Возвращение в Брайдсхед - Ивлин Во

– Скорее иди переодеваться. Где ты был все это время?

– Разговаривал с Джулией Моттрем. – Ты с ней знаком? Ах, да, вы ведь дружили с ее алкоголиком-братом.

Боже, как она была ослепительна!

– Она тоже очень высокого мнения о твоей внешности.

– У нее был роман с Боем.

– Не может быть.

– Он так говорил.

– А ты подумала, – спросил я, – как твои гости будут грызть эту икру?

– Знаю. Ледяная, как камень. Но ведь есть все остальное – она открыла блюда со всевозможными глазированными лакомствами. – И потом, гости обычно как-то умудряются все съесть. Помнишь, мы один раз ели креветок ножом для разрезания бумаги?

– Разве?

– Милый, это было в тот вечер, когда ты поставил вопрос ребром.

– Мне помнится, что вопрос ребром поставила ты.

– Ну хорошо, в тот вечер, когда мы обручились. Ты не сказал, как тебе нравятся мои приготовления.

Приготовления, помимо лебедя и цветов, состояли из одного стюарда, уже задвинутого в угол импровизированной винной стойкой, и другого стюарда, с подносом, пользовавшего относительной свободой передвижения.

– Мечта киногероя, – сказал я.

– Кстати о киногероях, – отозвалась моя жена, – именно об этом мне нужно с тобой поговорить.

Она прошла вслед за мной в мою каюту и говорила со мной, пока я переодевался. Ей пришло в голову, что при моем интересе к архитектуре мое истинное призвание – создавать декорации для фильмов, и она пригласила сегодня двух голливудских магнатов, дабы расположить их в мою пользу.

Мы вернулись в гостиную.

– И, пожалуйста, милый, я вижу, ты невзлюбил моего лебедя, но только не говори ничего при помощнике капитана. С его стороны это было очень любезно. И потом, знаешь, если бы ты прочел об этом в описании пира в Венеции шестнадцатого века, ты наверняка сказал бы: вот когда надо было родиться.

– В шестнадцатом веке в Венеции он был бы совсем другой.

– А вот и наш Санта Клаус! А мы как раз стоим и восхищаемся вашим лебедем.

Помощник капитана вошел в каюту и обменялся со мною мощным рукопожатием.

– Дорогая леди Селия, – сказал он, – если вы завтра утром оденетесь во все, что у вас есть с собой самого теплого, и отправитесь вместе со мной на экскурсию по пароходному рефрижератору, я покажу вам целый ноев ковчег таких тварей. Тосты сейчас прибудут. Их пока не подали, чтобы они не остыли.

– Тосты! – повторила моя жена, словно это превосходило самые утонченные чревоугоднические мечты. – Ты слышишь, Чарльз? Тосты!

Вскоре начали собираться гости; благо им ничто не мешало появиться вовремя.

– Селия, – говорили они, – какая огромная каюта, и какой восхитительный лебедь!

В короткое время наш номер-люкс, хоть и был самым просторным на корабле, оказался тесно набит людьми; и вот уже в лужице, натекшей с ледяного лебедя, стали гасить сигареты.

Помощник капитана произвел сенсацию, как любят моряки, объявив, что ожидается шторм.

– Ну можно ли быть таким жестоким! – льстиво взмолилась моя жена, намекая тем самым, что не только каюта-люкс и черная икра, но и океанские волны зависели от его распоряжений. – Ведь все равно на такие пароходы шторм не влияет, верно?

– Может нас на денек-другой задержать.

– Но укачивать не будет, правда?

– Это уж кого как. Меня, например, всегда укачивает во время шторма, с детских лет.

– Не верю. Он просто хочет нас попугать. Идите все сюда, я вам кое-что покажу.

На столике стояла последняя фотография ее детей.

– Представьте, Чарльз еще не видел Каролину. Вот радость его ожидает!

Моих знакомых среди гостей не было, но примерно треть я знал по фамилии и мог вполне пристойно поддерживать разговор. Одна пожилая дама мне сказала:

– Так вы и есть Чарльз? Мне кажется, я решительно все о вас знаю. Селия столько о вас рассказывала.

«Решительно все? – подумал я. – Решительно все – это довольно много, мадам. Видите ли вы что-нибудь в тех темных закоулках моей души, где тщетно блуждает даже мой собственный взор? Можете ли вы объяснить мне, глубокоуважаемая миссис Стьювесант Оглендер – так, если не ошибаюсь, назвала вас моя жена, – почему в эту самую минуту, разговаривая с вами о моей предстоящей выставке, я все время думаю только о том, когда же придет Джулия? Почему я могу так беседовать с вами, а с ней не могу? Почему я уже выделил ее из всего человечества и себя вместе с нею? Что там свершается в далеких тайниках моей души, о которых вы даже не подозреваете? Что такое творится, миссис Оглендер?»

Но Джулия все не приходила, и голоса двадцати человек в этой тесной комнатке, которая была так велика, что ее никто не брал, звучали, как слитный говор толпы.

И тут я увидел забавную картину. Рыжий господин, которого почему-то никто не знал, одетый отнюдь не так изысканно, как принято в кругу друзей моей жены, вот уже двадцать минут стоял у икры и быстро-быстро, как кролик, ел ложку за ложкой. Наконец он остановился, вытер рот носовым платком и вдруг протянул руку и отер своим платком большую каплю, которая скопилась на носу у ледяного лебедя и вот-вот должна была оторваться и упасть. Проделав это, он оглянулся, чтобы удостовериться, что никто ничего не видел, встретился взглядом со мной и смущенно хихикнул.

– Так и подмывало утереть ему нос, вот не удержался, – пояснил он. – Пари, вы не знаете, сколько выходит капель в минуту. Я знаю. Сосчитал.

– Понятия не имею.

– Отгадайте. Шесть пенсов, если ошибетесь, доллар, если угадаете. Без обмана.

– Три, – сказал я.

– Ишь ты хитрый какой! Тоже небось сосчитали, – ухмыльнулся он, однако платить не стал. – А вот еще угадайте. Я в Англии рожден и вырос, а первый раз плыву через Атлантику.

– Туда, наверно, летели?

– Нет, и не летел.

– Тогда, значит, вы едете вокруг света и плыли через Тихий океан.

– Ну, вы и хитрый же, скажу я вам. А я, между прочим, на этой загадке немало заработал.

– Через какие же города вы ехали? – вежливо осведомился я.

– А, это секрет фирмы. Ну, мне пора. Всего! Ко мне подошла моя жена.

– Чарльз, – сказала она, – познакомься: мистер Крамм из «Интерастрал филмз».

– Так вы и есть мистер Чарльз Райдер, – сказал мистер Крамм.

– – Да.

– Ну-ну. – Он помолчал. Я ждал. – Вот помощник капитана говорит, что нас ждет ухудшение погоды. Ну, что вы на это скажете!

– Гораздо меньше, чем уже сказал помощник капитана.

– Прошу прощения, мистер Райдер, я вас не совсем понял.

– Я только сказал, что помощник капитана разбирается в этом лучше меня.

– Вот как? Гм-гм. Ну-ну, я получил большое удовольствие от нашей беседы. Надеюсь, она будет не последняя. Какая-то английская дама говорила:

– Ох, этот лебедь! Полтора месяца в Америке привили мне настоящую фобию ко льду. Расскажите мне, что вы испытали, снова встретившись с Селией? Я знаю, я бы чувствовала себя неприлично новобрачной. Но Селия и без того еще не сняла флердоранжа, верно?

Другая дама говорила:

– Разве это не чудесно? Вот сейчас мы распрощаемся, но через полчаса увидимся снова и еще много-много дней будем видеться каждые полчаса.

Гости расходились, и каждый перед уходом сообщал мне о том, что мне сулят в ближайшем будущем заботы моей жены; популярной темой было также наше предстоящее тесное общение. Наконец был вывезен и ледяной лебедь, и я сказал моей жене:

– Джулия так и не пришла.

– Да, она звонила. Я не расслышала, что она говорила, тут был такой шум, что-то насчет платья. И к лучшему, надо признаться, тут и так негде было яблоку упасть. Было очень мило, верно? Тебе очень не понравилось? Ты держался чудесно и очень импозантно выглядел. А кто этот твой рыжий приятель?

– Первый раз его видел.

– Как странно! Ты сказал что-нибудь мистеру Крамму насчет работы в Голливуде?

– Конечно, нет.

– Ох, Чарльз, сколько мне с тобой хлопот! Мало просто стоять с видом гения и мученика искусства. Ну, пошли обедать. Мы сидим за капитанским столом. Едва ли он сегодня выйдет к обеду, но вежливость требует пунктуальности.

К тому времени, когда мы добрались до кают-компании, места за столом уже были распределены. По обе стороны от пустого капитанского стула сидели Джулия и миссис Оглендер, еще там были английский дипломат с женой, сенатор Стьюве-сант Оглендер и – в блестящей изоляции – американский священник между двумя парами пустых стульев. Позднее он отрекомендовался довольно тавтологическим титулом епископального епископа. Жены и мужья сидели здесь вместе. Моя жена, приняв молниеносное решение, отклонила вмешательство стюарда и села подле сенатора, предоставив епископа мне. Джулия потерянно кивнула нам через стол.