Прогулка без морали - Наталия Рощина

— Надя, давай прощаться. Мой троллейбус показался. — Еще полчаса назад желание пригласить Надю к себе было абсолютно искренним. Сейчас же Валя тяготилась обществом подруги. Еще с общежития за ней закрепилось прозвище Тяжеловес. И дело было вовсе не в лишнем весе, а тяжелом языке девушки. Всем была она хороша. Много замечательных качеств уживалось в ее натуре, но способность обидеть, сказать неуместное привела к тому, что общаться с нею долго не мог никто. Вале и Лене Архиповой ничего не оставалось делать, ведь жили они в одной комнате. Правда, Валюше досталось это «удовольствие» на три дня, а Ленке — на три года. Однокурсники сочувствующе хлопали по плечу соседок болтушки. Наверное, поэтому после окончания училища Валя не слишком переживала по поводу их расставания.

— Обиделась все-таки, — — огорченно вздохнула Надя.

— Если бы я тебя не знала, то — наверняка, просто не хочу слышать подобные глупости, — доставая из кошелька мелочь на проезд, сказала Валя. — Удачи тебе и счастливой семейной жизни. Ведь все идет именно к этому?

— Да, Кирилл сделал мне предложение, мы подали заявление.

— Замечательно. — Троллейбус, наконец, подъехал. Валя поцеловала подругу в щеку, та в ответ чмокнула и ее. — До свидания.

— Когда уж теперь, и не знаю, — Надя едва не плакала. Она сама не ожидала, что на прощание расчувствуется. И что на нее нашло? Вдруг она вспомнила, что забыла дать свой адрес. Быстро сунула руку в карман пальто и протянула Валентине сложенный листок. — Чуть не забыла. Пиши.

— Хорошо, счастливо. — Валя зашла в троллейбус. Свободных мест не было, и она хотела юркнуть к окошку в уголке. Женщина средних лет поднялась, освободив для нее место. — Спасибо вам, — поблагодарила Валя.

Она посмотрела в окно. На остановке осталась одна Надя. Ее карие до черноты глаза грустно смотрели на нее. Троллейбус начал движение. Валя нашла в себе силы помахать подруге на прощание. А приехав домой, первым делом умылась свячёной водой, которую принесла ей Вероника Сергеевна.

— В этом году я сама ходила в церковь на Крещение. Хотя я и врач, однако фактов, доказывающих целебное действие этой необыкновенной воды, отрицать не буду. Пользуйся ею всегда, когда чувствуешь какой-то негатив, — сказала она тогда.

Кроме воды у Валюши была крошечная иконка. Она всякий раз прижимала к вздрагивающему от ударов малыша животу образ Богородицы, подаренный матерью. Закрывала глаза и, читая заученные с детства слова «Отче наш», просила о прощении грехов и светлого пути для ребенка. Раньше слова молитвы она произносила по-детски скоро, чтобы мама не сдвигала сурово брови, когда вдруг происходила заминка. Теперь все изменилось. Губы беззвучно повторяли тысячелетиями передаваемый энергетический всплеск. Валя свято верила в то, что каждое слово здесь неслучайно, и молилась от всего сердца. Она стала суеверной, часто плаксивой, но старалась скрывать это. Она была уверена, что все пройдет. Хотелось поскорее избавиться от слов Шеховцовой, прочно засевших в голове. Времени и так не хватало, обидно было потратить его на глупые разговоры с нетактичной, вечно попадающей в нелепые ситуации подругой. Валя успокоилась гораздо быстрее, чем предполагала. К приходу мужа она пришла в спокойное состояние духа. Решила даже, что не станет рассказывать ему о неприятном моменте, связанном со встречей.

Приходилось постоянно выкраивать время для общения с Вероникой Сергеевной, которая настолько опекала ее теперь, что иногда молодая женщина едва сдерживалась. Хотелось прикрикнуть, остановить потерявшую покой и чувство меры новоиспеченную бабушку. Маковецкая водила Валю на прогулки, контролировала калории, которые та потребляла. Постоянно покупала какие-то суперсовременные витамины для беременных женщин. Беседовала с врачом, наблюдавшим за развитием ребенка и самочувствием Вали. При этом она подолгу разговаривала с Вадимом по телефону. На вопросы жены, о чем можно было столько разговаривать, он отшучивался.

— Вероника Сергеевна просвещает меня, не давая мне вставить и слова. Знаешь, я даже успеваю кое-что набросать для работы, пока слушаю ее. Чудная женщина. Совершенно забывает все законы общения, психологии, когда речь заходит о тебе, жена моя.

— Она просто хочет заботиться, — оправдывалась Валя.

— Конечно, конечно. Ради вашего спокойствия я готов слушать ее сутками. — Вадим преувеличивал свое положительное отношение к происходящему. Он знал, что Валентине нельзя расстраиваться, потому на время пытался припрятать свой сарказм и мнение по поводу чрезмерной опеки Маковецкой.

Степанида и та вела себя намного сдержаннее. Обязала Валю каждую неделю звонить по телефону и рассказывать обо всем. Кстати, предположение Ермолова пока сбывалось: она не приезжала в Горинск. На вопросы Вали отвечала односложно.

— Не могу, не обижайся, дочка.

Валя и не собиралась обижаться. Поведение мамы она не привыкла обсуждать. Так повелось с детства. Вадим не вдумывался слишком в происходящее, хотя однажды все-таки не выдержал.

— Мы с тобой вместе уже столько времени, не месяц, не два и не шесть, а приехать и познакомиться с моими родителями Степанида Михайловна откладывает. Маковецкая давно общается и с отцом, и с матерью. Я понимаю, что у них много общих тем, но теперь их общение носит другой характер. А твоя мама игнорирует всех. До каких, интересно, времен?

— Не знаю, что тебе ответить. Я последнее время перестала понимать некоторые вещи. Вероника Сергеевна тоже удивлена, что она не приехала на могилу к отцу. Правда, она тут же нашла этому объяснение и сказала, чтобы мы ни на чем не настаивали.

— Ну, ей это в два счета, — Вадим перебил жену, опасаясь, что та начнет развивать и дальше тему. Все его мысли были сейчас далеко от внутрисемейных проблем. Голова гудела от груза новых забот, которые появились с возникновением фирмы. Они с Проскуриным, наконец, воплотили свою мечту в жизнь. Работы было непочатый край, особенно поначалу, пока они смогли собраться и скоординировать свои действия. Прошло полгода, и «Байт» завоевывала место в компьютерном мире. Ее учредители думали только о том, как удержаться, заявить о себе.

— Совсем чуть-чуть осталось до конца этого века, Вадим. Да что там! Ты только представь, что через каких-то одиннадцать лет мы шагнем в третье тысячелетие! Писатели-фантасты описывают происходящее в двухтысячном году как конец цивилизации, вселенский катаклизм. Но мы-то с тобой знаем, что они глубоко заблуждаются! Пока существует фирма «Байт», катастрофы нам не грозят! Как я загнул?

Вадим поднял большой палец вверх. Эти монологи Костик произносил регулярно. Тема несколько менялась, только концовка оставалась постоянной. Он всегда был оптимистом и мечтателем. Может, это помогало ему делать шаги, на которые другие бы не решились. Союз Белов-Проскурин держался на трезвом расчете одного и безудержной фантазии другого.