновности, на понимание, что пусть я стараюсь изо всех сил, перевожу испытанное в чувства, а потом выражаю их другим, это всё равно даётся сложнее самой суровой утренней прогулки. С людьми, которые плохо меня знают, нельзя ожидать терпения, когда мне нужно время, чтобы разобраться с этим мысленно и набраться храбрости попробовать ещё раз. Есть лишь недопонимание и раздражение.

Но Руни показывает мне то, что я уже знал. Что с ней безопасно. Что она слушает.

Она поворачивается ко мне лицом, слегка запрокинув голову.

— Я не имел в виду, что это вообще не было весело, — выдавливаю я. — Я просто… отвлекался на всё, что может пойти не так. Я чувствовал… тревогу.

Она совсем поворачивается ко мне, и её лицо смягчается.

— Сложно наслаждаться происходящим, когда ты тревожишься. Тревожность — такая засранка, не так ли? На повторе прокручивает всё, что может пойти не так. Мне жаль.

Меня затапливает облегчением. Она понимает.

— Именно.

— Ну, хочешь посидеть перед огнём и немного расслабиться? — спрашивает она. — Я могу приготовить нам ещё чаю. Плеснуть туда немножко виски. Устроим терапевтические обнимашки с животными и отключимся от всего.

В моей груди разливается тепло. Я киваю.

Её улыбка возвращается.

— Ладно. Хорошо. Где Гарри?

— Он придёт, — я подхожу к двери и открываю её, тихо посвистывая и чувствуя, что воздух резко сделался холоднее. — Он имеет привычку бродить по вечерам, но он придёт домой, чтобы согреться ночью.

Руни наполняет чайник, затем включает конфорку и улыбается, когда Гарри галопом залетает в дом и пробегает мимо меня к ней.

— Я тоже рад тебя видеть, — бурчу я.

Он подпрыгивает, и она обнимает его, позволяя ему лизать её подбородок, смеётся, когда ему удаётся лизнуть её в ухо.

— Гарри Стайлз! — вопит она. — Веди себя прилично.

Скугга стремительно выбегает из студии и набрасывается на мои шнурки с крохотным, свирепым «Мяу!».

Я поднимаю её, затем держу прямо перед моими глазами.

— Оставь в покое шнурки.

Крохотный комок шерсти наклоняет голову набок, совсем как Руни мгновение назад.

— Мяу, — говорит она.

Я вздыхаю и сажаю её на кровать. Она пробегает по ней, затем сваливается с края, гонится за одним из своих шариков с пёрышками и скрывается обратно в студии. Это ощущается странно знакомым и… домашним.

Я никогда не думал, что совместное проживание с кем-то может быть таким. Только не после детства в семье, которую я люблю, но их уровень шума и хаоса держал меня в постоянном состоянии сенсорного раздражения. Живя один, я впервые начал испытывать продолжительное умиротворение и спокойствие в своём доме. Я никогда не думал, что так может быть в компании другого человека.

С ней.

Когда чайник начинает свистеть, Руни наливает нам чай.

— Тебе Sleepytime7, верно? — спрашивает она.

Я киваю.

— Спасибо.

Она улыбается, не отводя взгляда от своей задачи. Я снова в физическом аду, смотрю на неё, на то, как она машинально прикусывает губу, как заправляет прядь волос за ухо, обнажая длинную линию шеи. Которую я хочу целовать, посасывать, пробовать на вкус…

«Чёрт».

Я отворачиваюсь и добавляю ещё одно полено в огонь. Тогда-то вокруг нас эхом разносится первый раскат грома. Руни поднимает взгляд.

— Воу. Это пришло из ниоткуда. Грозу обещали?

— Я не смотрел прогноз. Теперь, когда крыша починена, я перестал об этом беспокоиться.

Она достаёт телефон и открывает приложение погоды, параллельно макая пакетик чая в кружке.

Затем поворачивает телефон, показывая экран, сверкающий теми же цветами, что и огонь — насыщенно-красный, окружённый жжёно-оранжевым, затем рамкой жёлтого.

— Нам вот-вот надерут задницы, — говорит она.

Раздается ещё одна вспышка белого света, за которой следует раскатистый грохот.

А потом отключается электричество.

***

— Океееей, — произносит голос Руни с кухни. В доме темно, единственный слабый свет исходит от огня. Я действую быстро, нахожу свечи, которые держу в шкафу, и фонарик. — Итак, это случалось прежде? — спрашивает она.

— Да.

Судя по звуку, она ставит чайник обратно.

— Со мной такого не случается. И… Слушай, не смейся.

— Я в принципе обычно не смеюсь, так?

— Справедливо, — отвечает она. — Так вот… возможно, я чуточку боюсь темноты. Знаю, это абсурдно, но это так.

— У меня есть опыт с подобным, — подойдя к ней с фонариком, я протягиваю ей руку. — Вигго тоже боится темноты. Не говори ему, что я тебе сказал.