Революция 2. Начало - Александр Сальников

Подполковник просунул руку сквозь дверную прореху и повернул изнутри ручку замка.

— Я вхожу, Алексей Тихонович! — Рождественский аккуратно распахнул дверь.

В квартире царило безмолвие. В этой тишине доски под его ногами скрипели оглушительно. Подполковник добрался до полосы света. Она падала сквозь щель неплотно прикрытой двери.

Рождественский мельком заглянул в комнату.

Директор полицейского департамента Васильев сидел в кресле напротив входа, уперев локоть левой руки в подлокотник. Большим и указательным пальцем он неспешно растирал виски, спрятав в ладони половину лица. Правая рука покоилась на втором подлокотнике, сжимая револьвер.

«Не застрелился бы», — подумал подполковник и произнес:

— Алексей Тихонович, моя фамилия Рождественский! Не стреляйте, прошу вас!

Васильев молчал.

Подполковник убрал револьвер и кончиком пальца толкнул дверь. Она широко распахнулась.

— Вашей жизни ничто не угрожает, Алексей Тихонович! — шагнул Рождественский в комнату, выставив напоказ руки. — Я даю вам слово офицера!

Васильев поднял голову.

— Подполковник? Из Охранного отделения? — Взгляд его просветлел.

Рождественский кивнул. Память на лица у директора департамента была феноменальная, об этом знал каждый в охранке.

— В таком случае я знаю цену вашему офицерскому слову, — поджал губы Васильев и поднял револьвер.

У Рождественского перехватило дыхание.

Оружие полетело к его ногам.

— Прекратим этот фарс, подполковник, — мрачно сказал Васильев и встал с кресла. Одернул мундир. Заложил руки за спину, словно бывалый арестант. — Я истратил последние патроны на вашего коллегу. Идемте, — приказным тоном добавил он. — Куда бы вы меня ни вели — идемте!

* * *

Истерзанный Петроград укрыла глубокая ночь.

На всех парах мотор влетел во двор Таврического. Рождественский привел арестованного в кабинет Петросовета.

Тщедушный революционер был разбужен и послан за Керенским. У дверей застыли караулом бойцы покойного комлетбригрева Митяя.

— Папиросу не желаете? — миролюбиво спросил Рождественский.

Бывший директор Департамента полиции брезгливо поморщился:

— Почему вы привели меня сюда, подполковник? Что у вас общего с этими шелудивыми господами?

Рождественский промолчал.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Керенский.

— А, Алексей Тихонович! — протянул он руку Васильеву. — Наконец-то имею честь познакомиться!

— Чем обязан? — нахмурился Васильев.

Керенский стряхнул со стула рассыпанную махорку и сел напротив.

— Очень по-деловому, — улыбнулся он нехорошей улыбкой. — Тогда оставим прелюдии. — Его глаза поменяли цвет. — Мне стало известно, что вы располагаете данными о месте погребения Григория Распутина-Новых. Это так? Будьте искренны, Алексей Тихонович! На кону ваше будущее!

Василев побелел лицом и сжал челюсти. Под кожей заходили желваки. Но слова сами собой прорывались сквозь стиснутые зубы:

— Да. Я знаю место. Где он. Похоронен.

— И где же? — Казалось, глаза Керенского светятся.

— В Александровском. Парке. На окраине.

— Расслабьтесь, Алексей Тихонович! — вкрадчиво произнес Керенский. — Вам сразу станет легче.

Арестованный директор Департамента полиции сдавленно застонал. Зубы его скрипнули. Костяшки на кулаках побелели. Веко задергалось. На виске заплясала жилка.

— Смелее, — подбодрил Керенский. Голос его был ласков, но у Рождественского по коже вдруг пробежал озноб. — Это ведь не государственная тайна. Да и вашего государства больше нет…

И первый жандарм его императорского величества сдался.

— Дайте перо и бумагу, — глухо проронил он. — Я нарисую схему.

Рождественский кинулся к столу и схватил какую-то прокламацию. Следом подал Васильеву огрызок копировального карандаша.

Химический грифель сноровисто клал линии на серую бумагу листовки. Уверенные штрихи складывались в карту Александровского парка.

«Господи, — подумал Рождественский и посмотрел в окно. — Когда же кончится этот бесконечный день?»

За высокими темными стеклами трепетали рукотворные зарницы. Это полыхало на другом конце Таврического сада здание Петроградского губернского жандармского управления.

Глава одиннадцатая. Святые и грешники

Российская империя, Петроград, март 1917 года

Вагон третьего класса напоминал конюшню и устройством, и заполнявшим его запахом. Одуревшие от духоты люди плотно набили своими телами похожие на стойла помещения. В воздухе пахло табаком, луком и застарелым потом. Смесь человеческих миазмов не могла одолеть неизбывную вонь перегара.

Путешествие подходило к концу. Мучиться на жестких сидениях оставалось не более трех часов. Бессонов закрыл глаза и склонил голову набок.

Поначалу он сетовал на доставшееся место — прямо у прохода. Снующие туда-сюда суетливые попутчики все норовили задеть его локтем или громоздкой поклажей. Теперь же Евгений Степанович благодарил фортуну: когда открывалась дверь в тамбур, в застоявшемся воздухе образовывалось хоть какое-то шевеление.

Бессонов вслушивался в стук колес и пытался отвлечься от навязчивых мыслей. Телеграмма, присланная из Петрограда, выбила его из колеи.

Шломо воспользовался давно позабытым кодом. Старинный друг угодил в неприятности. Ко всему ему понадобился «жорж».

В проход заструилась новая порция воздуха. Кто-то открыл дверь в вагон.

— Граждане проезжающие! — засипел пропитой голос. — Будьте любезны сдать кошельки!

Бессонов открыл глаза. У дверей в тамбур дымил цыгаркой верзила в распахнутой шинели. Левый суконный борт топорщило что-то продолговатое.

— Не стесняйся, народ! — подбадривал налетчик. — На нужды революции собираем!

Из-за бугая вынырнул второй подельник. Совсем еще молодой, вертлявый и тощий. В руках он держал битый молью заячий треух.

— Это кто ж это тебя уполномочил? — встал было с места похожий на конторскую крысу мужичонка и тут же схватился за лицо, получив по сусалам.

— Тебе мандат показать? — пыхнул ему в лицо дымом бугай. — На-ка, глянь!

Из-под шинели вынырнул обрез винтовки. Головорез дернул затвор.

— Давайте без припадков, граждане! — снова просипел на весь вагон налетчик. — Скидывайте деньгу, и разойдемся полюбовно!

Мальчуган зашустрил по проходу. В подставленный треух полетели кошельки и бумажники. Здоровяк, хлопая оружием по ладони, топал следом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});