Сестры печали - Андрей Гребенщиков

Летиция честно замотала головой, она не понимала.

– Это не больница. Хоспис. Тебе знакомо слово?

– Да, «последний приют для обреченных», – Лю слышала от стариков о домах скорби.

– Умная девочка, мне это нравится. Правда, домами скорби до войны чаще именовали дурдомы, но не суть. Основное ты ухватила.

– Но зачем? – вырвалось у Летиции.

Настя ответила не сразу. Она неопределенно махнула рукой в сторону коридора и задумчиво произнесла:

– Здесь таких палат великое множество… И везде дети. Спящие, плачущие, есть те, кто уже не может проснуться. Среди них мой сын. Пока он жив, жива и я. Это достаточное основание, на твой взгляд?

Не дожидаясь слов Летиции, Настоятельница взяла ее под руку:

– Дальше не пойдем, все, что нужно, ты уже увидела.

И повела девушку обратно в кабинет.

– Кого можно, мы лечим. До Катастрофы я считалась перспективным специалистом, подающим надежды. За двадцать последних лет все возможные перспективы, как могла, я оправдала, теперь подаю надежды другим…

Они вошли в комнату Настоятельницы, и та усадила Летицию на стул, сама же вернулась за свой помпезный стол.

– Я многому научилась. Новые времена не только отбирают у нас прежние возможности, но и кое-что дают взамен. Как считаешь, за счет чего существует наш Приют? Кстати, чай будешь?

На первый вопрос Лю ответила, пожав плечами, на второй согласно закивала.

Настя щелкнула выключателем электрического чайника.

– Больше всего люди боятся трех вещей: смерти, старости и боли. Со смертью мы, Сестры, ведем неустанный бой. Пусть неизбежно проигрываем, но огрызаемся и сопротивляемся изо всех сил. Старость – здесь наши успехи посерьезней, я кое-чего достигла в практической геронтологии, и теперь все окружающие царьки, генералы и прочие бонзы мои постоянные клиенты. Боль мешает рабочему трудиться, а солдату воевать – и вновь начальники платят мне, чтобы я вернула их подчиненных в строй. Итого: зарабатываем мы на боли и старости, а все заработанное вкладываем в борьбу со смертью. Я доступно излагаю?

– Да, вполне. Интересная формула.

– Хорошо, ты вновь радуешь меня. Мы боремся не со всякой смертью, взрослому человеку отведен срок, который справедлив и, как правило, достаточен. Но дети… Здесь я сдаваться не собираюсь. Большинство из деток, а это процентов девяносто из всех пациентов, умирают от лучевой болезни. Я многое умела лечить, еще большему научилась – мутации, что животные, что растительные, наделили врача и фармаколога новыми, часто экстраординарными средствами, однако сучья лучевая не поддается мне, ничего не могу с ней поделать, только продлить мучения. И наблюдать, как увядают те, кому так и не суждено расцвести… Ничто так не бесит, как беспомощность, поверь мне.

Чайник закипел и, чем-то щелкнув внутри пластикового корпуса, отключился.

– Пьешь кипяток?

– Да… Настя, – произнесла Летиция и смутилась. – Мне очень неудобно звать вас по имени. Даже если это всего лишь прозвище.

Настоятельница хмыкнула – то ли насмешливо, то ли удивленно. Достав из стола две большие черные кружки без рисунков, налила в обе заварки из стеклянной колбы.

– Особый рецепт, постапокалиптический, – с улыбкой пояснила она. – Тонизирует, освежает голову, возвращает силы. Рекомендую.

Настя пододвинула кружки Летиции и приказала:

– Заливай кипятком.

Наблюдая за суетой девушки, добавила:

– Ты слишком хорошо воспитана для метрошной сироты.

– Я не сирота, – горячо возразила Лю. – Я знала свою маму!

– Во сколько лет – твоих лет – она умерла?

– Мне было девять.

– Кто воспитывал после? – женщина осторожно пригубила горячий напиток и осталась им довольна. Летиция последовала ее примеру. Кипяток обжег горло, но боли не было, терпкий травяной вкус, которого девушка никогда не знала раньше, приятно разлился по гортани, теплым потоком спустился по пищеводу, насыщая организм чем-то неуловимо… возбуждающим.

– Ничего подобного не пробовала…

– Нравится? Еще бы, – Настя широко улыбнулась. – Скоро почувствуешь прилив сил и легкую эйфорию. Но мы не закончили с твоим детством, что дальше, какая-то трагедия?

– До четырнадцати никаких трагедий, меня взяли к себе приемные родители, бездетная семья… А потом их убили бандиты, просто так, без особой на то причины.

– И ты из мести подалась в киллерши, охотиться на криминальных боссов?

Лю откинулась на стуле, от местного чая у нее начала кружиться голова.

– Это была бы вполне удобная версия. Благородная мстительница, Робин Гуд в юбке…

– Ты еще и начитана!

– Отец… не настоящий, приемный – до Катастрофы преподавал русский язык и литературу, он проводил со мной все свободное время, мечтал выучить меня, дать полноценное образование… Не успел… Вы не правы, Настя, месть лишь один из множества мотивов, основной – выживание. После смерти родителей у меня оставался выбор – податься в проститутки, сгнить заживо на грибной ферме либо попробовать себя во фрилансе.

– Фриланс? Интересный термин. Если правильно понимаю, это наемники, работающие сами на себя?

– Верно. Гильдия фрилансеров с удовольствием принимала девочек, с девочками у них всегда был дефицит. Дальше все стандартно: в шестнадцать первый заказ в качестве выпускного экзамена, к восемнадцати первый десяток трупов на личном счету.

Настоятельница неодобрительно поджала губы, но тут же расслабила мимические мышцы, прогоняя с лица осуждение:

– К несчастью, убийство стало частью современной жизни. Сестры не исключение, мы тоже вынуждены лишать жизни некоторых наших пациентов… Тех, кто впал в вегетативное состояние… Ты знаешь, что это?

– Нет.

– Мозг мертв, а человек продолжает дышать, сердце бьется, организм продолжает функционировать. Самая ужасная форма полужизни. Из комы и летаргии можно вернуться, а вот «растению» возвращаться некуда… Мы проводим на них эксперименты. Есть хорошее оправдание – все во благо живых, ради тех, у кого еще есть шанс, но тем не менее… Я хочу, чтобы ты это знала. И не могла потом поймать на лжи или утаивании правды. Тебя шокирует сказанное мной?

Летиция пожала плечами.

– Каждому свое. Вы кромсаете деток с отмершим мозгом, я – дядечек с атрофированной совестью. Мы стоим друг друга.

– Хорошо сказано, Лю, – Настоятельница одобрительно хмыкнула. – Со скелетами в шкафу, кажется, разобрались, но меня интересует кое-что еще. Что с твоим даром? Когда ты почувствовала, что владеешь гипнозом?

Девушка разочарованно вздохнула.

– Я интересую вас с медицинской точки зрения, да? Хотите вскрыть мутанта и поглядеть, что творится в его башке? Не качается ли у меня в черепе маятник, который завораживает внушаемых мужиков? Ничем не могу порадовать. Со своим «даром», как вы говорите, обращаться практически не умею, его не понимаю и толком им не управляю. Что-то получается раз в пятилетку, но не чаще. Почти всегда случайно. И маятника у меня нет, иначе бы слышала, как при ходьбе он колотится о стенки черепушки.

Настя захохотала. Искренне и громко. Просмеялась быстро, но в бесцветных глазах ее еще долго плясали озорные огоньки.

– Ты мне определенно нравишься, девочка! Зря, конечно, я напугала тебя с экспериментами, но из песни слов не выкинешь, не люблю врать и юлить. Однако тебе не стоит меня бояться, по крайней мере, если ты не собираешься впадать в вегетативное состояние. А ты ведь не собираешься?

– Даже если и собиралась, то теперь передумала. Напрочь!

– Ну и правильно. Ты мне нужна в полном здравии и твердой памяти. Слишком много времени, сил и финансов я вложила в поиски и доставку тебя сюда. А инвестиции нужно возвращать, желательно с неслабой прибылью. Ты куришь?

Летиция загрузилась полузнакомым словом «инвестиции», пытаясь вспомнить его смысл, и автоматически мотнула головой, даже не задумываясь о сути вопроса.

– Как знаешь. У меня сохранился запас довоенных сигарет, чистый эксклюзив, нынче идут на вес золота. Хотя кому нужно это золото…

Настоятельница раскрыла металлический, серебряного цвета портсигар и осторожно, двумя пальцами, извлекла хрупкую сигарету.

– Рассыпаются от старости, но вкус почти тот же… Аромат потерянного рая. Точно не будешь?

Вся задумчивость при виде раритета мгновенно покинула девушку, она энергично закивала, признавая глупую и поспешную ошибку.

– Да как от такого откажешься! Век себе не прощу!

– Молодец, девонька, – ухмыляясь, похвалила ее Настя. – Женщины должны уметь радовать себя, поддаваться соблазнам. Иначе сдохнем со скуки.

Она протянула портсигар Летиции:

– Только осторожно, иначе рассыплется. Теперь я расскажу немного о своем прошлом. Довоенная жизнь для темы нашего разговора значения не имеет, но то, что случилось в Приюте через несколько лет после Катастрофы, – самое оно. Нас, ученых – медиков, биологов, химиков, еще кое-каких узких специалистов, – спаслось в Приюте порядка пятидесяти человек. Тогда «приютом» его никто не называл, да и функционал у него был довольно далекий от нынешнего, но главное, что светлые головы оказались в одном месте и принялись изучать меняющийся на глазах окружающий мир. У нас было оборудование, знания и желание получить новые… Идеальная среда для пытливого ума.