Хронос. Ледяной поход (СИ) - Дмитрий Алексеевич Митюшин

Неспроста украшают вам грудь.

Вам ли, сударь, не видеть развязки?

Так довольно хандрить, милый мой!

Нынче армия в Новочеркасске.

Здесь начало дороги домой.

Тоха сделал небольшой проигрыш и продолжил:

И не важно, что полк меньше роты.

Но у четверти — грудь в орденах!

Эскадрон ваш, блистательный ротмистр,

Сплошь почти в офицерских чинах.

Каждый ведает цену ошибки

И победы пленительный вкус,

Демонстрируя в яростной сшибке

Восхитительный сабельный шлюсс!

Оглядел товарищей. Те сидят словно заворожённые. Продолжил:

Ах, голубчик, и мне не до смеху,

И досада срывает слезу.

Нашу Родину предали сверху

И бездарно пропили — внизу.

Оттого ль против дьявольской силы

Повелел нам семнадцатый год

Поднимать цвет и гордость России,

Как надежды последний оплот.

Кто-то сыщет бессмертную славу,

Кто-то сгинет, поверженный в прах,

Когда лава проходит сквозь лаву

На карьером идущих конях.

Только всплеск угасающей мысли,

Да бездонная ночь, как смола,

Если кто-то — безжалостно быстрый —

Рассекает тебя до седла.

Тоха выдержал более длинную паузу. Вспомнил, как играл Насте в день их первой встречи. В глазах защипало, но программер быстро взял себя в руки. Чуть замедлил темп.

Мы — невольники истинной веры.

Это — явь, как она ни горька.

Нашу честь, господа офицеры,

Не увяжешь, как тюк, в торока.

И когда над Россиею тучи

Расползаются, вроде чумы,

Кто-то ж должен вмешаться, голубчик!

Кто-то ж должен вступиться, голубчик!

Ах, голубчик! Ну кто, как не мы?(13)

* * *

(13) Константин Фролов-Крымский. «Голубчик». https://www.youtube.com/watch?v=UIlQYHRXzz4

Тоха закончил. В помещении мёртвая тишина. Посмотрел на офицеров. С кровати поднялся соратник по «зачистке» Пухов. Подошёл к программеру.

— Господа, — обратился он к присутствующим, — вот, — указал на Тоху, — единственно истинно русский среди нас. Ваша песня тронула до глубины души. Вашу руку, граф.

Попаданец встал и пожал твёрдую кисть штабс-капитана. Щёки запылали — до сих пор не научился принимать комплименты, тем более на публике.

— Признайтесь, граф, сами сочинили? — спросил подпоручик Крупенин, молодой весёлый ростовчанин.

— Прекрасно, Антон, — поддержал подпоручика Зарецкий. — Твоё творение?

— Да нет, что вы, господа, — стушевался Тоха. — Я не умею. Сыграть, спеть, запросто, а сочинить — нет. Не умею.

К нему подошёл Роман.

— Антон, помнишь, когда мы с тобой встретились, э-э-э, после твоего плена, ты сказал, что песня такая есть. «Поручик Голицын». Исполнишь?

Народ зашумел.

— О-о-о! Ну вы даёте, князь… сыграйте, граф… — раздалось со всех сторон, — просим…

Тоха смутился ещё больше. Аж щёки загорелись. Песня явно не подходит к текущему моменту. Ну никак! Всё ж таки она ближе к двадцатому году, когда белых вышибли из страны. Опять скажут про упаднические настроения.

— Но она как-то не подходит…

— Сыграй, — попросил Ромыч.

Тоха вздохнул и снова опустился на табурет. Тот скрипнул под тяжестью тела. Пальцы коснулись клавиш. «А, была не была! Сами захотели», — решил попаданец.

Четвёртые сутки пылают станицы,

Потеет дождями донская земля,

Не падайте духом, поручик Голицын,