Мой муж - маньяк? - Анна Малышева

— Ирина как-то попросила меня проводить ее до зоопарка. Она работала в парикмахерской неподалеку… я проводил ее с сыном. Там она захотела сфотографироваться. Почему-то со мной вместе. Я согласился — не портить же отношения из-за фотографии… И мы сфотографировались. Вот и все. Я совсем об этом забыл. Доказывается, теперь эта фотография может навлечь на меня ваши подозрения. Я прав?

— Ну что вы… При чем тут подозрения… Мне вот что интересно… Вам не показалась странной такая просьба? Ведь женщина вас едва знала, если судить по вашему рассказу… Полузнакомый человек, простой клиент… Разве что муж подруги…

— Ну и что? Именно потому, что муж подруги, она и попросила меня об этом… Все же не совсем с улицы человек… Насколько я понял, она сделала это из-за мальчика. Сами понимаете — ребенок без отца… Ей, наверное, хотелось, чтобы он почувствовал рядом мужчину… Ну, не знаю… В общем, я этому не придал такого значения, как вы. Просто одолжение хорошей женщине.

— Ирина Ардашева была хорошей женщиной, верно?

— Странный вопрос. Наверное, была. Мне это неизвестно. В общении со мной она не зарекомендовала себя как плохая женщина… Во всяком случае, она была хорошим парикмахером.

— Хорошая женщина, хороший парикмахер… Из-за чего же вы тогда ссорились?

— Ссорились? — Игорь вдруг рассмеялся. — Да что вы?! Когда же это?! У меня не было причин ссориться с ней. Она никогда не испортила мне стрижку.

— И все же вы ссорились. Есть свидетели ваших ссор. Могу их вам предъявить.

— Хорошо бы! Иначе ваши обвинения будут голословными!

— Вас никто ни в чем не обвиняет. Просто есть люди, которые слышали, как вы ссорились с Ардашевой, когда приезжали к ней в гости.

— Они меня с кем-то путают.

— Вероятно, нет. Они вас опознали по этой фотографии. И вот по этой…

Игорь взглянул на другую фотографию, протянутую следователем, и отвернулся. Руки он сжал крепко-накрепко, и они не тряслись. Теперь говорил только следователь:

— Вы узнали себя, надеюсь? Не будете говорить, что это фальсификация? Прекрасно. Я вижу, что вы узнали. И себя, и балкон. Не буду спрашивать, почему вы оказались в ее квартире вечером одиннадцатого мая. У вас были на то причины. Можете сами рассказать мне — какие. Не хотите? Хорошо. Я сам расскажу вам. Причиной были те самые романтические фотографии в зоопарке. Мы нашли их при обыске квартиры Ардашевой. После ее смерти. Мне пришла в голову мысль оставить их у нее, на том же самом месте, где мы их нашли. Мне почему-то казалось, что их хозяин рано или поздно объявится. И вот пришли вы. Извлекли фотографии из тайника, уехали и сожгли их. Мне остается непонятным только одно — зачем вы позировали тогда на балконе и тем самым предоставили нам хорошую возможность снять вас.

— Просто так стоял, — вдруг откликнулся Игорь. — Вы, значит, следили за мной… Но я ее не убивал. Могу вам поклясться!

— Не надо. Лучше скажите — у вас были ключи от ее квартиры?

— Да, она сама настояла на том, чтобы они у меня были. Да, да, да! Я был ее любовником. Несколько лет. Но это не имеет отношения к делу. Никакого! Я не убивал ее, не мог убить!

— Почему?

Этот вопрос привел Игоря в бешенство. Он почти закричал:

— Да потому, что она была матерью моего ребенка! Моего единственного ребенка! Слышите?! Это мой сын! И я не хотел, чтобы это коснулось его… Эта история… Я хотел помочь ему, но не объявляться так… После того как кто-то ее убил. Вот теперь я рассказал вам все… И послушайте… — Дыхание у него прерывалось, ему не хватало воздуха. — Послушайте, не приписывайте мне ничего подобного… Мы ссорились, это так. Она настаивала на скорейшем разводе. Но я все не мог решиться… Я хотел быть с ребенком, но она меня выводила из себя…

— Успокойтесь. — Следователь говорил спокойно и негромко. — Рассказывайте по порядку.

— Мне надо будет ехать с вами? — Игорь пытался взять себя в руки. — Но я не убивал ее!

— Успокойтесь, прошу вас. Она угрожала вам, что расскажет все жене?

— Да, очень часто. Мне не хватало смелости самому сообщить Кате… Но это не важно… Все это — совершенно банальная история! И я не мог ее убить только потому, что она устраивала мне истерики… Не так я боялся истерик, в конце концов… И с Катей все было почти кончено… У нее давно появился другой человек… Но это не имеет отношения к делу… Во всем был виноват я сам. Не трогайте ее…

— Может, дать вам воды? — осведомился следователь. — Вам нехорошо.

— Ах, спасибо! — Игорь как-то неестественно рассмеялся. — Вы очень добры! Но я обойдусь, обойдусь… Я сам не знаю, почему тогда поехал в ее квартиру… Меня туда тянуло… Я думал, что теперь будет с ребенком… Хотел ему помочь… Поехал просто так, только потом мне пришла в голову мысль, что надо забрать свои фотографии, чтобы никто не увидел их… Сразу ведь ясно, что я — отец ребенка, вы правы… Но я никого не убивал… Я забрал фотографии. А вы их оставили нарочно?! — Он снова рассмеялся, уже не так истерично, скорее устало. — Я был в отчаянии. Мне трудно вам описать, что я чувствовал эти дни. Эта женщина все же была мне чем-то близка… Во всяком случае, меня с ней многое связывало… Но убить ее я не мог! Постойте, не сбивайте меня… — Он заметил движение следователя. — Я не могу вам доказать, где я был в тот вечер, когда она погибла… Не могу! Меня никто не видел!

— Вы в первый раз сказали мне, что просто ездили по городу, — напомнил ему следователь. — Вы и сейчас повторите это?

— Да.

— Это, значит, был обычный способ провождения времени? Вы сказали, что часто просто катаетесь по городу на своей машине.

— Да. Не вижу в этом ничего криминального… Я ездил по разным улицам, по центру… Потом выехал на Ленинградское шоссе, проехал немного и вернулся домой… Довольно поздно, жена подтвердит, она была дома. Больше меня никто не видел…

— Вспомните, может, вас останавливал пост дорожной автоинспекции? Или кто-то просил подвезти?

Игорь покачал головой.

— Ну что ж… — Следователь собрал свои бумаги в папку и поднялся. — Ваша жена, я думаю, не придет. Уже поздно. Собирайтесь, поедем.

— Меня арестовывают? — Игорь едва шевелил губами. — Вы меня арестовываете?

— Нет, только задерживаем до выяснения вашего алиби. Не будем препираться. Вы пока должны поехать с нами.

Игорь встал. Беспомощно взглянул на следователя. От его вспыльчивости и раздражительности не осталось и следа.

— Можно я оставлю жене записку? — только и сказал он.

Следователь кивнул. Игорь пошарил на столе, вытянул из кучи бумаг какой-то журнал, нашел страницу с рекламой (маленький черный флакон внизу чистого белого листа) и принялся писать. «Катя, меня арестовали. Обвиняют в убийстве Иры. Ты в это не верь. Я перед тобой виноват. Я сам знаю. Только не обвиняй меня в том, чего я не делал. Катя, прости… Я этого не делал…» Он постоял еще немного над листом и вдруг разорвал в клочки. Следователь смотрел на него со спокойным удивлением.

Игорь выпрямился и повернулся к нему:

— Я готов.

… — Давай считать этот вечер праздником, — предложил ей Дима.

— Почему? — Катя удивленно склонила голову. Она сидела за тем самым столом в кабинете Димы, который так ее удивил. Сиделось уютно, мягкое полукресло располагало к раздумьям. Дима мерил шагами красный ковер, дымил сигаретой — впрочем, вовсе не озабоченно и не нервно, как часто бывало в последнее время. Услышав ее вопрос, он подошел ближе и оперся о стол. Теперь он нависал над Катей, так что ей пришлось поднять голову, чтобы глядеть ему в лицо.

— Почему? Ну да просто потому, что ты наконец живешь здесь.

— Тогда праздничным можно считать вчерашний вечер, — возразила Катя. — А ты говоришь про этот… Я не слишком занудна?

— В меру! — Он погасил сигарету и широко улыбнулся. — Знаешь, я теперь убеждаюсь в том, что твое так называемое занудство — это обыкновенный здравый смысл. А мне как раз его и не хватает…

— Не прибедняйся! — сказала польщенная Катя. — Если бы у тебя не было хоть капли этого здравого смысла, твое агентство развалилось бы ко всем чертям. А оно живет, хотя иногда я этому и удивляюсь…

— Для того чтобы процветало мое предприятие, мне нужен как раз не здравый смысл, а безумие! — пояснил Дима. — Людям достаточно здравого смысла в обыденной жизни. Когда они отдыхают, им хочется безумств…

— Да, о безумствах… — вспомнила она. — Что ты скажешь о своем кубинском проекте?

— Ничего. Или все то же, что уже говорил. Я от него не откажусь.

— Так-таки и не откажешься?.. — недоверчиво протянула она. — А когда клиенты подадут на тебя в суд за испорченный отдых?

— Не подадут.

— Ты слишком в этом уверен… — Катя постучала карандашом по столу. Карты, которую она как-то рассматривала, здесь больше не было. Стол был абсолютно чист. «Не к моему ли переезду это сделано? — подумала она. — Может, Дима решил, что я теперь буду вмешиваться во все его дела? Прибрал свое холостяцкое логово… Во избежание разборок, ревности… Какие-то следы его прошлой одинокой жизни… Да, хорошо бы мне почувствовать или ревность, или какой-то интерес к его прошлой жизни… А то ведь ничего. Ничего, кроме благодарности, — он мне, правда, очень помогает в эти дни. Да еще общие воспоминания. Школьные и последующие.