Дафна - Жюстин Пикарди

Как мало знала о нем Дафна… да и не только она — все вокруг. Временами и Беатрис казалась ему незнакомкой даже после тридцати лет совместной жизни: она никогда не интересовалась Брэнуэллом, да ему это, честно говоря, и не было нужно. Что касается сыновей, этих пятерых маленьких мальчиков, которые выросли фактически без отцовского присмотра, так он просто не знал, что с ними делать после смерти Элси, не мог даже взять в толк, с чего начать, и вместо этого ушел с головой в работу, что еще ему оставалось — только похоронить себя в работе… Нельзя сказать, что он был тогда одинок: у него было много дел, и он предпочитал мужские разговоры домашней болтовне. Он считал лорда Бротертона и Уайза своими друзьями, хотя ни тот ни другой не оценили ни его подлинных достоинств, ни значения Брэнуэлла, если уж говорить начистоту.

Надо сказать, Дафна оказалась иной, по крайней мере куда более упорной. К тому же она была жива, в отличие от Бротертона и Уайза, хотя иногда они казались Симингтону реальнее живущих, словно не далее чем вчера, субботним днем, в книжный магазин его отца вошел лорд Бротертон, и Симингтон не упустил шанса ему представиться. Случайная встреча для молодого библиотекаря, позднее подкрепленная собраниями ложи в местном масонском зале, — и вот уже лорд Бротертон обращается к Симингтону за советом по поводу формирования собственной библиотеки. Конечно, и Уайз здесь оказал влияние — теперь-то Симингтон понимал это, хотя в то время он благоговел перед Уайзом, который был тогда на пике своей славы как весьма авторитетный библиограф и президент Общества Бронте. Сколько денег сделал Уайз на Бротертоне, продавая ему рукописи и редкие книги на многие тысячи фунтов для его растущей библиотеки в Раундхей-Холле? А сколько потратил сам Симингтон на свою личную коллекцию? Трудно было сопротивляться Уайзу и тем маленьким сокровищам, которые он ему попутно предлагал, особенно если они имели отношение к Брэнуэллу. Понятно, что Уайз не мог его насытить полностью: рукописи Брэнуэлла, которые Симингтон у него покупал, всегда оказывались фрагментарными — не пир, а крошки со стола богача.

Схожее желание переполняло и Дафну: Симингтон знал это из ее писем, чувствовал, как оно просачивается сквозь бумагу, как сквозь промокашку. Ладно, пусть получит еще одну порцию скудных крошек. Правда, она должна покупать их у него, как приходилось и ему у мистера Уайза. Симингтон порылся в коробке под письменным столом и извлек оттуда письмо Брэнуэлла одному из своих друзей — Фрэнсису Гранди. «Дорогой сэр, — писал тот на листке без даты, но с его адресом в Хоуорте, — если у меня хватит сил на путешествие и при сносной погоде, буду рад посетить Вас в гостинице „Девоншир“ в пятницу, 31 числа этого месяца. Возможность лицезреть образ, к которому я так привык и был так рад видеть, когда пребывал в состоянии куда более счастливом и здоровом, будет мне лучшим лекарством».

Симингтон заметил, что подпись Брэнуэлла была не столь залихватской, как тогда, когда он использовал имя Нортенгерленда: почерк казался более неразборчивым и не таким уверенным, как будто сами слова выражали смирение, молчаливую покорность судьбе.

Что ж, пусть письмо Брэнуэлла отправится запечатанным в конверте еще в одно путешествие — в Менабилли, Корнуолл, близ Пензанса, места рождения матери и тети детей Бронте, у моря, за сотни миль от кладбища в глубине страны, где они похоронены. Симингтону всегда хотелось съездить в Пензанс, посмотреть на места, где жили родственники Брэнуэлла по материнской линии — корнуолльское семейство Брэнуэллов, в честь которого был назван мальчик, родившийся в семье Бронте. Он представлял себе, как отправится туда на машине вместе с Беатрис, даже намечал маршрут на карте, выбирая дороги, по которым поедет: до Бодминской пустоши и дальше, до самого края Англии. Но теперь слишком поздно: он устал и не может совершить это путешествие. Так пусть вместо него в Корнуолл отправится Брэнуэлл.

Ньюлей-Гроув,

Хорсфорт,

Лидс.

Телефон: 2615 Хорсфорт

27 сентября 1959

Уважаемая миссис Дюморье!

Спасибо за письмо и за чек. Весьма сожалею о нездоровье сэра Фредерика, которое не позволяет ему вкушать в Корнуолле блага отставки, а также о том, что Ваш визит в Йоркшир снова придется отложить. Однако я через несколько дней выберусь в Хоуорт, чтобы там проверить высказанные Вами догадки, а также еще раз взглянуть на медицинскую книгу преподобного Бронте и выписать оттуда для Вас его замечания.

Тем временем Митчелл будет присылать мне по почте сведения о мисс Г. — это его ничуть не стеснит!

Вкладываю в конверт еще один оригинал рукописи (счет прилагается) — письмо Брэнуэлла своему Другу Фрэнсису Гранди. Жаль, что не могу вручить его Вам лично в Менабилли, придется доверить письмо железной дороге — в этом мне видится нечто поэтическое, принимая во внимание, что Гранди был инженером-путейцем и подружился с Брэнуэллом, когда тот служил на железнодорожной станции Лудденден-Фут.

Надеюсь, что Ваши тревоги вскоре рассеются.

С наилучшими пожеланиями,

Глава 30

Корнуолл, август

То была годовщина моей свадьбы, исполнился год со дня нашего бракосочетания, но мы с Полом, увы, так и не стали едиными настолько, чтобы хоть изредка употреблять слово «наше». Это его дом, его автомобиль, его работа, его книга. Да, он начал писать книгу о Генри Джеймсе и Джордже Дюморье.

— Почему бы нет, — сказал Пол, — раз уж ты не воспользовалась моим предложением взять эту тему для своей диссертации. А идея, кстати, превосходная…

Он спросил, впрочем, как бы я хотела отметить годовщину, но, похоже, веселился при этом, словно вспомнил понятную только нам двоим шутку, и я ответила, что хотела бы отдохнуть от Лондона и съездить в Корнуолл.

— Поближе к Менабилли? Что ж, почему бы и нет. Полагаю, Фоуи — место ничуть не хуже других…

И он выбрал для нас чудесную маленькую гостиницу в Фоуи с видом на море. Мы выехали позавчера, двигаясь в жутком потоке машин под проливным дождем, всю дорогу почти не разговаривая. Прибыли, когда уже было темно; казалось, эта тьма растекалась, обволакивая нас черным облаком несчастья. Но когда мы проснулись утром, светило солнце, затопляя и пронизывая все мое существо, и я ощутила, что вновь преисполнена надежды, неожиданной, как высокое синее небо. Я повернулась к Полу и поцеловала его. И он не отвернулся.

— Люблю тебя, — сказала я, действительно ощущая это, видя, как серебристый свет с моря струится в открытые окна, а в зеркале напротив кровати отражается морская рябь и мы с Полом, сплетенные вместе.

Потом мы завтракали на открытой террасе, и воздух был таким чистым, не сравнить с лондонским, дул легкий ветерок, на противоположном берегу виднелся Феррисайд. И тут мой оптимизм выплеснулся наружу: вместо того чтобы помалкивать по поводу Дафны, я сказала Полу:

— Видишь красивый дом на той стороне? Это Феррисайд: Джеральд Дюморье купил его в двадцатые годы, чтобы сделать семейным загородным домом. Именно здесь Дафна написала свою первую книгу.

Он задумчиво кивнул и спросил:

— Ты бывала в Фоуи раньше?

— Только однажды, в раннем детстве, и почти ничего не помню, но я видела его на картинках и разглядывала географические карты…

— И конечно же, читала книги Дафны Дюморье…

— Да! — воскликнула я, благодарная ему за то, что он наконец это признал, не впадая в гнев. — Я перечитывала их снова и снова: главное в этих романах — читаешь, и кажется, будто сама живешь в местах, которые она описывает в таких мельчайших деталях, что ты словно прогуливаешься по выдуманным ею ландшафтам.

Пол молча смотрел на меня и улыбался, и тогда я решила воспользоваться благоприятным моментом и сказала ему, что хочу прогуляться вдоль побережья, из Фоуи к полридмаутскому пляжу, граничащему с Менабилли.

Небо по-прежнему было синим, ветер дул в спину, когда мы вышли из Фоуи по дороге, ведущей вниз с холма в сторону бухты Редимани, где Дафна жила в маленьком белом домике в начале Второй мировой войны, до того как получила за «Ребекку» достаточно денег, чтобы арендовать Менабилли у семейства Рэшли. Пока мы шли, я без умолку рассказывала Полу обо всем этом: как Дафна начала писать «Ребекку» в 1937 году в Египте, где проходила служба ее мужа Томми, а когда разразилась война, отправилась с детьми в Фоуи — в Феррисайде жили ее мать и сестры. Отец Дафны к тому времени умер, а Томми сражался далеко, так что ей трудно было справляться одной с дочерьми Тессой и Флавией и малышом Китсом.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Пол.

— Из книг. Хотя мемуары и автобиография Дафны не слишком откровенны, достаточно много информации можно получить из ее эссе. Напоминает поиски скрытых кусочков головоломки или спрятанных сокровищ.