Дневники няни - Эмма Маклохлин

Прохожу через кухню и вижу Конни в комнате для прислуги. Ее широкие плечи вздрагивают.

— Господи, Конни. Ты в порядке? — шепчу я.

Она поворачивается ко мне. В лице столько нескрываемой боли и ярости, что я немею. Она почти падает на старый раскладной диван и расстегивает верхнюю пуговицу белой униформы.

— Я пробыла здесь двенадцать лет, — говорит она покачивая головой. — Работала здесь до нее и думала, что буду работать после.

— Хотите выпить? — спрашиваю я, ступая в узкое пространство между диваном и гладильной доской. — Может, сока? Я попробую открыть бар.

— Она желает, чтобы я ушла? Чтобы я ушла?

Я сажусь на пароходный кофр миссис N.

— Я хотела уйти с первого дня, как она тут появилась, — фыркает Конни, поднимая наполовину выглаженную футболку и вытирая ею глаза. — Позволь мне объяснить кое-что: когда она уезжает в свой Лайфор… да куда угодно, — мне не платят. Никогда не платят, если их нет дома. Разве моя вина, что им взбрело отдохнуть? Я-то не отдыхаю. У меня трое детей и куча неоплаченных счетов. А в этом году… в этом году она уговорила его подать декларацию от моего имени. Раньше такого никогда не было. Разве можно Жить на эти деньги? Мне пришлось взять у матери в долг, чтобы заплатить все эти налоги.

Она садится поудобнее и снимает передник.

— Когда миссис N. и Грейер в прошлом году улетали на Багамы, я собралась уехать, повидать родных. Так она заставила меня лететь с ними. При взлете Грейер вылил на себя весь сок, а она не захватила для него смену. Он сидит мокрый, замерзший, плачет, а она надвинула на глаза маску и весь полет не обращала на него внимания. А мне ни цента не заплатили. О, как я обозлилась! Вот поэтому я не хочу быть няней. Ты слыхала о Джеки? Я качаю головой.

— Джеки нянчила его с рождения, но оставалась в доме до тех пор, пока Грейеру не исполнилось два года.

— И что с ней случилось?

— Завела дружка. Вот что случилось.

Я вопросительно посмотрела на нее.

— Эти два года она только работала, не имея ни близких, ни друзей. Поэтому почти не выходила из дома и потому-то ладила с миссис N. лучше некуда. Словом, тишь да гладь. По-моему, они и сошлись на том, что мистер N. вечно в отъезде, а Джеки одинока. Но тут она встретила парня — копия Боба Марли — и заявила, что не может работать вечерами в пятницу, а также по уик-эндам, если N. не едут в Коннектикут. Миссис N. стала сетовать, мол, до чего же это неудобно, и все такое. Но на самом деле она просто завидует. Джеки прямо-таки сияла вся, ну ты понимаешь, просто светилась. А уж этого миссис N. вынести не могла. Ну и выставила Джеки в два счета. Сердечко Грейера едва не разорвалось. После этого он превратился в настоящего дьяволенка.

— Ну и ну! — ахаю я.

— Ты еще не знаешь худшего. Джеки позвонила мне полгода спустя. Оказалось, что миссис N. не дала ей рекомендаций. Ну а раз нет рекомендаций, все думают, что Джеки воровка или еще хуже. В ее резюме пропущено два года. Она не может объяснить, почему не получила рекомендаций. А агентство по найму отказывается направлять ее на собеседования.

Она встает и неспешно вытирает руки о юбку.

— Это женщина — чистая змея. За четыре месяца они сменили шесть нянь, пока не появилась Кейтлин! Им никто не угодит! Одну уволили за то, что она дала Грейеру кукурузную лепешку в парке. И ты не корми его, если не хочешь, чтобы выгнали, поняла? А мистер N. держит порно в своем шкафу для обуви. Сплошная грязь!

Я пытаюсь осмыслить слова Конни и не могу.

— Конни, мне ужасно жаль.

— Не стоит.

Она бросает смятую футболку на диван и решительно марширует к кухне.

— Позаботься лучше о себе.

Я иду за ней. Она открывает одну из банок дельфтского фаянса, вынимает пригоршню черного кружева и швыряет передо мной.

ТРУСИКИ!

— Я нашла это под кроватью…

— Прямо под кроватью? — не выдерживаю я. Она наклоняет голову:

— Угу. Теперь он привел другую. Разгуливает здесь, распоряжается, как в собственном доме. У меня два дня ушло на то, чтобы проветрить дом от ее духов, пока миссис N. не вернулась. Такая вонь стояла!

— Может, нужно рассказать ей обо всем? Как по-вашему, кто-то должен рассказать миссис N. об этой женщине? — шепчу я, ослабев от облегчения. Наконец-то можно посоветоваться со знающим человеком!

— Ты что? Неужели тебе еще мало? Или не была здесь час назад? Это не моя проблема, и ты не взваливай ее на себя. Все это не наше дело. А теперь начинай укладывать вещи мистера N. Я ухожу.

Она роняет передник на стол.

— Но что же вы будете делать?

— Ничего, моя сестра работает в соседнем квартале и знает, кому требуется экономка или горничная. Я найду что-нибудь. Денег скорее всего будет меньше, но я обойдусь.

Она идет в комнату горничной и принимается собирать вещи, оставив меня тупо смотреть на черные шелковые «тан-га», выделяющиеся непристойной надписью на нежно-розовом мраморе стола.

Нэнни!

Сегодня после тенниса Грейер идет поиграть к Картеру. Пожалуйста, будьте там к трем. Милтоны живут в доме 10 на 67-й Восточной, и, думаю, вы там и поужинаете. Я обедаю в «Боло».

Я так и не смогла найти бабочку Грейера. Может, вы захватили ее домой? Проверьте, пожалуйста.

Спасибо.

Когда мы наконец садимся в такси, Грейер все еще плачет. Хотя мне не позволено водить его по боковым улочкам, мимо домов без швейцаров и охраны, внешкольные занятия обычно проходят в заброшенных, довольно подозрительных районах, где никогда не найдешь такси и где я жду, что в любую минуту придется выбирать между Грейером и собственной жизнью. Я сажаю его в машину, забрасываю туда же теннисную ракетку и тащу за собой сумку с остальным снаряжением.

— Шестьдесят седьмая улица и Мэдисон, пожалуйста. Гров, как твоя голова? Получше?

— Все о'кей.

Рев сменяется хныканьем, но, похоже, хныканьем затяжным. Он неосторожно повернулся и попал прямо под подачу мяча.

— Как насчет гольфа, Гров? Думаю, нам следует попробовать гольф. Мячи поменьше, значит, и шишки тоже.

Он смотрит на меня мокрыми глазами.

— Иди сюда.

Он тянется ко мне и кладет голову на мои колени. Я глажу его по голове и тереблю уши, совсем как моя мама когда-то. Должно быть, покачивание машины успокаивает его, потому что он засыпает. Совершенно измучился. Жизнь была бы другой, если бы ему только позволили спать днем.

Я приподнимаю рукав плаща и смотрю на часы. Пятнадцать минут ничего не решают.

— Водитель! Можете вы проехать до 110-й, а оттуда назад по Вест-Сайду и через 68-ю?

— Будет сделано, леди. Как скажете.

Я смотрю в окно, на серое небо, и кутаюсь в плащ. По лобовому стеклу барабанят тяжелые капли, и как-то совсем не верится, что апрельские ливни закончатся майскими цветами.