Освобождение 1943. «От Курска и Орла война нас довела...» - Алексей Исаев

Отмененный контрудар. Задачей войск в первом эшелоне попавших под удар противника армий было задержать его наступление на достаточное для ввода в бой резервов время. Быстрее всего могли быть введены в бой подвижные соединения, способные выйти на направление главных ударов противника с высокой маршевой скоростью. Таковых в распоряжении командования Воронежского фронта было четыре: один танковый и один механизированный корпуса в 1-й танковой армии и два отдельных танковых корпуса. 31-й танковый корпус армии Катукова был недавно сформирован и являлся условно подвижным из-за нехватки автотранспорта и не мог полноценно учитываться в расчетах. Впрочем, остальные корпуса также испытывали определенные проблемы с подвижностью, что окажет существенное влияние на дальнейшее развитие событий. В составе этих механизированных соединений насчитывалось исправными 854 танка, и они, несомненно, могли существенно изменить развитие событий.

От сравнения действий командующих Центральным и Воронежским фронтами удержаться трудно. Поэтому мы не будем этого делать. На второй день наступления Н. Ф. Ватутин, точно так же как и К. К. Рокоссовский, запланировал контрудары по вклинившимся в оборону войскам противника.

Командующий 1-й танковой армией М. Е. Катуков вспоминал:

«Нашей армии ставилась задача — 6 июля нанести контрудар в общем направлении на Томаровку.

Этот пункт приказа очень волновал нас. И не потому, что пугали большие по масштабам наступательные действия.

К этому времени в 1-й танковой сложилось общее мнение, что наносить танковым бригадам и корпусам контрудар при сложившейся обстановке просто нецелесообразно.

Ну хорошо, мы двинемся на немцев… Но что из этого получится? Ведь их танковые силы не только превосходят наши численно, но и по вооружению обладают значительным преимуществом! Этого никак не сбросишь со счета. Вражеские «тигры» могут бить из своих 88-мм орудий по нашим машинам на расстоянии до 2 километров, находясь в зоне недосягаемости огня 76,2-мм пушек наших тридцатьчетверок. Словом, гитлеровцы в силах и с дальних рубежей вести с нами успешный огневой бой. Так следует ли давать им в руки такой сильный козырь? Не лучше ли в этих условиях повременить с контрударом, делать по-прежнему ставку на нашу тщательно подготовленную, глубоко эшелонированную оборону?

[…]

Нужно было во что бы то ни стало добиться отмены контрудара. Я поспешил на КП, надеясь срочно связаться с генералом Ватутиным и еще раз доложить ему свои соображения. Но едва переступил порог избы, как начальник связи каким-то особенно значительным тоном доложил:

— Из Ставки… Товарищ Сталин. — Не без волнения взял я трубку.

— Здравствуйте, Катуков! — раздался хорошо знакомый голос. — Доложите обстановку!

Я рассказал Главнокомандующему о том, что видел на поле боя собственными глазами.

— По-моему, — сказал я, — мы поторопились с контрударом. Враг располагает большими неизрасходованными резервами, в том числе танковыми.

— Что вы предлагаете?

— Пока целесообразно использовать танки для ведения огня с места, зарыв их в землю или поставив в засады. Тогда мы могли бы подпускать машины врага на расстояние триста-четыреста метров и уничтожать их прицельным огнем.

Сталин некоторое время молчал.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Вы наносить контрудар не будете. Об этом вам позвонит Ватутин.

Вскоре командующий фронтом позвонил мне и сообщил, что контрудар отменяется. Я вовсе не утверждаю, что именно мое мнение легло в основу приказа. Скорее всего, оно просто совпало с мнением представителя Ставки и командования фронта»[73].

Если сравнить отданные Рокоссовским и Ватутиным приказы на контрудар, то по сути своей они похожи. Оба командующих фронтами отказались от первоначальных планов и отдали распоряжение атаковать прорвавшегося противника в лоб. Объяснением такому решению может служить стремление любой ценой ограничить прорыв немецких войск. Немецкие корпуса за первый день наступления еще не успели углубиться в оборону советских войск. И Рокоссовский, и Ватутин стремились ограничить их продвижение второй полосой обороны.

Однако если абстрагироваться от конкретных задач, которые ставил командующий выдвигаемым из резерва подвижным соединениям, просматривается стремление вывести танки на определившееся направление главного удара противника. Соответственно 1-я танковая армия выходила на правый фланг 6-й гв. армии, а 5-й и 2-й гв. танковые корпуса — на левый. Сообразно этому распределению сил боевые действия 6 июля можно разделить на удар XXXXVIII на восток для смыкания фланга с II танковым корпусом СС и прорыв последнего к третьему рубежу обороны.

Эсэсовцы выходят к третьему рубежу обороны. Самым слабым местом в построении 6-й армии на утро 6 июля был участок 51-й гв. стрелковой дивизии генерала Н. Т. Таварткеладзе. Она находилась во втором эшелоне и занимала даже более широкий фронт, чем встретившие первый удар противника соединения, — 18 км. На таком широком фронте дивизию пришлось вытянуть «в нитку» — все полки в линию, без выделения одного в резерв. Выход в полосу дивизии 5-го гв. танкового корпуса А. Г. Кравченко должен был существенно усилить оборонительные возможности советских войск на этом направлении. «Армирование» обороны включением в построение стрелковых соединений танковых бригад было распространенным и достаточно действенным приемом. Препятствием на пути к этому была подвижность частей корпуса Кравченко. Грузовиков для мотопехоты не хватало, и даже сравнительно короткий, по меркам механизированных соединений, марш протяженностью 40–60 км соединение в полном составе пройти не успевало.

Вклинение корпуса П. Хауссера в оборону советских войск было еще относительно неглубоким, но уже потребовало защиты флангов. Дивизия «Тотенкопф» была развернута фронтом на восток и должна была защищать основание прорыва. Поскольку продвижение соседнего XXXXVIII танкового корпуса существенно отставало от темпов движения вперед эсэсовцев, часть сил дивизии «Лейбштандарт» днем 6 июля также исполняла роль флангового прикрытия. Связкой между корпусами Хауссера и Кнобельсдорфа была 167-я пехотная дивизия. Основной ударной силой эсэсовского корпуса в бою 6 июля должна была стать дивизия «Дас Райх». Ожидая результатов наступления XXXXVIII корпуса, П. Хауссер назначил начало наступления на 11.00 6 июля. На секунду могло показаться, что судьба дает фору обороняющимся и корпус А. Г. Кравченко успеет выйти на позиции дивизии Н. Т. Таварткеладзе.

К 6.00 6 июля танковый корпус основными силами вышел в район сосредоточения позади позиций 51-й гв. стрелковой дивизии. Из 221 танка прибыло 213, 2 Т-34 отстали на марше и 7 Т-70 остались в с. Нагольное (4 — по техническим причинам, для 3 — не хватило экипажей). Экипажи приводили в порядок технику после 60 км марша и уже приступили к окапыванию боевых машин. Гораздо хуже оказалось с переброской мотострелковых подразделений, они двигались пешком, поэтому мотопехота 6-й гв. мотострелковой бригады и 21-й гв. танковой бригады к началу боя за вторую полосу не успели полностью выйти на позиции. Здесь необходимо подчеркнуть, что корпус Кравченко утром 6 июля только вышел й районы сосредоточения для приведения себя в порядок. С марша в бой он не вводился, хотя обстановка складывалась, скорее, в пользу именно такого использования прибывших танков.

Утром 6 июля любая временная задержка с выдвижением резервов работала на противника. Смещение начала наступления эсэсовского корпуса на 11.00 (до этого были лишь мелкие вылазки) лишь отсрочило разгром 51-й гв. стрелковой дивизии. Немцами на фронте соединения Н. Т. Таварткеладзе был выбран 3-км участок, по которому нанесли удар дивизия «Дас Райх» и часть сил «Лейбштандарта». Над позициями гвардейцев закрутилось «чертово колесо». Так бойцы окрестили особую форму бомбардировки, которую применяли немцы. Выстроившись в круг, от 50 до 80 бомбардировщиков, сменяя друг друга, наносили удары. Они продолжались непрерывно, как правило, от 30 минут до 2 часов. Вкупе с артиллерийской подготовкой силами артиллерии эсэсовских дивизий и реактивных минометов это создавало достаточную плотность огня для нарушения системы обороны. С падением последних бомб на советские позиции в атаку вышли танки. Только в танковом полку «Дас Райха» насчитывалось более сотни танков, в том числе рота «Тигров». Через 2,5 часа все было кончено: попавшие под удар эсэсовцев подразделения 51-й гв. стрелковой дивизии были частично уничтожены, частично рассеяны. В итоге боя из 8405 человек, числившихся в составе 51-й гв. стрелковой дивизии на 1 июля, к 7 июля осталось только 3354 человека.

Следующим препятствием на пути немецкого наступления был корпус А. Г. Кравченко. Для понимания дальнейших событий следует вспомнить о разнице в организации советского танкового корпуса и немецкой танкогренадерской дивизии. Соединения корпуса Хауссера насчитывали более 20 тыс. человек каждое при «боевой численности» около 7 тыс. человек. Соответственно 5-й гв. танковый корпус насчитывал перед сражением 9563 человека. Даже по штату советский танковый корпус насчитывал 10 243 человека. При сравнении немецкого и советского соединения напрашивается короткое, но емкое сравнение — «Давид и Голиаф». Количество танков в данном случае является лишь одним из показателей. Количество пехоты и, главное, гаубичной артиллерии делало немецкую танкогренадерскую дивизию очень сильным противником. Танковый корпус мог противопоставить артиллерию преимущественно прямой наводки, не обладающую ни дальностью стрельбы, ни умением «заглядывать» в лощины и за холмы. Соотношение сил было бы гораздо благоприятнее, если бы танковый корпус успел объединить свои усилия со стрелковой дивизией на второй полосе обороны. Однако для этого он опоздал на несколько часов. В силу всех этих причин результат лобового столкновения «Дас Райха» и 5-го гв. танкового корпуса один на один был предсказуем. Изначально проигрышную ситуацию могла несколько улучшить тактика использования, но в бою 6 июля этого не случилось.