Четырнадцать дней для Вероники (СИ) - Наталья Алексеевна Мусникова

жмурясь и вроде как даже не глядя на сосредоточенно сопящего карапуза, примеряющегося к моему так спокойно лежащему хвостику. Вот сопение стало громче, малыш подался вперёд, крошечные кулачки сжались. Кроха победно загулил, но тут же ещё не принявшие взрослый цвет бледно-голубые глаза малыша удивлённо распахнулись: кулачки оказались пусты, а хвост беззаботно расположился уже с другой стороны. Честно говоря, я думала, что пара неудач охладит Кроху, но парнишка проявил завидное упорство, снова и снова пытаясь поймать неуловимый хвост, а после того, как я великодушно поддалась, с довольным угуканьем засунул его себе в рот и принялся жевать с таким трудом добытый трофей. Убедившись, что и хвост несъедобен, малыш разочарованно скуксился и деловито пополз в сторону двери, от которой так и тянуло стихийной магией (видимо, это и была лаборатория). Я прекрасно знала, что магические эксперименты не терпят грубого вмешательства и невнимания, а потому решительно преградила малышу путь, метким ударом лапы бросив к нему какую-то маленькую тряпичную игрушку, изрядно обслюнявленную. Кроха обстоятельно изучил игрушку, пожевал её, а потом отбросил в сторону и опять направился к двери. Ух, какой упорный, интересно, в кого: маму или папу? Насколько мне известно, огневики упрямством не отличаются, их интерес стремительно вспыхивает и быстро затухает, значит малыш удался в маму. Я подхватила игрушку лапой, подбросила, поймала, опять подтолкнула лапой, снова поймала, пару раз куснула… Кроха смотрел на меня широко раскрытыми глазами, что-то восторженно лепеча. А знаешь, малыш, в эту игру можно играть и вдвоём! Я подтолкнула игрушку Крохе и требовательно мяукнула. Паренёк оказался сообразительным, бросил игрушку мне и заливисто расхохотался, когда я поймала её прямо в воздухе и, мотнув головой, опять направила свой трофей к малышу. Мы с азартом играли и возились, а затем Кроха сладко зевнул, свернулся клубочком, решительно притянув меня себе под бок, и уснул, щекотно посапывая мне прямо в живот. Я негромко мурлыкала, убаюкивая малыша, а потом и сама задремала. Честное слово, никогда бы не подумала, что маленькие детки способны так вымотать!

Проснулась я уже на руках у Тобиаса, мой любимый инквизитор нежно почёсывал меня за ушком, что-то негромко обсуждая со своими друзьями. Прислушиваться я не стала, прикрыла глазки и расслабилась, с головой погружаясь в негу окружающей меня любви. Мр-р-р, как же это замечательно, даже просыпаться не хочется! Я позволила себе ещё немного подремать, а затем природное любопытство, усиленное кошачьими инстинктами, выбросило меня из сонной неги, напомнив, что вокруг уже произошло много всего интересного и неразведанного. Я сладко зевнула, потянулась и требовательно ткнулась носом Тобиасу в щёку, требуя поделиться успехами в расследовании. Инквизитор быстро поведал мне о том, что им удалось узнать, затем Роберт и Марина накормили нас вкусным ужином, вручили с собой целый мешок снеди и, стеребив клятву непременно навестить их ещё, проводили до небольшой лавки артефактов и амулетов. Судя по отчаянному, до раздражённого чихания и рези в глазах, запаху псины, хозяин магазинчика любил собак, но требовать у инквизитора, чтобы он оставил кошку за порогом, не посмел. Я же чинно уселась у прилавка, церемонно обернув лапки хвостиком, и терпеливо дожидалась, пока Тоби запасётся целой связкой всевозможных артефактов и амулетов.

— Какая у вас кошечка воспитанная, — криво усмехнулся хозяин лавки, а я с трудом удержалась от согласного кивка. Да, я умница и, если верить словам Тобиаса (а какой мне резон ему не верить?), красавица и вообще редкая прелесть. Особенно в кошачьем обличье.

— Да, она у меня чудесная, — Тоби улыбнулся, почесал меня за ушком, а потом надел мне на шею небольшой защитный амулет на кожаном ремешке и шепнул мне прямо в ухо, опаляя кожу дыханием.

— Никому не позволю тебя обидеть.

— Мряв, — отозвалась я, что означало, что своего ненаглядного инквизитора тоже никому в обиду не дам.

Когда мы покинули лавку, солнце уже клонилось к закату. Надо же, как быстро день пролетел, а я и не заметила! У защитного купола переминалась с ноги на ногу молодая чародейка Береника, внучка нашей травницы. Глаза у девчушки были красные и опухшие, но губы упрямо сжаты, подбородок решительно выдвинут вперёд. Не мямля и не плакса, дурная весть ранила, но не сломала, чародейка сумеет преодолеть боль и жить дальше. Я спрыгнула с плеч Тобиаса и ласково потёрлась о ноги Береники, щедро делясь теплом и по капле впитывая тоску и боль.

— Хорошая киса, — Береника погладила меня и слабо улыбнулась. — А я боялась, что вы не придёте.

От Тобиаса так и полыхнуло раздражением, хоть голос и остался мягким:

— Мне показалось или ты инквизитора обманщиком назвала?

Ох ты, первое заклинание, какие мы обидчивые! Я метнулась к инквизитору, с мурчанием принялась тереться о его ноги. Береника же и сама поняла, что ляпнула что-то не то, смешалась, покраснела так отчаянно, что на её щеках запросто можно было яичницу жарить, залепетала:

— Простите, я…не подумала…

— Думать иногда весьма полезно, мозг тренирует, — лекторским тоном возвестил Тобиас, подхватывая меня на руки и уже привычным жестом устраивая на плечах. — Ладно, забыли, только в следующий раз думай, что и кому говоришь.

Чародейка закивала, полная самых благих намерений, но очень скоро мы с Тоби убедились, что язык Береники не подвластен воле разума. Едва встретив Эрика (весьма недовольного нашей длительной отлучкой и непрекращающимся потоком пациентов), чародейка широко распахнула глаза и ясным, звонким голоском выпалила:

— Ух ты, самец дракона!

— Я не самец, — огрызнулся молодой дракон, сверкнув на Беренику зелёными глазами с так и норовящими вытянуться в щель зрачками.

Внучка травницы ахнула и восторженно прижала ладошки к груди:

— Самка?! Вы в процессе трансформации в человека можете ещё и пол менять?!

Если чародейка мечтала о смерти в пламени дракона, она не смогла бы сделать ничего более успешного для исполнения своей мечты. И так-то не блещущий спокойствием и оптимизмом Эрик сначала опешил, глупо хлопая глазами, а затем начал медленно трансформироваться, в груди у него глухо заклёкотало пламя.

— Эрик, стой!

Тобиас заслонил собой Беренику, выставил правую ладонь в останавливающем жесте и глядя другу прямо в глаза.

— Успокойся.

— Как она меня назвала? — прорычал дракон, поводя крыльями и выгибая шею. — Самкой? Эта пигалица совсем страх потеряла?

— Нельзя потерять то, чего нет.