Домой приведет тебя дьявол - Габино Иглесиас

лица ее не было видно, а пустые глазницы смотрелись, как черные дыры. Крылья ее ноздрей взлетали. Вдруг рядом с ней появился Дон Васкес. Он нагнулся поближе к ее лицу.

– Es hora de comer, Gloria. Chúpale el alma[260].

Дон Васкес положил руку на затылок ведьмы и нагнул ее. Она упала вперед с распростертыми руками. При ее прикосновении грудь мертвеца поднялась. Она еще больше опустила голову и принялась обнюхивать шею мертвеца, как собака, а его тело завибрировало, словно в сильной лихорадке. Она пронюхала дорожку к его губам. Потом разверзла беззубый рот и накрыла им окровавленные губы мертвеца.

Я не сомневался, что этот человек мертв, иначе и быть не могло, но его ноги начали брыкаться, когда женщина прижала свой рот к его. Разрез на его животе вспорхнул, как тонкие губы. Женщина оставалась на прежнем месте.

Чей-то голос рядом с моим левым ухом прошептал что-то. Я повернулся. Никого. Потом я снова услышал этот голос. Впечатление возникало такое, будто какое-то слово облетает вокруг моей головы, а голос, который произносит его, – это невидимое насекомое, двигающееся по той же орбите.

Мужчина перестал двигаться. Женщина оторвала губы от его рта. Она встала неестественным движением, как дряблая кукла, приводимая в действие скрытой в ней пружиной. Долгое, мощное шипение сорвалось с ее окровавленных губ. И голос в воздухе умножился, перешел в неразборчивое шипение. Потом к ним присоединился какой-то тихий голос, принялся шептать слова на языке, которого я никогда не слышал. Голоса усиливались, а шипение старухи продолжалось. Брайан огляделся, на его лице смятение боролось с паникой. Это означало, что голоса слышу не только я.

– Agárrenla bien[261], – сказал Дон Васкес безмятежным голосом.

Раулито подошел к женщине и обхватил пальцами обеих рук ее левый бицепс. Секунду спустя то же самое сделал Брайан с другой стороны. Вдвоем они оттащили женщину назад.

Ее тело извивалось, ноги лягались. На ее лице появилась маска ярости. Когда черные дыры, где должны были быть ее глаза, остановились на мне, что-то холодное сжало мою шею сзади.

Дон Васкес подошел к женщине и ухватил ее трясущуюся голову.

– Глория, – сказал он. Женщина продолжала трястись. Дон Васкес сжал ее голову, мышцы на его предплечьях напряглись под его кожей цвета охры, вены рыскали под тонкой кожей на тыльной стороне его ладоней.

– Gloria, escúchame[262].

Слова Дона Васкеса не доходили до нее. Она снова открыла рот, ее нижняя челюсть увеличилась в размерах, как у змеи. В глубине ее рта толстый лиловый обрубок языка вибрировал в беззвучном крике. Я повернул голову. На улице за забором черная фигура под фонарем понемногу твердела. Судя по стоявшим поблизости от нее машинам, ее рост составлял около четырех футов. Ее чернильная чистота, казалось, впитывала свет.

Изо рта Глории вырвался звук, похожий на влажное, мокротное рычание раненого животного. И этот звук вернул меня к ситуации передо мной. Гортанный звук длился некоторое время, его характер в моих ушах не соответствовал форме ее рта. Это несоответствие показалось мне похожим на то, что иногда случается в дублированном фильме.

Дон Васкес в какой-то момент вытащил пистолет, массивную штуковину с коротким стволом. Он прижал ствол ко лбу Глории.

– Ya cо́rtale, pendeja. Te necesito aquí, Gloria. Un favorcito más y te mando de vuelta a tu recámara[263].

Глория снова зашипела, но теперь этот звук походил на звук чего-то сдувающегося, взрыв воздуха вследствие недержания ветра. Другие звуки, которые я только что слышал, смолкли.

Вена на шее Брайана пульсировала от напряжения – он продолжал удерживать Глорию. Им обоим приходилось напрягаться. Логично было видеть ее в таком состоянии: тело, представляющее собой массу крепких мышц и ярости, отсутствие зубов, обрубленные руки. Глория не была человеком. Если Дону Васкесу требовались два человека, чтобы контролировать ее, не имеющую ни зубов, ни пальцев, то я мог только догадываться, что она была в состоянии сделать, имея десять пальцев с ногтями – или когтями – в конце каждого.

Не отводя пистолета от ее головы, Дон Васкес залез в передний карман своей гуайаберы и извлек из него палец, завернутый в платок.

– Así me gusta, tranquilita. Ahora escúchame bien. Estos muchachos, – он стволом пистолета показал на Брайана, на меня, потом на Хуанку, – necesitan protecciо́n. Aquí tengo un pedazo de El Milagrito. Te lo voy a dar para que hagas lo que tienes que hacer[264].

В какой-то момент я перестал верить в свои предположения или делать попытки догадаться, что последует дальше, но меня все же застали врасплох действия Дона Васкеса, который развернул платок, взял палец и осторожно положил его в рот Глории.

В тот момент, когда Глория закрыла рот, ее глазницы приобрели странную светимость – они испускали слабый розоватый свет, который напомнил мне странную рыбу, живущую на дне океана и генерирующую свет. Ее тело начало биться в конвульсиях.

– Эй, какого хрена? – сказал Брайан, который перестал поддерживать Глорию и сделал шаг назад; его голос прозвучал на несколько октав выше обычного.

– Agárrala, pendejo[265], – сказал Раулито.

– Ее ноги, мужик, – сказал Брайан, игнорируя приказ, – посмотри на ее гребаные ноги!

Глория не левитировала, но подушечки ее пальцев, которые оказались белее, чем я предполагал, и были покрыты тоненькими синими венами, не касались земли, ее пальцы гладили землю без всяких усилий, словно кто-то удерживал ее тело в воздухе. Мои мысли вернулись к парковке у бара, когда я увидел моего мертвого соседа, плавающего в воздухе у моей машины, его лицо сделалось…

– Хватай ее. Немедленно. Мы должны контролировать ее действия.

Голос Дона Васкеса, его непререкаемость, быстро возымели действие на Брайана. Он вцепился в ее руку, его губы беззвучно произнесли какое-то слово – я не разобрал какое.

Пока Глория дергалась, я услышал рокот двигателя у нас за спинами. Свет фар выхватил нас из темноты, но машина быстро свернула. Черный F-150[266] объехал бассейн, остановился, а потом сдал задом в нашу сторону.

Бурный рвотный звук заставил меня повернуться.

То, что вышло изо рта Глории, когда она его открыла, напоминало не столько рвоту, сколько затвердевший дым. Он был густым и имел цвет между белым и серым. Он не падал, как жидкость, он висел перед ее лицом так, как плавает жидкость в условиях нулевой гравитации. Он выливался из ее рта и образовывал кругловатые формы в воздухе.

Когда последний из этих плавающих шариков вырвался изо рта Глории, ее тело съежилось. Казалось, это