Когда сбываются мечты - Барбара Делински

Дженовиц выпустил очередное облако дыма.

— Вы же понимаете, что сильно упрощаете ситуацию. Его иск состоял не только из этих двух пунктов. К тому же жизнь вашего мужа достаточно проста. Это ведь только вы хватались за множество дел одновременно, стараясь успеть все и сразу.

Я почувствовала, что мне скрутило желудок. В небольшом офисе стояла сильная духота. Я с каждой минутой теряла остатки мужества.

Дженовиц внимательно меня разглядывал.

Я тихо проговорила:

— Я не пыталась успеть все и сразу. Мне приходилось помогать сестре ухаживать за матерью, помогать мужу присматривать за детьми и помогать своему исполнительному директору в работе.

Он кивнул. Его глаза скользнули по бумаге, которая лежала перед ним, и что-то в ней привлекло его внимание. Он задумчиво дотронулся языком до черенка своей трубки.

— Расскажите мне о вашем исполнительном директоре.

— Его зовут Броди Пат, — начала я. — До того как он стал работать со мной, он был деловым партнером моего мужа. Он крестный отец наших детей.

— Вы с ним состояли в сексуальных отношениях?

— Нет.

Дженовиц вынул трубку изо рта.

— Вы так уверенно отрицаете это, — он сунул трубку обратно в рот. — Но почему же ваш муж утверждает обратное?

— Спросите его об этом сами.

— Я спрашивал. И он показал мне фотографии.

— Та фотография сделана через окно, которое вело в кухню Броди, в тот самый вечер, когда Дэнис выгнал меня. Я умирала от отчаяния. Броди обнял меня. Дружеское объятие, не более того.

— Но ведь есть еще и списки телефонных звонков. И записи в отелях, где вы останавливались. Они многое проясняют.

— Но то же самое можно сказать о Дэнисе и его адвокате. Он работает с Фиби Лау гораздо дольше, чем с Артуром Хейбером.

— Вы меняете тему разговора?

— Нет. Просто обращаю ваше внимание.

— Обращаете мое внимание или пытаетесь оправдать ваши отношения с Броди Патом?

— Доказательств моей связи с Броди ничуть не больше, чем доказательств связи Дэниса и Фиби. И я не понимаю, почему невозможно обвинить его в том же, в чем уже обвинили меня.

Дженовиц сидел прямо, как ската, и сверлил меня взглядом.

— Послушайте, — расстроенно сказала я. — Броди всего лишь мой исполнительный директор. Отсюда все телефонные звонки и записи в отелях. Он также очень давний наш друг. Этим объясняются и его объятие, и его частое посещение нашего дома. Он стал уже почти членом нашей семьи. Если бы я завела с ним интрижку, у меня сложилось бы ощущение, что я совершила инцест. — Но ведь Дженовиц упомянул о фотографиях, значит, их существовало несколько. Но, насколько я знала, Дэнис представил в суде только одну. — Вы уже встречались с Дэнисом?

— Да, в прошлую пятницу.

Ага. Как раз в то самое время, которое изначально предлагалось мне. Я гадала, как же это произошло и каким образом могло мне повредить.

— Вам неприятно? — спросил психолог.

— Нет. — Я пыталась видеть только положительную сторону ситуации. — Я рада, что он пришел. Я боялась, что он станет тянуть со встречей. До Дня Благодарения осталось меньше месяца. Надеюсь, наше дело разрешится до праздника.

Дженовиц откинулся в кресле, сделал затяжку и уставился в потолок.

— Разрешится? — нервно переспросила я. Я верила, что наконец наступит тот день, когда суд положит конец моим мучениям. Если не принимать во внимание те действия, которые Кармен поклялась предпринять ради победы, она сказала, что изучение дела займет в среднем дней тридцать. И я считала дни.

— Я могу что-нибудь сделать, чтобы ускорить процесс? — задала я еще один вопрос, когда он не ответил на первые два. А затем, напряженно усмехнувшись, добавила: — Я все очень болезненно переживаю.

— Понимаю. Данную ситуацию вы контролировать не можете.

Я не согласилась с этим спокойным, прямым и авторитетным утверждением. Я не знала, сделал ли он подобное заключение из своих собственных наблюдений или основывался на рассказах Дэниса.

— Дело не в контроле. А в том, что со мной нет моих детей. И в том, что за каждым моим шагом наблюдают. И в том, что я совершенно не представляю, что меня ждет в будущем.

— Дело в контроле.

Я поделилась с ним своими сомнениями.

— Возможно, — признала я. — Но не в негативном смысле этого слова. Я говорю не о контроле над другими людьми, а о контроле над собой, о возможности самостоятельно решать, как поступить, и предвидеть, к чему приведет то или иное действие. Да, я привыкла контролировать ситуацию еще с тех пор, как мне исполнилось восемь, и я оказалась единственным человеком, способным на это. Во время замужества я все держала под контролем потому, что Дэнис оказался слабым. Это неправильно?

— Правильно, если только вы не начинаете давить на других людей.

— Ничего подобного! Как такое могло случиться? Я всегда вдохновляла и во всем поддерживала и Дэниса, и детей. Я всегда учила их быть хозяевами собственной жизни. Как я могла на них давить?

— Такой подход может обернуться против них. Вы даете детям возможность заниматься тем, чем они пожелают. А затем вашего сына исключат из команды, или ваша дочь не получит в пьесе роль, о которой она мечтала, и дети могут вообразить, что разочаровали вас.

Я покачала головой.

— Ничего подобного им даже в голову не придет. Я не допущу. Мы постоянно говорили с детьми. И о чувствах тоже.

Я очень серьезно относилась к этому вопросу. Я сама была лишена такой возможности в детстве, поэтому поклялась, что мои дети смогут пользоваться неограниченной поддержкой с моей стороны. И не хотела, чтобы они страдали, как когда-то страдала Рона.

— Но ваш сын не разговаривает с вами.

— Пока. В основном потому, что меня нет рядом. Он привык делиться со мной всем, но невозможно нажать волшебную кнопочку и вызвать ребенка на серьезный эмоциональный разговор, когда суд ограничил меня двумя посещениями в неделю. Дэнис проводит с ним гораздо больше. И у него больше возможностей. Хотя не знаю, пытался ли он сделать это. Разговоры по душам ему никогда не удавались.

— Он говорит, что Джонни очень напряжен и не идет на контакт.

— Мальчик зол. — Я и сама злилась. Но даже в самом ужасном своем кошмаре я не могла допустить, чтобы Джонни испытывал нечто подобное. — Он думает, что я предала его. Вот что натворил суд.

Дженовиц вернул трубку в пепельницу.

— Хочу предостеречь вас, миссис Рафаэль. Такое отношение навредит ребенку. Он сможет мгновенно почувствовать ваше негодование.

— Не сможет, если я не захочу. Я ни слова не сказала ни против суда, ни против мужа. Я веду себя очень осторожно.