Большое соло для Антона - Герберт Розендорфер

– Ты заяц-теолог?

– Теперь ты не перебивай меня. Новый Завет не есть откровение, Новый Завет есть помощь в Вере. Знания его не развивают. Побуждение к Вере, можно сказать и так. Но об этом я говорить не хочу. Если бы Бог открылся физически, люди бы об этом знали. Знания не тяжелы, знания не есть заслуга. Вера, она тяжела, да. А ты? Если ты прочитаешь книгу, ты будешь знать все. Эта книга (я, конечно же, ее не читал, но, по-видимому, оно так и есть) – физическое откровение Бога. Тебе после этого не нужно будет уже верить, ты просто уже не сможешь больше верить.

– Так значит вера была бы милостью?

– И потому, что ты не сможешь верить, ты не сможешь уже быть спасенным.

– Возможно, здесь учитываются и другие заслуги?

– Какие? – спросил заяц.

– Ну, – сказал Антон Л., – например, то, что я нашел эту книгу.

– Xa, xa! Нашел книгу. Ты же сам сказал, что мир с самого начала был направлен на то, чтобы ты нашел эту книгу. На глобус наклеена красная стрела, острие которой показывает на Антона Л.! Ха, ха! При определенных обстоятельствах то, что ты нашел книгу, должно было оказаться заслугой. Но тогда, скорее, стало бы заслугой, если бы ты ее не нашел. Нет, нет: факт, что тебе отказала заслуга веры, говорит о том, что с тобой покончено. Покончено с миром человечества. Последний имеет право знать.

– Так значит оно было возвращено мне, яблоко осознания?

– Да. Очень красиво. Ты сожжешь книгу под яблоней. Там сзади, куда ты сбрасываешь свои отходы, твои фекалии, где все так красиво растет, так как оно так хорошо удобряется, там в последние несколько недель вверх вытянулся побег яблони. Через некоторое время он превратится в яблоню.

– С тобой говорить невозможно.

– Все-таки можно, – ответил заяц, – если вместе со мной думать.

– А если все-таки в книге написано, что Бога нет?

– Но ты же уже прочитал первые несколько страниц, неужели там об этом ничего не написано?…

– Книга состоит из трех частей, в каждой по двенадцать глав. Я просмотрел содержание. О Боге речь идет в двенадцатой главе третьей части.

– Так что же тогда должно быть, если Бога нет?

– Мыслимо ли Спасение без Бога?

– Ах, так, – сказал заяц, – своеобразная потусторонняя демократия. Души сами создают себе Вечную Жизнь. Неплохая мысль. Говорят ли в пользу этого косвенные улики?

– Вечно ты со своими косвенными уликами.

– Извини, но становится уже темно, пройдет совсем немного времени, и появятся эти отвратительные волки. Наверное, ты понимаешь, что моя индивидуальная безопасность для меня важнее, чем спасение твоей души. Боюсь лишь того, что тебя не ждет никакое новое начало, разве что ты действительно спаруешься с какой-нибудь коровой. Спокойной ночи.

– Существует еще другая… – Антон Л. приберег последний свой козырь, который, по его мнению, должен был бы ужалить. Но заяц уже убежал. Луитпольд-аллее была пуста.

Антон Л. пошел вниз по Луитпольд-аллее в направлении Национальной библиотеки. Многочисленные ночные звуки были ему давно привычны, даже необходимые меры безопасности он принимал подсознательно, параллельно, по причине чего он мог предаться своим размышлениям.

Это происходит быстро: даже бетон явно содержит жизненный материал. Одного года и одного наводнения оказалось достаточно для того, чтобы даже из бетонных плит, покрывавших широкий тротуар Луитпольд-аллее, пробились примитивные зеленые побеги, причем не только из щелей между плитами – оттуда не пробивалась, оттуда росла кустистая трава, столь буйная, что уже не одна плита была ею поднята и качалась, когда на нее наступали; следующее наводнение обязательно ее унесет, – на плитах росли сплетения, в форме звезд и кругов, в форме лучей расползались они вдоль по поверхности. Природа, столетиями мучавшаяся под асфальтом, за этот год лишь несмело решилась протянуть свою руку в сторону города, построенного из камня. Сейчас, после наводнения, после чрезмерной весны и во время влажного лета, природа нанесла направленный удар.

Большое, построенное в классицистском стиле здание Национальной библиотеки было в общем неповрежденным. Оно, словно темный чурбан, возвышалось над Луитпольд-аллее. На небе висел полумесяц. И лунный свет показался Антону Л. более светлым, вероятно тоже из-за того, что воздух был прозрачным. Лунный свет подчеркивал разделительные линии на фасаде библиотеки. Каждый мраморный выступ отбрасывал вниз на фасад длинные тени. В некоторых местах фасад все-таки осыпался, наружу выглядывала кирпичная кладка, матово-красная на фоне более светлой штукатурки, которая теперь, там, где она не пряталась в темно-черных пятнах тени, отсвечивала в лунном свете бледно-зеленоватыми тонами. Многие окна были разбиты. Из некоторых торчали сорняки, либо свисая вниз, либо карабкаясь наверх по выступам стены или появившимся в ней трещинам.

Немногим дальше, ниже Национальной библиотеки, на Луитпольд-аллее стояла церковь Святого Серапиона, здание, построенное тоже в классическом стиле. Двойная галерея с колоннами, за которой располагался сад, соединяла церковь с Национальной библиотекой. Галерея с колоннами и Луитпольд-аллее в этом месте прерывались. Наверное, мощный поток во время наводнения натворил здесь дел. Галерея с колоннами была больше чем на три четверти смыта. Лишь несколько колонн все еще возвышалось с одной стороны возле церкви и еще несколько с другой – у библиотеки. Остальные были разбиты и лежали разбросанными рядом и одна на другой. Грязь, которую наводнение оставило между камней, вызвала усиленный рост растений. Мшистые стволы деревьев, вырванные потоками воды из сада позади галереи с колоннами и отнесенные от нее в сторону, были обвиты кустарником, колонны – плотно увиты плющом.

На другой стороне улицы, там, где мощный поток устремлялся дальше, в фасаде темного, находившегося в тени дома по Луитпольд-аллее, зияла большая дыра. Церковь Святого Серапиона еще стояла, лишь фасад отсутствовал, будто срезанный. Внутренние помещения церкви зияли, словно большая, незаживающая рана. Изнутри местами поблескивали золотые камешки (Антон Л. вспомнил об этом) романтических и несколько сладковатых, чрезмерно монументальных мозаичных произведений. Группа статуй одного из боковых алтарей стояла, после того как фасад был снесен, практически под открытым небом. На них падал яркий лунный свет, придавая мрамору бледно-зеленый оттенок. Гигантский палач замахивался мечом, чтобы обезглавить молящегося епископа. Епископ свою голову сохранил, голова же палача скатилась на пол.

Перед Национальной библиотекой – с той же стороны, где произошло опустошение, – к входу вела двойная открытая лестница. И на лестнице тоже росли сорняки. Четыре блока со стороны перил лестницы – два здесь, два там – раньше были украшены четырьмя фигурами. Антон Л. вспомнил, что однажды, во время восстановления библиотеки после войны, возник спор относительно того, какая из фигур на каком месте должна была стоять. Фигуры изображали сидящих мыслителей в античных одеяниях. (Они были, наверное потому, что принадлежали к творениям одного небезызвестного скульптора, вывезены и спрятаны,) В ходе спора совершенно неожиданно встал и другой вопрос: кого должны олицетворять эти четыре статуи? Вопрос, касающийся трех фигур, так никогда и не был окончательно разрешен. Лишь об одной фигуре было совершенно точно известно, что скульптор хотел изобразить мыслителя Платона, ибо он отчеканил это имя греческими буквами с тыльной стороны табуретки, на которой сидел философ, чего не было на других статуях. Вероятно, он и сам не знал кого изобразил.

Три безымянных философа вместе с частью перил были сброшены с лестницы на землю, возможно, одним из мощных потоков воды. Две фигуры (одна треснувшая посредине) лежали у подножия лестницы, третья была отнесена еще дальше и лежала где-то под слоем ила и обломков. Лишь Платон остался стоять, вероятно, не потому, что он был Платоном, а потому, что стоял дальше всех от места прорыва.

Антон Л. почувствовал голод. Все последние дни из-за зубной боли он ел очень мало, а сегодня вообще ничего не брал в рот.

Дома, то есть в курфюрстской кухне, на вертеле торчали остатки двадцатой косули. Антон Л. как раз собирался повернуть назад, когда в зарослях у ног Платона что-то зашелестело. На Антона Л. выполз толстый черный петух, пьяный от сна. Когда он сообразил, что Антон Л. хочет его поймать, то от ужаса моментально проснулся и, взмахнув крыльями, взлетел, хотя это ему уже не помогло. Антон Л. поймал петуха голыми руками, свернул ему шею и съел прямо на месте. Перья и кости он выплюнул.

– Приятного аппетита, – сказал Платон.

– Что? – удивился Антон Л.

Так как Платон больше ничего не сказал, он продолжил трапезу.