Братство Астарты - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

сейчас надо не болтать попусту языком, а четко выполнять приказы. Лу́ка, конечно, понимал, что патрикий попросту волнуется, поэтому и нервничает, но на этой фразе напрягся.

— Я не слышал никаких приказов от моего цезаря, — он произнес это тихо и спокойно, но тем не менее Прокопий понял, что перегнул палку.

— Хорошо, хорошо! Возможно, я слишком эмоционален, но я прошу вас, Лу́ка. У меня плохое предчувствие. Поверьте, оно меня никогда не подводило. Сегодня нам понадобятся все мечи, что у нас есть.

Велий посмотрел прямо в глаза патрикия, покачал головой и подошел к лошади:

— Хорошо, приведу всех. Ждите меня здесь.

— Нет, нет, я не смогу сидеть в безвестии! — Прокопий решительно замотал головой. — Я поеду за цезарем. Ведите людей в сторону позиций первого дикого легиона.

Вспоминая весь разговор, Лу́ка понял, что злится больше на себя — за то, что поддался неразумной эмоциональности патрикия. «Чем может помочь десяток желторотых юнцов? — размышлял он про себя. — Они, скорее, обуза. Зря я его послушал, надо было ехать с ним!»

Задумавшись, он пропустил момент, когда перед лошадью выросла фигура человека. Испуганное животное с хрипом взвилось на дыбы, и только постоянная готовность ко всему на свете позволила Велию удержаться в седле.

Успокаивая животное, он выругался в сердцах:

— Вот ты чертова ведьма!

Под взлетевшими копытами стояла Зара, ее белое, как мел, лицо и черные, не отражающие солнца глаза испугали не только лошадь, но и всадника.

Женщина сделала шаг к храпящей и отступающей от нее кобыле:

— Куда ты едешь, Лу́ка Велий? Почему ты уезжаешь, когда твой цезарь в опасности!

Голос Велия дрогнул. Бесстрашному бойцу явно стало не по себе.

— Чего ты хочешь, ведьма?

— Разворачивайся комит, ты еще успеешь. За поворотом уходи с тропы и гони через лес. — Зара говорила низким монотонным голосом, вбивая каждое слово в висок Велию. — Там крутой спуск, но ты не бойся, дальше пойдет распадок, по нему сможешь идти галопом. Он выведет тебя…. Там все сам увидишь!

Лу́ка одними коленями развернул лошадь. Понятливое животное и само хотело побыстрей сбежать от пугающего ее человека, поэтому уговаривать не пришлось. Бросив кобылу в намет, Лу́ка услышал скребущийся у него в затылке голос:

— Торопись, комит! Торопись!

Глава 34

Шло время, а первый варварский легион все еще копался под стенами. Все попытки подняться по приставным лестницам заканчивались неудачей. Потери росли, а уверенность бойцов таяла. Иоанн с Прокопием в окружении охраны остались у городского рва на самом краю завала. Воины лениво прикрывали их от шальных стрел, поскольку реально по ним никто не стрелял: все внимание лучников было приковано к штурмующим. Под стенами было по-настоящему жарко. Прямо напротив цезаря центурия легионеров пыталась поднять длинную штурмовую лестницу, и вот там-то стрелы сыпались, как капли дождя. Наконец лестница уперлась в зубчатый край стены, и наиболее решительные полезли вверх.

Иоанн, наблюдавший за действиями легионеров, поднял голову и увидел, как защитники в этом месте исчезли с края стены.

У него екнуло сердце. Это не к добру!

И точно. К зубцам выкатилась балка с висящим на ней котлом, и цезарь, с ужасом представляя, что сейчас произойдет, вскрикнул:

— Вот дерьмо!

Балка повернулась, вывешивая котел за край стены, из-за зубцов в него полетел горящий факел. Чан наклонился, масло вспыхнуло, и раскаленная жижа потекла на скопившихся внизу воинов. Раздался жуткий, почти звериный вой. Внизу начался настоящий ад. Горящая смесь, попадая воинам под панцири, выжигала их изнутри. Легионеры, рыча от боли, катались по земле, пытаясь сбить пламя. Те, кто могли, сбрасывали броню, становясь легкой добычей лучников, а те, кто уже не мог, мучительно умирали на глазах у товарищей. Эта капля переполнила чашу терпения. Огромный гавелин с обожженным лицом, выскочивший из клубов дыма, вдруг остановился и, утерев сажу со лба, заорал:

— Всё, баста! Провались всё пропадом!

Затем он развернулся и, прихрамывая, поплелся обратно к завалу, волоча в руке снятый панцирь.

Все остальные восприняли это как сигнал к отступлению, и вот уже весь легион, не спеша, прикрываясь щитами от стрел, начал отходить ко рву. Иоанн молча отступил в сторону, пропуская побитое воинство. Мимо тащились потрепанные когорты гавелинов. Он смотрел на хмурые, залитые кровью лица воинов, на обожженные тела и думал: «Неужели все это может быть на самом деле? Почему люди, совершенно не интересуясь причиной, с таким остервенением калечат и убивают друг друга?»

Его размышления прервал показавшийся ему совершенно неуместным шепот Прокопия:

— Мой цезарь, надеюсь, вы быстро бегаете?

— К чему это ты, Прокопий? — Иоанн недоуменно поднял брови.

— К тому, что лично я бегаю крайне плохо и, боюсь, если не брошусь бежать прямо сейчас, то точно войду в тот самый процент неизбежных потерь. Вы же ведь помните тот хитрожопый план нашего милейшего друга Навруса?

Иоанн посмотрел на своего наставника: эта витиеватость и многословность говорили о том, что он действительно напуган.

— Думаешь, пора?

В ответ загрохотали первые звенья цепи подъемного моста, и откуда-то из глубины гавелинских когорт раздался истошный вопль:

— Обходят, братцы!

Легионеры закрутили головами и прибавили шагу. Не став больше ждать, цезарь скомандовал своему штабу:

— Отступаем!

Вокруг все с облегчением вздохнули: грохот цепи опускаемого городского моста действовал на нервы. Первыми не выдержали, как и предрекал Наврус, гавелины. Они отходили в авангарде, постоянно оглядывались назад, и шаг их с каждой секундой становился все шире и шире. Последней каплей стал очередной вопль:

— Конница! Засада! Спасайся!

После этого гавелины побежали, уже не стесняясь. За ними бросился бежать и весь легион. Штабные, видя удаляющиеся спины, не стали дожидаться команды и припустились вдогонку.

Прокопий покрутил головой, прикидывая расстояние от них до открывающихся ворот и до позиций армии.

— Мой цезарь, может и нам…

Не дав закончить, цезарь рубанул:

— Я лучше сдохну, чем побегу у всех на глазах!

— Сомневаюсь, что лучше… — Прокопий, бормоча и напрягаясь изо всех сил, засеменил вслед прибавившему шагу цезарю.

Городские ворота с лязгом распахнулись, и по мосту застучали копыта сардийской конницы. Первая сотня пролетела мост и рванула вслед за варварами. Бегущие разделились на три неравные группы. Первыми бежали две когорты гавелинов, за ними — когорты герулов, даже в минуты хаоса сохраняющие видимость порядка, и, наконец, безнадежно отставшие Иоанн и Прокопий.

Патрикий отчаянно пыхтел и перейти на бег больше не предлагал. Он и так выбивался из сил, и если бы цезарь побежал, то точно остался бы дожидаться смерти в одиночестве. Оглянувшись на приближающихся всадников, Прокопий обреченно вздохнул:

— Мне