Фатум. Сон разума - Виктор Глумов

Ник прикрыл глаза — это было надежнее, чем слушать новости. Он скользнул взглядом по России и с удовольствием увидел, что не только москвичи вышли на улицы. В Новосибирске велись уличные бои, в Питере у Зимнего клубилась толпа, все большие и малые, сонные и лихорадочно-оживленные города России заполнились протестующими людьми.

Пока что у бунта не было направления. Пока что имя Каверина вспоминали нечасто.

Но Ник настроен был это исправить.

Кониченко уже ждал на площади, и машина Борзова должна была остановиться у сцены с минуты на минуту. Ник знал, что скажет.

Зазвонил телефон, Ник собрался сбросить вызов, но взглянул на экран: Реут.

— Тимур Аркадьевич? — крикнул он, перекрывая шум толпы. — Спасибо, что помогли!

— Где ты сейчас?

— На Манежке, мы с ребятами…

— Слушай, это очень важно! — закричал Реут. — Я ошибся! Хозяев нет, есть сущность, порожденная самими же людьми, бог войны и смуты. Главный держал тварь в узде, но теперь она вырвалась из-под контроля, я не смог ее остановить. Она хочет тебя, Никита! Уезжай оттуда. Спрячься где-нибудь. Это может быть опасно!

Но слова Реута падали в бесплодную почву, казались мелкими и ненужными. Какая тварь? Где? Ник взглянул на затянутое тучами небо и улыбнулся:

— Не волнуйтесь, Тимур Аркадьевич, у меня все хорошо.

— Никита. Слушай. Не позволяй ему завладеть собой. Он не может существовать сам по себе, ему нужны наши чувства, наша кровь, — продолжал разоряться Реут. — Тварь на свободе, и мы должны ее остановить. Если этого не будет, прольется кровь, много крови…

Наверное, Реут пытался придать своим словам значимость, напугать, убедить, но Нику не было страшно. Он чувствовал любовь, накатывающую волнами, он сам был — любовь, он нес свою любовь на сцену, чтобы поделиться с людьми. Никогда еще Ник не был таким счастливым, окрыленным.

— У меня все хорошо, — сказал он в трубку. — Извините, меня зовут. — Сунул телефон в карман и зашагал к сцене.

Люди, собравшиеся на митинг, расступались перед ним, как море перед Моисеем.

* * *

Крест вышел на митинг, потому что чувствовал — надо. Они все вышли. Он осмотрел своих друзей и остался доволен: бомберы, узкие черные джинсы, заправленные в высокие ботинки. Бритые головы. Холодно, но сразу видно, кто идет.

Крест один носил татуировку — свастику на голове. Чтобы выделяться.

Они пришли рано и стояли у импровизированной сцены. Кто собрал, зачем? Наверное, из «Щита» мудаки. Этим волю дай — они всю страну построят шеренгами и поведут в славное интернациональное будущее.

Крест сжал под курткой пистолет. Недавно добыл. Специально, чтобы убить Каверина. Этот педрила портил ему всю игру. Вылез в телик со своей смазливой рожей, всех обаял и понес пургу про мир во всем мире и любовь. Ну, может, не про это. Но ясно, что убить надо.

Главное, сначала пытался ведь по-хорошему. Письмо ему написал: не лезь, захлопнись, малахольный. Камень еще кинул с запиской. Для вразумления. И на другой день — нате! Рожа стеклом порезанная, глумливая, прямо в новостях. Любят журналюги Каверина, со всех сторон облизывают. Жиды. Или хачики. Каверин — он и тем, и тем сосет. Сразу видно.

В общем, он на сцену вылезет. Тут к гадалке не ходи — вылезет. И тогда нужно стрелять, не думая. Сразу палить.

Стрелять Крест умел, попадать тоже.

Сразу станет хорошо. Он сам поднимется на сцену, ребята помогут, мудаков из «Щита» побьют, ребят много, они — сила. Крест скажет людям, что все беды — от жидов и хачей. И пидоров тоже гнать. Люди же не слепые. Они поймут. Они пойдут и все вместе наведут порядок. Россия — для русских.

Крест улыбнулся. Его мама могла бы поклясться — так ее мальчик, ее блудный сын, забывший свой народ, поменявший фамилию на отцовскую — Иванов, не улыбался с детства. Но мама его не видела. Год назад она переехала в Израиль.

Светловолосый лбина слева повернулся. Медленно. Крест узнал спортсмена — прихвостень Каверина и его любовник. Точно. Выстрелить два раза не дадут. Спортсмен стоял совсем близко, руку протяни — дотронуться можно. Глаза у светловолосого стали совсем пустые. Узнал, что ли? Не, не мог узнать. Ни разу не видел.

Вокруг завопили. Крест отвлекся, оглянулся — на трибуну вышел Каверин. Блин, пора, совсем пора! Он достал пистолет из потайного кармана.

* * *

Стасу Кониченко доложили, что скины готовят покушение, и он был начеку. С высоты своего роста Стас разглядел группу скинов и двинулся к ним сначала присмотреться, но с каждым шагом в нем просыпалась ярость животного, оберегающего свою стаю. Разум погрузился в багряный туман. «Убей, убей, убей», — пульсировало в сердце и разносилось кровью.

Стас ходил в спортзал каждый день, занимался единоборствами. Его учили, что на расстоянии вытянутой руки даже безоружный может справиться с вооруженным. Скин направил пистолет на Стаса. Тот изобразил испуг, поднял руки на уровень воображаемой «линии угрозы». Скину нужна доля секунды, чтобы нажать на спусковой крючок… Левой рукой Стас захватил пистолет и вывернул вцепившемуся в оружие противнику запястье: теперь ствол смотрел скину в живот. Хрустнул в скобе сломанный палец. Стас отобрал пистолет и рукояткой со всей силы ударил гада в кадык. Скин упал. Стас отпустил труп и с ужасом, будто только очнувшись, уставился на свои руки.

Он убил человека! Не соображая, что делает, убил человека!

Скины, кажется, поняли, что случилось. Стас попятился, выставив ладони перед собой. Нет, нет, он не хотел! Какой бы пакостью ни был покойный — Стас не хотел его убивать! Господи, да они же сейчас растерзают его, ни сила не поможет, ни спорт.

Стас в ужасе посмотрел на сцену. Там Ник. Вот же он, вот!

— Друзья! — сказал в микрофон Ник.

Толпа замерла — он приковал все взоры. Волна горячего обожания захлестнула площадь. Раскаявшись, отступили скины. Конь, работая локтями, отодвинулся назад, затерялся среди других, вздохнул с облегчением. Сейчас Ник что-нибудь такое скажет, что все сразу поймут: вот он — достойный вождь.

* * *

Все получилось правильно. Друг Ника сделал то, что нужно. Я ему больше не помогаю. Пусть идет. Я буду рядом со своим человеком. Много еды. Прямо здесь — много еды. Прямо сейчас.

Сейчас!

Я падаю на своего человека.

Он — это я.

* * *

Нику показалось — на одну секунду, — что он может выбирать. Сейчас, стоя перед толпой, ощущая ее жажду — может. Уйти или остаться. Принять свою судьбу или бежать от нее. Сохранить человеческое или…

Любовь или вечное одиночество? Мечты или серость будней? Радость или…

Сверху, с самого неба, обрушился шквал — тепло, обожание, радость, — невидимые токи заструились по позвоночнику.

Толпа. Мягкие руки. Чей-то голос еле слышный: «Ты хочешь, чтобы тебя любили. Но тебя никто не любит. Родители относятся как к вложению капитала. Девушки — потребительски. А ты так хочешь любви. И вот тебе говорят: „Есть Бог, Он любит тебя“. Каждую ночь ты засыпаешь со словами молитвы: „Пожалуйста, будь, пожалуйста“. И вас таких — мириады, во всех странах, во все века. И однажды Он появляется. Чтобы любить тебя. Чтобы ты любил Его».

Кажется, это говорил Артур. Или не Артур, или Ник где-то прочитал? Или он просто знал это?

Маятник завис в низшей точке. Куда качнется — вправо или влево?

Смотрит толпа. И опускаются на плечи теплые дружеские руки. Люби меня, будь мной.

Ника будто подняло на волне над толпой. Он вобрал ее в себя. Он выбрал. И нужные слова пришли сами.

— Друзья! — сказал Ник в микрофон. — Здравствуйте, граждане великой страны. Меня зовут Никита Викторович Каверин, я основатель организации «Щит». Оглянитесь: наша страна умирает. Воры и убийцы, засевшие в правительстве, выкачали из нее силы, распродали народное богатство, превратили нашу Родину в нефтяную бочку. Они поставили Россию на колени и думали, что она не встанет. Они куплены загнивающим Западом, они — хозяева домов в Калифорнии и Швейцарии. Их не волнует безработица. Их нужно судить. Сегодня я призываю вас, друзья, выйти на улицы родных городов и поддержать великое дело Революции! С оружием в руках мы отстоим нашу Родину! Воров — под суд! Олигархов — на лесоповал! Вернуть народу недра! Это правительство бросило подыхать в нищете наших пенсионеров!

Ник зажмурился и передал в толпу, каждому в голову, картинку — пусть думают, что его речь вызывает эти ассоциации: дом престарелых, нищие у входов в метро, черные машины с мигалками мчатся по пустому Кутузовскому, блестят часы на руке президента, скачет на коне полуголый премьер в ковбойской шляпе, хрусталем сверкают люстры… Покалеченные тела выносят из метро.

— Это правительство вскормило ненависть и братоубийство. Это правительство — (знакомые всей стране лица на экране) — вырастило поколение пьяниц и наркоманов.